Миф об охотничьих угодьях в Кентукки – это еще один местный способ занизить количество местных жителей до прибытия колонизаторов. Один из первых археологов, с которым я работал, доктор Гвинн Хендерсон из Археологической службы Кентукки, писал об этой истории и собирал материал для ее опровержения{23}.

– Самое стойкое заблуждение о коренных жителях Кентукки – миф о Темной и Кровавой Земле – касается того, как эти народы использовали эту землю, – рассказал Хендерсон в недавней беседе. – Легенда заставляет нас поверить, что индейцы в Кентукки никогда постоянно не жили, а только охотились и сражались за его территории. Этот миф продолжает использоваться в детских книгах, научно-популярных изданиях, исторических журналах. И это несмотря на то, что Кентукки – просто географический конструкт (ничего не значащий до 1792 года) и для окружающих географических конструктов Огайо, Индианы, Иллинойса, Миссури и Теннесси подобного понятия не существует.

В Кентукки из-за войны между разными племенами был период, когда поселения объединились за линией фронта и в определенной части штата осталось мало деревень. Но ни в один период времени этот район не был полностью безлюдным. В Северной и Южной Америке мы обнаруживаем сценарий, наиболее близкий к тому, что описывается сегодня в столь популярных сюжетах об апокалипсисе – а именно, что большая часть населения полушария погибла. Как это происходило и с какой скоростью, зависело от региона. Однако индейские племена продолжали существовать. Если слушать рассказы о том, как коренные народы погибали от рук европейцев и завезенных ими болезней, создается впечатление, что эти группы не выжили. Однако это не так. Культура индейских племен, претерпевшая с приходом европейцев глубокие преобразования, так же важна и интересна, как и культура, существовавшая до европейцев. Разрыв в развитии, который произошел с прибытием в Америку европейцев, не разрушил существовавших здесь культур и не привел к их вымиранию. Описание произошедшего такими терминами, как «уничтожение» или «вымирание», может позволить оправдать те виды маргинализации, которые оказались столь разрушительными в прошлом. Сейчас многие археологи это понимают и отвергают эти «повествования», которые якобы объясняют гибель индейских племен. В некотором смысле это удар ниже пояса. Во-первых, мы создаем повествования, которые преуменьшают разрушительный характер взаимодействия{24}. Тогда мы предполагаем, что подлинная культура коренных американцев была повреждена до неузнаваемости. До нас пытаются донести, что индейцев больше не существует, во всех отношениях. Это неправда.

После прибытия европейских колонизаторов в Америку разразилась невиданных масштабов катастрофа, вызванная вспышкой болезней. Последовавшие за этим война и порабощение усугубили трагедию. Историк Джеральд Хорн описывает два апокалипсиса: первый вызван болезнями, а второй – ужасами поселенческого колониализма{25}. Такого рода колониализм мы наблюдаем в Северной Америке, куда колонисты прибыли с целью заселить регион, а не просто использовать его для выкачивания ресурсов. Это привело к длительному геноциду индейцев, вызванному как болезнями, так и порабощением, убийствами и необходимостью покидать обжитые места. Поселенческий колониализм также привел к порабощению миллионов африканцев. В следующих главах я рассмотрю события на востоке Северной Америки в XVI и XVII веках. В попытке понять, почему наступает крах, я начну с изучения причин прошлых катастроф. Позже это позволит нам сравнить современные представления о том, как и почему случается коллапс, и заглянуть в будущее вплоть до того момента, когда этот процесс запустится снова.

Моя жена – модельер. Она называет себя портнихой, отчасти потому, что «дизайнер», на ее взгляд, звучит претенциозно, отчасти из солидарности с теми, с кем она подростком работала в потогонных цехах в Гондурасе. Она задается вопросом, сколько дизайнеров или художников могло бы появиться из этих швейных мастерских, если бы творчество поощрялось, а не подавлялось жесткой необходимостью работать, чтобы содержать свои семьи. Сейчас мы живем в Лексингтоне, штат Кентукки, и у нее есть возможность работать ради творчества. Она основала некоммерческую организацию «Мода Лексингтона», чтобы дать людям шанс на творчество, подавляемое у ее коллег на швейных фабриках. В марте 2020 года мы взяли неделю отпуска после напряженного двухдневного мероприятия, к которому она готовилась на протяжении всего предыдущего года. В нем участвовали дизайнеры со всего юго-востока Соединенных Штатов, множество моделей и представители нескольких племен, демонстрирующих разнообразие культурных традиций. Поскольку жена была занята последними приготовлениями к мероприятию, я решил съездить в Луисвилл (полтора часа в один конец) на выставку, посвященную навыкам выживания и оружию, что было необходимо в сборе материала для этой книги.

К тому времени я, как многие, уже слышал о Covid-19, но у меня не было ощущения, что вирус серьезно повлияет на нашу жизнь. Даже работая над проектом об апокалиптических событиях, я не предвидел масштабов грядущей катастрофы. К тому моменту я прочитал десятки книг и посмотрел множество фильмов о вымышленных катастрофах, но в большинстве из них фигурируют гораздо более смертоносные болезни или фантазии на тему зомби. Реальной версии на горизонте я не видел. Все изменилось, когда я сидел на выставке с Адамом Неметтом, автором постапокалиптического романа «Мы можем спасти нас всех»{26}. Мы слушали, как организатор и ведущий Боб Гаскин рассказывал о нынешних угрозах нашему образу жизни. В течение 45 минут он говорил о вирусе и его последствиях, о том, что будет, когда закроются школы и разорвутся цепочки поставок. Я слушал с долей скепсиса, как слушал в прошлом подобные презентации об угрозе электромагнитного импульса или неминуемом экономическом коллапсе из-за нашего отказа от золотого стандарта. Однако Гаскин оказался убедительным оратором как с точки зрения риторики, так и с точки зрения способности четко формулировать возможные последствия для систем и структур, лежащих в основе современного общества. Позже, обсуждая с Адамом эту презентацию, я по-прежнему скептически относился к услышанному. Школы не закроются, подумал я. Все пройдет само собой. Я ошибался{27}.

Позже на той неделе моя жена приняла трудное решение отменить свое мероприятие. Все поменялось за несколько дней. Мой университет на неделю продлил весенние каникулы, и стало ясно, что отмены занятий не избежать. За два дня до ее мероприятия губернатор рекомендовал отменить или отложить все общественные события. Жизнь замерла. В тот момент такие отмены казались глобальной проблемой. Оглядываясь назад, я понимаю, что это было лишь незначительным неудобством.

Пандемия не достигла масштаба апокалипсиса, но стала печальным и трагическим событием, изменив все. Мы увидели, как обрываются жизни и теряются средства к существованию. Некоторые заведения и предприятия закрылись на время, многие – навсегда, особенно небольшой местный бизнес, которым мы так гордились. Оглядываясь назад, я вижу, сколько времени потребовалось некоторым из нас, чтобы осознать, что происходит. Археологи и историки давно признали: люди догадываются, что на них обрушился коллапс, лишь когда он продвинулся далеко вперед. В нашем случае масштабы и последствия пандемии стали очевидны не сразу, и большинство из нас не видели ее масштабов в течение недель или даже месяцев.

Возможно, пандемия и не является событием такого масштаба, как те, что мы наблюдаем в археологических примерах, о которых я упоминал, но она показательна в рамках размышлений о причине катастрофы. Причиной любой пандемии является патоген, но не он один повинен в катастрофе. Современный мир пронизан тесными связями. Авиаперелеты и круизные лайнеры стали первыми виновниками распространения этого вируса. Система глобальных поставок оказалась более уязвима, чем местная цепочка. Практически полное отсутствие реакции федерального правительства США позволило пандемии распространиться быстрее и убить больше людей. Свой вклад в катастрофу внесли также антинаучные и антиинтеллектуальные настроения определенных групп населения, а также политизация защитных мер, таких как ношение масок, соблюдение социальной дистанции и закрытие объектов. Если смотреть на катастрофу, которой стала пандемия Covid-19, то сам вирус является лишь фрагментом истории.