— Да не горлопань ты, — проворчал он и подвинул миску ближе к двери, — я пожрать принес, ты, неблагодарный кусок меха.

Собственный голос ощущался странно. Олег в последнее время почти ни с не кем говорил, исключение составляли продавщицы в супермаркетах, где он затаривался, и редкие созвоны с Вадиком. А больше у Олега поводов открывать рот не было — кажется, его даже в детдоме в основном за это и любили. Насупленный, серьезный, зато немногословный.

Нового витка рыка не последовало, но и носа из сарая никто не показал, и Олег, прождав еще секунд десять, решил не мучить бедное животное и не испытывать собственную удачу, поднялся на ноги и уже собирался отступить обратно к дому, как одновременно произошло сразу несколько вещей.

Во-первых, из сарая снова пронзительно и очень жалобно заголосили. Во-вторых, сразу за этим рыкнули. А в-третьих из-за приоткрытой двери Олегу прямо под ноги выкатился… лисенок? Явно не тот, который за ним наблюдал — меньше раз в пятнадцать, темненький и похожий на смешную мохнатую картошку с ушами на непропорционально большой голове и тощим хвостом. Олег не особенно разбирался в жизненном цикле лисиц, но, кажется, щенок не был совсем уж малюткой: несмотря на свой размер, он сам поднялся на лапы, после чего поднял мордочку, завилял Олегу хвостом, открыл пасть и…

Какой бы звук лисенок ни издал, его перекрыл молодецкий разъяренный рык. И вот теперь из-за двери показался нос — тот самый нос, который регулярно сталкерил Олега последние полтора месяца. К носу прилагались темно-синие, почти черные, глаза-бусинки на вытянутой морде, уши по стойке смирно и оскаленная пасть, сверкающая острыми зубами. Олег автоматически поднял руки с раскрытыми ладонями — не то чтобы это должно было хоть как-то помочь — и очень медленно отступил еще на полшага. Лисенок в два скачка его нагнал и, подпрыгнув на месте, вцепился зубами в штанину, по-прежнему виляя хвостом. Лис снова рыкнул, но не двинулся с места, хотя Олег видел, насколько напряжены его вытянутая шея и передние лапы. Поведение могло показаться странным: делов-то, просто вцепись незнакомцу в глотку и защити детеныша — но Олег догадывался о его причинах. Редко когда псовые приносили по одному щенку.

И точно: стоило приглядеться, как между передних лап лиса Олег заметил еще одного щенка. С такой же смешной головой, коротеньким носом и несимметрично торчащими ушами. Он жался к родителю и издавал очевидно взволнованные звуки.

Все так же медленно, стараясь по максимуму сохранять спокойствие, Олег нагнулся и подхватил болтающегося у него на штанине лисенка под живот. Он был упитанный, пушистый и очень приятный на ощупь. Даже не запищал. В отличие от своего беспокойного сиблинга. Лис снова угрожающе заворчал, хотя Олег только присел на корточки и поставил лисенка на четыре лапы. Стоило разжать пальцы, как тот извернулся, упал спинкой на дощатый пол и приглашающе растопырил смешные короткие лапы. Олег поднял взгляд, но лис больше не рычал, а только напряженно наблюдал за происходящим, низко опустив голову и загораживая второго лисенка. Восприняв это как молчаливое одобрение, Олег коротко прошелся двумя пальцами по покрытому пушком животу, потом снова подхватил лисенка, снова перевернул, поставил на лапки и подтолкнул к миске с нарезанной курицей.

Лисенок сначала не понял, что от него хотят, потом смешно дернул носом, принюхиваясь, потом еще и, когда до него дошло, что это еда, радостно нырнул в миску, тут же принявшись с большим энтузиазмом чавкать. За лисом снова заголосили, но уже не встревоженно. Олег не был уверен, что животные способны испытывать что-то сродни зависти, но, похоже, что способны. Лис снова тихонько рыкнул, переступил с лапы на лапу, и это стало его роковой ошибкой. Стоило ему немного сменить позу, как из-под него выскользнул и рванул к миске второй лисенок.

А потом третий.

А потом четвертый и пятый.

— Да ты, оказывается, многодетная мамаша, — присвистнул Олег, но быстро поправился, когда лис угрожающе фыркнул на это определение:

— Или папаша. Не имею ничего не против.

Из кучи просмотренных документалок о дикой природе Олег знал, что среди животных часто такое встречается: чтобы воспитанием наравне занимались и самец, и самка. Лис благосклонно опустил голову и даже немного расслабился, хотя по-прежнему очень пристально наблюдал за толкающимися и фырчащими у миски щенками. Олег и сам залюбовался ходящими ходуном хвостами и то и дело смешно дергающимися ушками.

Лисята ели с большим аппетитом, забавно перебирая лапами, отпихивая друг дружку и периодически потявкивая. Теперь стало понятно, чего лис мотался из сарая в лес и обратно, как по расписанию: попробуй прокорми такую ораву. Миски им хватило едва-едва, когда лисята один за другим начали отходить от нее, Олег увидел, что она вылизана дочиста. Последний, самый настойчивый, продолжал возить маленьким розовым языком по бортику, наступил на самый край лапами и едва успел отпрыгнуть, когда миска под его весом опасно накренилась и забренчала. От испуга он тявкнул и стремглав бросился под защиту мощных отцовских лап. Олег едва слышно рассмеялся. Это определенно было в разы интереснее документалок.

— Прости, приятель, — развел он руками, заметив, насколько тоскливым взглядом лис проводил пустую миску, когда Олег ее поднял. — Я же не знал, что у тебя тут аншлаг. Но я принесу еще, если не удерешь сейчас в лес.

Лис осуждающе заворчал, потом шагнул вперед и ловко перехватил за шкирку одного из лисят, снова примеривающегося к Олеговой штанине.

— Понял, понял, никаких больше игр, — кивнул Олег и нехотя развернулся, сходя с низкого помоста перед сараем.

По пути в дом он дважды оглянулся: на второй раз уже ни лисят, ни лиса не наблюдалось.

Едва разувшись, Олег полез в морозилку, но потом передумал и переключил свое внимание холодильник: котлеты размораживать не было нужды. Мелко накрошив пару штук в миску, Олег вынес ее к сараю. Дождь за его короткую отлучку успел обратно превратиться в ливень, и зверье не вышло его встречать, хотя из-за двери слышалось отчетливое копошение и попискивание. А еще из-за нее торчал черенок явно нарочно уроненного инструмента.

Это были грабли.

Забавное совпадение, решил Олег и оставил миску у входа.

***

— Как думаешь, — задумчиво спросил Вадик, перекидывая зубочистку из одного угла рта в другой, — если североамериканского кролика-зануду запулить из пневмопушки в горячую точку, он снесет тебе яйца одним или двумя ударами?

Пахло гарью, потом и паленой плотью. В воздухе висела гадкая песочная взвесь — везде, кроме пятачка радиусом метров десять, в центре которого они и находились. Буря обступала их идеально ровным кольцом, будто они оказались внутри новогоднего стеклянного шара или в оке урагана.

— Чего? — переспросил Олег, едва ворочая языком, и Вадик очень терпеливо, делая долгие паузы между словами, принялся повторять:

— Как думаешь, если североамериканского кролика-зануду…

Олег знал, что спит. Не потому, что Вадик нес херню — Вадик и в реальности в пятидесяти процентах случаев нес херню, либо слишком заумную, либо слишком тупую для понимания простыми смертными — а потому что око урагана не могло быть диаметром всего десять метров, и тем более посреди этого ока не могло стоять медицинской каталки, на которой Олег и возлежал, целомудренно прикрытый простынкой по грудь.

Все тело болело. Боль расходилась волнами от давно заживших пулевых: плечо, ключица, селезенка, далее по списку. И не было никакой возможности пошевелиться — руки, ноги и даже голова ощущались как каменные.

Сон был паршивый — Олегу почти всегда удавалось вовремя осознать, что это именно сон, но никогда не удавалось проснуться до будильника или положенных семи тридцати — и все же это был не худший из вариантов. В этот раз хотя бы не стреляли.

Будто прочитав его мысли, мироздание добавило в текущую картину мира новый звук — сначала совсем тонкий, почти неслышный, а потом нарастающий по экспоненте писк, который вот-вот грозился перерасти в рев. С таким ревом обычно проносились над головой истребители. Олег облегченно выдохнул, пытаясь уговорить зачастившее сердце успокоиться. Истребители в его снах значили скорую смерть.