Душу доить смозоленной красной рукой

Долго, упрямо и страстно, до дрожи –

Можно. Доить и видеть стеклянный взгляд. Снова. Опять.

Взгляд на интерес, на смак без намёка.

А ты в него рвёшься стучать, стучать и стучать

До сине-чёрных кровоподтёков.

Мягкость и тишина

Будь мягким и тихим,

Мягкость и тишина –

Поэзия мысли.

Кичливость тебя не возвысит.

Будь мягким и тихим

На этом печальном пути,

Всего на пути не найти.

К некрасивым

Все некрасивые похожи,

Пока хоть капля силы будет,

Они готовы лезть из кожи,

Чтоб навредить красивым людям.

С немытым личиком и в брюках,

Которые на них не сели,

Изобразительные в трюках

Вреда, убогость сердца сеют.

Корпят над гадостью, стараются

И забывают беспробудно,

Что некрасивыми рождаются,

А быть красивым – это трудно.

Иконы и прихожане

Красивы лица у святых,

Как будто всё ещё из плоти,

Они глядели вниз с полотен,

Из рам лазурных, золотых.

На чей-то крест, на чей-то шёлк,

Величественно в высшей мере,

Как резко распахнулись двери

И кто-то – просто так! – зашёл.

Поставил свечку, посмотрел,

Как молятся усердно бабы,

И вышел, за стеной ноябрь

Ольховой веткой шелестел.

Прощание с Музой

Поэт лежал в бреду:

«Не уходи!» – он Музу умолял.

Но Муза встала у дверей:

«Прощай!» – и только соловей

Запел под окнами и свет

К ногам несчастного упал.

Поэт боялся – он грешил,

Крал мысли, пил вино, блудил,

Хотя талантлив, страстен, смел,

Он разжигать сердца умел,

Но справедливый суд ему

Был, вероятно, ни к чему.

«Иди со мной! – просил поэт, –

Мне одному идти тревожно

По пыли вечных тех дорог,

Что ждут меня!» Но за порог

Уже одной шагнула ножкой

Гуляка-Муза: «Не могу!»

«Но ты клялась мне верной быть,

Когда ради тебя одной

Я отказался от земной

Причуды верить и любить!»

«И я была!» – второй шажок,

И только локонов янтарь

Янтарь напомнил виноградный,

Исчезла Муза за оградой,

А по поэту очень скоро небесный зазвонит звонарь.

На Небе будет заседанье

У нежных облачных столбов,

И вдохновенье, и любовь

Там будут: жизнь – не оправданье.

Тополь

К моим рукам сегодня тополь

Всю в сучьях руку протянул,

Так скучно в городе ему

Стеречь кладбищенские плиты,

Которые уже ветхи и жалко у краёв разбиты.

И мне вдруг показалось, что

В обыкновенный хмурый шторм,

В обыкновенный день угрюмый

Мне дали ласковые струны.

И стало с ними грустно мне,

Но всё запело на земле!

И в муке их касались пальцы:

И слушать грустно – и расстаться.

Люби, Мари

Смотри, Мари, Луна на небе,

Свидетель тайны и любви.

Ей начат вновь её молебен

За радость всех людей Земли.

Смотри, Мари, как безрассудно

В лучах пушистых и седых,

А за лучом – во мраке скудном

Рождение твоей звёзды.

Смотри, Мари, как будто искры

В пространстве вспыхнули для нас.

Люби, Мари, светает быстро,

И предрассветный жуток час.

Розовый шиповник

Сейчас уже осень, твержу наизусть

Те песни, в которых весны черты.

Но завтра, боюсь,

Я увижу, что розы мертвы.

И солнце не греет, а только глядит свысока,

Глядит с высоты равнодушных небес,

И плавно спускаются облака

Туманом на лиственный лес.

Мир холодно нем,

И среди пожелтевших берёз

Сибирский шиповник склонился к земле,

К наполненным влагой следам колёс.

Бар

Вернулись мы к тому же бару,

Как будто время не прошло,

Как будто всё ещё крыло

Одно белеет – милый парус.

Мы сели за любимый столик,

Уже покрытый скукой лет.

Через стекло осенний свет

Упал на белый подоконник.

Мы сплетничали о знакомых.

Тоскуя, ты вокруг глядел:

Всё изменилось и везде

Теперь уюта нет, нет дома.

И только красным в водах талых

Горят весь вечер фонари.

Ты уезжал отсюда в Рим,

И ты не знал, что я страдала.

Картины, статуи

Не требуйте безумства от людей.

Мы не меняемся, но мы актёры.

Я понимаю, страшный пыл страстей,

Желания, ночные приговоры –

Картины не меняются в цветах,

И гипс на статуе уже застыл надёжно.

Повиснет: «Да!» на жаждущих губах,

Но это «да» смешно и невозможно.

Люстра с ангелами

Вечерний запах роз. Мной решено – влюблюсь,

Не потому, что сердце просит ласки,

Нет – потому что свет двух итальянских люстр,

Где держат ангелы, как свечи, лампы.

Так этот свет красив, что в нём уже любовь

Блуждает маленькой раздетой тенью.

Она прикрылась стразой голубой,

Мерцающей над масляной сиренью.

Смотря в твои глаза, я вижу целый мир,

Навечно в нём хочу оставить сердце.

Мне всё равно, что рвётся даже нить,

Которую Клото ласкает в Греции.

Москва теперь в туманах и дождях,

Бутоны роз застыли в белой влаге;

Мне, опасающейся, хочется тебя,

Куда идти под ночь – конечно, к ангелам!

Привлекательные

Размер, параметры – нет, внутреннее чувство?

Любезность, доброта, тепло?

Какой огонь хранит алмазный сгусток –

Дар привлекательности, чёрное крыло

Всегда влюблённых? Трудная задача.

За каждой шалостью – шипенье плат.

Всё можно промотать, от чувств до внешних качеств,

Но – не любовника талант.

Да, это так. С одними вечность вместе,

С другими – объясненья при Луне;

Есть третьи – и у них маячит в каждом жесте

Ваш будущий успех наедине.

Старый район

Я тайком прихожу в этот старый район

В чёрной шляпе, надеясь влюбиться.

Это глупые ночи, но сердце моё,

Поумнев, перестанет биться.

Я влюбляюсь безбожно; мне дарят цветы,

Мне читают Рембо и Бодлера,

Мы гуляем – увы, нет в Москве темноты! –

Мы гуляем по жёлтым скверам.

Новым утром настанет провал – ничего! –

И над пропастью надо расстаться.

Мне французы из всех стали ближе всего.

Как они восторгаются иллюминацией!

Art is

Ироническое впечатление от посещения выставки «Art is» в Москве 05.12.2021

Грязно и людно,

Как следствие – грустно.

Здание – есть здания франты! – плохо одето.

Если искусство – это,

Значит, оно уже на люстре.

Само с верёвкой встало на табурет,

Сбросило кожаные мюли,

А те, кто взялся за краски на склоне лет,

Ножкой опору его качнули.