Мой дядя человек уж совсем необычный: будучи от природы мягким и по-женски инфантильным он с детства удивлял меня таинственностью разнообразия своей личной жизни, а помимо этого он любимчик своих клиенток, так как дядя мой парикмахер и астролог в одном лице (хотелось написать яйце, но к чему тут яйцо пришлось бы думать), причем талантливый астролог, каждый раз пугающий меня точностью сказанного (в следствие чего иногда я сознательно принимаю решение не обращаться к нему с определенными вопросами, хотя он и так всё обо всём знает). В свои 40 лет он выглядит молодо и по-юношески обаятельно с тщательно уложенными волосами и аккуратной, ухоженной бородой (и то и другое он периодически подкрашивает и подстригает со знанием дела, к чему приучил и моего брата – бородатого и кудрявого). Способностью не соответствовать внешне внутренним метаниям, протащившим его по многочисленным приключениям на грани смерти, загадка природы – мой дядя поражает весь наш семейный конклав. Он в шутку называет себя проституткой всея Руси, нет, не потому что он проститутка, а потому что его подруги обычно представляют собой яркий усредненный пример этаких одалисок, гетер. Они любили друг друга – мой дядя и проститутки – он был инфантилен и таил в себе альфонсное начало, они – ненавидели мужчин и предпочитали общаться с изуродованной мужской формой, женской и безопасной. Такая вот дружба.
Вишенка на торте мой брат, брат от одного отца и матери – мавр, высокий, крепкий, смуглый и с жесткими кудрявыми волосами; идеалист и романтик, человек принципиальный и гордый, не лишенный склонности к внушению и послушанию. С 12 лет он пил и гулял, никто никогда в точности не знал где он и что делает. Он был уличным, озорным гулякой, дрался и участвовал в неизвестных нам делах, но никогда не был падким на наркотики и преступления, за что надо бы благодарить его восприимчивость к закладываемым в его уши словам, произнесенным мамиными устами (им редко удавалось поговорить, обычно это происходило, когда маме приходилось бороться с его упрямым нежеланием не создавать проблем в школе; чаще всего разговор переходил в крик и символическую драку с побитой посудой, иногда даже о голову моего братца-засранца, что не мешало им с мамой обожать друг друга). Есть у него негласный принцип спать с девушками только по любви и от больших чувств, мы таких его невест пережили троих (но это только пока), все они были вхожи в наш дом, со всеми семья была знакома, с одной из них они даже жили год в двух комнатах семейного дома, после чего, разругавшись с моей веселой и щедрой на чувства еврейской мамой, съехали, а потом и окончательно расстались. Ещё одна отличительная черта брата – расставшись, он никогда не возвращается обратно (говорю же, у меня необычные родственники). Однако, вишенка он главным образом потому, что писал красивые содержательные стихи, навеянные пережитым на улицах в русском пацанском гетто и прочувствованным историями любовными. Его тексты ложились на написанную кем-то музыку, из чего получалось то, что именуют рэпом, – словом грубым и колдаёбистым, не передающим сути изливаемых переживаний. Мне нравилось, будучи в состоянии нелегкого опьянения, включать его треки друзьям и случайным знакомым, везущим меня от ресторана домой, – так проявлялась моя гордость его талантами и нашими близкородственными узами.
Как видите, нас трое пишущих: я, мама и брат. Остальные братья, коих двое, и сестра не имеют тяги к искусству ни к низменному, ни к высокому, за что грешить можно на их отцовские гены, чужие мне с братом-вишенкой, потому что отцы у нас с ними разные. Всё-таки наш с братом-мавром отец был мужчиной ярким, кутёжником и эстетом хотя бы в том, как он любил щедрые поступки: гуляя в 90-е по ресторанам маленького города Армавир он не скупился оплачивать столы всем гостям посещаемых им заведений, и тем более он не был жаден на подарки женщинам. Привлёк он мою маму безграничной харизмой, умением одеваться и жить. Так и получились мы-недописатели.
Не смотря на честность, никого нельзя лишать права на таинство. Поэтому простите мне тяжесть трудностей, которые я вам создаю, не называя имен ни вымышленных, ни реальных. Я, как несостоявшийся юрист, по привычке руководствуюсь общечеловеческими принципами права. Привычка мешающая, мягко говоря. Не хватает мне бандитизма, как и не хватает смелости быть бандитом, посягающим на семейные ценности, что, наверно, вредно для писателя как человека, призванного будоражить общественность.
Между тем наша троица пишет о разном: брат склонен к поэтическому мышлению; я задумывала опубликовать личные дневники, местами очень даже достойно написанные, потом меня захватила идея подготовить труд о русских эскортницах, не покидало меня и желание посвятить книгу рассказам о своей семье, даже думала поведать миру и стране о жизни 22-летней девушки – то есть о себе и своих переживаниях, сейчас же я занимаюсь чем-то совершенно непотребным без названия; ну а мама остается загадкой, впрочем, и для себя тоже. Я называю её еврейской мамой не потому, что она склонна оправдывать предрассудки о скупости еврейского народа, а лишь в силу её особого дара всегда и везде оставаться веселой и остроумной, такой мудрой с непохожей на всех судьбой, родной и дорогой еврейской мамой, переходящей с кубанских диалектов на совсем уж еврейские выражения; причём мечтой её был мой брак с еврейским парнем, с которым мы дружили с детства, посещая несколько лет вместе курсы английского языка. Такой был хороший еврейский парень из хорошей состоятельной еврейской семьи, папа в которой был следователем. Удивительно, как несостоявшийся зять на протяжении долгих лет уже после курсов английского неоднократно предпринимал попытки нашего с ним сближения; шестым чувством он знал, когда я появлялась в Краснодаре, – в городе, где выросла и из которого уехала в Москву получать достойное моих способностей образование и куда возвращалась на каникулы в перерывах между учёбой. Мы с ним даже целовались после рейда по третьесортным барам-клубам на улице Красноармейской, под подающим снегом, редким для южных городов. Волей судьбы или моей при беспрепятственной возможности сблизиться не только губами я уехала на такси домой, так и не закрыв подростковый гештальт уже не в подростковом возрасте. Товарищи, верящие в проведение, могли бы сказать, что всё в этой непознанной жизни не зря, всему своё время и так далее, что ж, может, вы и правы. Может, это мой самый хитрый и бессознательно расчётливый женский поступок: так сказать раздувание его желания, тлеющего годами в его мужском теле, подготавливающего почву для безоговорочного захвата в будущем не только тела, но и воли. Хотя никак не избавиться от вероятности нашей полной несовместимости, о которой мы могли бы узнать, но не узнали.
Если позволите, я расскажу наконец-то немного о себе, но далеко от поднятой темы уходить не буду. Чем меня обделила природа, так это женской расчетливостью. Не думаю, что это следует мешать с хитростью. Впрочем, хитрость мне тоже несвойственна, как и другим членам моей семьи. Какие-то зачатки навыков манипулирования, слава богу, небеса мне отсыпали, поэтому есть надежда сделать из меня женщину со временем. Да, все-таки я женщина. Не знаю почему, но вести повествование от женского лица кажется мне ненадежным (да простят меня все женщины Земли, я подвожу их, когда должна бы с достоинством и высоко поднятой головой защищать): признаться, мужчине верится с большей лёгкостью. Признаваться в подобном в наше время наплыва историй о лесбиянстве и феминизме всё равно, что поставить на себе крест как на писателе. Но вы же помните, я человек отчаянный.
Откуда растут ноги этого отчаяния даже мне, его носителю, трудно определить с хирургической точностью. Могу лишь обозначить переломный момент, с которым пришла решительность делать то, что я умею – писать, потому что оказалось, что больше я ничего делать не могу, кроме уборки, чтения и просмотров старых голливудских фильмов. Так уж вышло, что, когда я вышла из стен юридического университета, удача оказалась не на моей стороне, – путного юриста из меня не получилось по разным причинам, хотя я и не сильно старалась; мне хватило смелости признаться себе и семейному конклаву в непереносимости бюрократизма и чиновничества как явления в целом. Хотя только вчера я дала обещание дяде попытаться устроиться секретарем в тушинский межрайонный следственный отдел (просто он около дома): жизнь – бинарная штука, а мы в ней – родственники, на которых возлагаются надежды.
