Точнее нет, не так: Вадик говорил много, где-то чересчур восторженно, настолько выпадая из контекста происходящего, что его то и дело приходилось одергивать, возвращая в колею, где-то слишком запутанно и по-научному, но в общем и целом все его речи сводились к одному — к рабству.
Олег знал об оборотнях, но не слишком много. Был наслышан об их незавидном — бедственном — положении в стране, но по большей части это его не касалось. У него никогда не было ни друзей, ни даже приятелей-оборотней, хотя в детдоме в одной с ним палате, когда Олегу было лет восемь и он, по дурости навернувшись с турника, сломал ногу, почти две недели жил мальчишка со смешным серым хвостом-метелкой и облезлыми ушами. Волчонок. Мальчишка именно жил, а не проходил лечение, и для изолятора это было чем-то из ряда вон: попасть туда значило на долгий срок выпасть из жизни и, как следствие, грозило расстройством тщательно выстроенных социальных связей, потерей друзей, которые к твоему возвращению уже заводили новых, насмешками и прочими неприятными вещами. Олег ненавидел каждый проведенный в изоляторе день, а мальчишка просто там ж и л, потому что иначе соседи по комнате его поколачивали, тыкали пальцами и дразнили. Олег тоже тыкал в него пальцем и дразнил, а, когда научился ковылять на костылях, начал и поколачивать — больше из зависти, чем из неприязни или страха, как другие ребята. Это ведь было ужасно несправедливо: у Олега и фамилия была подходящая, и от отца ему остался острый желтоватый клык на шнурке, и он был большим и сильным. Волчьи уши и хвост полагались ему — ему! — а не какому-то не умеющему постоять за себя замухрыжке.
Воспоминания о тех днях, как и обо всем времени, проведенном в детдоме, у Олега сохранились обрывочные: он помнил, как однажды его поймала на горячем Вер Пална, медсестра, как шмыгающего носом волчонка перевели в другую палату, как ему прочитали долгую, нудную и очень неприятную лекцию о том, насколько несладко живется оборотням среди людей, на которую он сначала разозлился, а потом долго-долго плакал, пока сердобольная Вер Пална гладила его по голове.
Волчонка после этого Олег не видел: возможно, его усыновили, возможно, перевели в другой детский дом — второе было более вероятно. А Олег еще долго не мог до конца справиться с той иррациональной завистью. И хотя Вер Пална довольно подробно, в красках, не жалея его чувств, расписала, почему завидовать оборотням не стоило, лично и окончательно Олег убедился в ее правоте, только когда попал в армию и познакомился там с Вадиком.
Вадик был повернут на оборотнях почти на столько же градусов, на сколько был повернут на деньгах. Магистрская работа о “культе оборотничества в Центральной Азии XVI-XVII веков”, докторская на тему феномена стайности в древнерусской культуре, пинок под жопу из родного института за “подозрительное сочувствие”, публикации в иностранных научных журналах, конференции, он даже две лекции в Сорбоннском университете читал!
— Че.. го? — выхрипел тогда Олег, услышав о Сорбонне. Вадик держал его голову у себя на коленях и нес всякое, чтобы удержать в сознании до прибытия медиков. На профессора с его татухой во всю грудь, рассеченной бровью и вечной маньячной улыбочкой он походил меньше всего на свете, но Олегу было слишком больно и слишком хотелось спать, чтобы он попытался вывести этого поганца на чистую воду.
— Ты себе даже не представляешь, Поварешкин, — продолжал чуть нервно, но все еще вдохновенно вещать Вадик. За секунду до этих слов он хорошенько шлепнул Олега по щеке, Олег резко пришел в себя и теперь гадал, насколько приличный кусок рассказа пропустил. — То, как устроена их репродуктивная система — просто невероятно! Принести потомство могут как самки, так и самцы, и это ли не следующая после нас ступень эволюции, и…
Кажется, Олег тогда все же вырубился, по крайней мере, голос Вадика начал отдаляться, и отдаляться, и отдаляться, пока не стих совсем, но разговор тот запомнил, хотя по всем законам жанра должен был не. И именно поэтому два дня назад, держа в руках листовку с портретом некого Сергея Разумовского, лиса-оборотня, пропавшего почти год назад, он подумал: ну, да, теперь все кажется куда логичней. И поэтому же позвонил Вадику.
Тому самому Вадику, который теперь толковал ему о рабстве. Домашнее зверье с во много раз превосходящим животный интеллектом, рабочая сила — оборотни и быстрее, и сильнее обычного человека — да то же сексуальное рабство, мало что ли порнухи со всей этой звериной атрибутикой вроде ушек, хвостов и поводков.
— Я правильно понял, что у него щенки? — уточнил Вадик в трубку пару минут назад. Олег слышал на фоне мерное урчание мотора и приглушенный городской шум. Скорее всего, Вадик был за рулем. Возможно, стоял в пробке. В какой-то момент шум стал громче, и раздался характерный зиповский щелчок. Вадик закурил. Думать об этом было странно: за последние полгода Олег как будто забыл, что существует такие штуки, как пробки и голос многомиллионного мегаполиса, который врывается в салон, если чуть приоткрыть окно и выпустить наружу тонкую струйку дыма. Олег не сомневался, что Вадик обретался сейчас как раз в мегаполисе: когда не был на заданиях, он любил шумно и с размахом кутить, без сожаления въебывая только заработанные деньги.
— Да, — повторил Олег. Ему казалось, что он уже упоминал это, но в последние дни голова нещадно пухла, и поручиться он не мог. — Пять штук. Им не больше полугода. Впервые я увидел их полтора месяца назад, и они не казались… — Олег задумался, подбирая слова. Вспомнил сентябрьское дождливое утро, лисье семейство, оккупировавшее его сарай, и выброшенные на землю грабли. Кажется, лис — Сережа — был не слишком хорошего мнения об Олеговых умственных способностях, раз рискнул так выебнуться. — …совсем крохотными.
Ничего лучше он так и не придумал, но Вадик все равно зацепился за другое.
— Оборотни не приносят столько детенышей. По крайней мере, если оплодотворение происходит… естественным путем. В этом плане они ближе к людям, чем к животным. Один-два щенка за раз. Три уже считается редкостью. Пятеро — это либо один случай на миллион, либо какой-нибудь аналог ЭКО.
Олег похлопал себя по карманам и чертыхнулся, вспомнив, что сигареты остались в другой куртке. Он собирался в очень нервной спешке — телефон с только пришедшей смской жег задний карман джинсов, лис не сводил с него внимательного, абсолютно человеческого взгляда. Идиот. Олег Волков был гребанным идиотом, раз не видел очевидного.
Его частично оправдывало, но не избавляло от ответственности только собственное невежество: он был уверен, что оборотни или целиком и полностью интегрируются в человеческое общество и ведут себя и выглядят соответствующе, или живут в глухих лесах как… кто? Дикари?
Надо было чаще слушать Вадика, который мог часами разливаться соловьем на эту тему.
— И, по-твоему, это связано с тем… заведением?
Информация в смске была максимально сжата, что на Вадика было не очень похоже: “похищение, разведение, гос. заказ(???)”, дальше шли координаты. Олег, когда добрался до интернета, пробил их, но ничего не нашел. На общедоступных картах на нужном месте просто рос чуть замыленный, как скопипащенный, лес. Зато на изображениях со спутника, к которому у Олега остался доступ с наемничьих времен, получилось разобрать приземистое здание буквой “П”. Здание стояло на небольшой опушке, окруженное густым лесом на километры вокруг. Снимки были недельной давности, — сейчас спутник пролетал где-то над Южной Америкой, — и на них можно было разглядеть пять человек в белых халатах и двоих в около-военке со смутно угадывающимся оружием в руках. Здание опоясывалось колючкой, она аж сверкала на солнце — видимо, только-только привезли и установили. Все это вкупе и в самом деле навевало мысли или о гос. заказе, или о том, что у тамошних ребят очень, очень серьезная крыша.
— Почти уверен, — Вадик на том конце провода затянулся, и Олегу показалось, что он слышит шипение, с которым тлеет сигарета. — От твоего дома до этой ебалы сорок километров, и больше ничего поблизости нет. Это во-первых. Во-вторых, сам по себе факт наличия ебалы. Не слишком ли большое совпадение: ты звонишь, объясняешь ситуацию, я ищу что-то подозрительное и…
