Вот только рядом нет никого, у кого можно было бы попросить совета. А значит, нужно довериться интуиции.

Привела ведь она его сюда.

Кларий склонился к лицу девушки:

- Вейлана. Ты слышишь меня? Любовь моя… До встречи с тобой я и представить не мог, что умею любить. И я… я так виноват перед тобой. Я обещал защищать тебя, но позволил тебе умереть. Мне нет прощенья. Но ты не должна страдать из-за меня. Только не ты. Я не знаю, как это сделать… я не умею воскрешать из мертвых. Я даже не уверен, что Трилл и Пэн сказали мне правду, но я слишком сильно хочу в это верить. Вейлана! Ты должна жить, слышишь? Прошу тебя. Вернись. Вернись ко мне. Любимая… Я не смогу без тебя.

Он говорил так, словно она действительно могла его услышать. Но Вейлана, все такая же неподвижная, лежала перед ним, и Кларий с отчаянием понимал, что ничего у него не выходит. Он просто не знает, что и как делать. Почему, почему он никогда не спрашивал ее, что требуется от рыцаря?

С отчаянной надеждой, что это поможет ее вернуть, Кларий коснулся ее губ нежным, легким, невесомым поцелуем. Он ждал боли – но боли не было. Как не было и ответа. Он отстранился, закрывая глаза, чувствуя, как наполняются они слезами. Впервые с того дня, как Вейлана проникла в его воспоминания. Впервые с того дня, как все для него изменилось.

И вдруг он почувствовал невозможное. Его пальцы, обнявшие ее ладонь, стиснуло крепкое пожатие.

Кларий отпрянул, неверяще глядя на девушку. А она открыла глаза и глубоко вдохнула полной грудью.

Ее взгляд, бессмысленный и рассеянный, вдруг сфокусировался на нем, и Вейлана улыбнулась.

- Кларий, - тихо, едва слышно прошептала она, нежно касаясь его щеки.

Никогда прежде он не знал, что такое счастье. Чистое, незамутненное, заполняющее до краев – она жива! Вейлана – жива. Она дышит, говорит, улыбается… Ему больше ничего не нужно в этой жизни.

- Вейлана, - он больше не сдерживал слез, но то были слезы счастья.

Он расцеловал ее ладонь и прижал к щеке, наслаждаясь этим теплым прикосновением. Кларий позволил себе эту толику счастья, прежде чем отстраниться от нее и опуститься на колени перед ее постелью.

Потому что ничего не изменилось. Он по-прежнему – преступник и чудовище, недостойное находиться рядом с ней. И он убил ее по велению черного колдуна. Такое невозможно простить.

- Куда ты? – Вейлана поднялась с постели, удивленно глядя на него.

Он посмотрел на нее – прекрасную, сияющую новым, ранее не видимым светом, словно снег под лучами солнца. Истинная белая ведьма… Достойная самого лучшего. Кларий опустил голову.

- Ты никогда меня не простишь.

21

- Ты никогда меня не простишь.

Пробуждение Вейланы оказалось удивительным. Она вынырнула из бесконечной тьмы, окутанная ярчайшим светом. Этот свет тек в ее жилах, даря силу, неведомую прежде. Свет мешал видеть, но мгновение спустя сквозь него проступило знакомое лицо. Кларий! Вейлана вдруг вспомнила все, что произошло. Засада колдуна, пленение и – ее смерть.

Кларий убил ее… и вернул жизнь, как и должно рыцарю. Умиротворение разлилось по ее сердцу, а сила, некогда спящая, окутала тело сияющим плащом. Она смотрела на своего рыцаря и чувствовала непреодолимую потребность прикасаться к нему, целовать – и чувствовать его прикосновения и поцелуи в ответ. Он стал ей жизненно необходим, как и должно быть после обряда. А потому, когда он отстраняется, исчезая из поля зрения, на нее накатывает странное чувство одиночества.

Усевшись в постели, она сразу увидела его, и стало легче дышать. Коленопреклоненный, он опустил взгляд, и невольно Вейлана уставилась на его ресницы. Длинные и пушистые, светлеющие к кончикам, из-за чего непонятна их истинная длина, ей нестерпимо захотелось коснуться их, но ей помешали его слова, изумившие ее.

- Почему? – ее удивляет, что он все решил за нее.

- Я предал тебя, - тихий шепот его едва слышен. - Я отказался от тебя, подчинился ему и отнял твою жизнь. Я посмел причинить тебе боль. Такое не прощают.

Ее затопила волна нежности, такой щемящей, что Вейлана с трудом сдержала слезы. Он выглядел таким беззащитным сейчас, исполненный вины и сожаления.

Она протянула руку и осторожно коснулась его щеки. Ее вдруг поразил контраст между его смуглой кожей и ее ослепительно-белыми на этом фоне пальцами. Словно завороженная, она погладила его, и Кларий замер, застыл, будто статуя, лишь дыхание выдавало в нем живого человека – прерывистое и частое.