Идти действительно было непросто.

Оборотни в большинстве своем были сильнее и выносливее среднестатического человека, но была одна оговорка. Сережа как-то не учел, что на Олеговых харчах лисята отъелись, да и в целом ощутимо подросли. К тому же Сережа никогда не таскал их всей гурьбой на руках: либо за шкирку, строго по одному, потому что в пасть больше не помещалось, либо охапкой по двое-трое, но одно дело перенести их с дивана в гостиной на кровать и совсем другое — тащить, взволнованных, то и дело пищащих и лягающих коробку, по пересеченной местности. По Сережиным прикидкам, основанным на статистике вылазок Олега за продуктами, до ближайшей цивилизации было километров тридцать-пятьдесят. Немного, он рассчитывал пройти их за пару дней, но спустя час пути ощутимо урезонил свои аппетиты. Человеческая скорость была в разы ниже лисьей, он отвык от этой вынужденной медлительности. Раз или два его посетила мысль все же обратиться и повести выводок пешком, но, во-первых, лисят было аж пятеро, за ними был нужен глаз да глаз, во-вторых они бы при всем желании не смогли развить нужный темп, а в-третьих, было банально жалко бросать стащенное у Олега добро. Выйти к людям это полдела. Гораздо важнее будет незаметно интегрироваться и затеряться в толпе, и одетым и с деньгами это сделать проще, чем голым. Так что Сережа довольствовался, чем есть: то и дело перехватывал коробку поудобней и шагал, шагал, шагал вперед.

Он шел вдоль дороги. Иногда по ней самой, а иногда, когда ему чудилось, что он слышит звук приближающегося мотора, нырял в ближайшие кусты. Нервы были на пределе, давала о себе знать усталость, и чаще всего тревога оказывалась ложной. Где-то через два часа с момента Сережиного ухода — уже начало смеркаться — где-то вдалеке раздался всамделишный рев мотора. Сережа вовремя ушел в сторону и скрылся за деревьями. Рев постепенно становился громче, и через пару минут показались желтые светящиеся глаза фар. Машина, неспеша переваливаясь на кочках, ехала в сторону дома.

Лисята заволновались в коробке, запищали, и Сережа на автомате шикнул на них, хоть и понимал, что это излишне: с такого расстояния Олег никак не мог их услышать. Машина поравнялась с Сережей, двинулась дальше, и уже скоро ворчание мотора стихло. Сережа выдохнул с облегчением, самую малость приправленным разочарованием, и…

Не смей, прошипел внутренний голос, впервые за несколько часов подавая признаки жизни и не давая Сереже даже шанса додумать мысль. Не смей, мать твою. И иди, давай, с твоим балластом хер выиграешь приличную фору, так что никакого тебе отдыха.

ИДИ.

Сережа шел.

Когда лисята в коробке начали ворочаться активнее и требовательно поскуливать, он сделал небольшой привал: высыпал их всех на землю, вытащил одну порцию курицы и отдал подтаявший кусок на растерзание. Лисята набросились на него с голодным нетерпеливым урчанием, окружили, и получилось такое забавное мохнатое солнышко, с истончающимися ближе к концу, неистово виляющими лучами. Солнышко было живое: оно ворчало, чавкало и топталось на месте. Сережа протянул было пальцы, чтобы почесать Нику, но тут же отдернул, потому что она возмущенно огрызнулась и показала маленькие, но острые зубки.

Вот оно, подумал Сережа. Или это сказал голос. Они как будто зацепились за это одновременно, как за что-то весомое, важное для обоих. Вот почему ты не имеешь права рисковать и с сожалением смотреть вслед Олеговой машине. Он не мог позволить им вырасти дикарятами. Не можешь обречь их на существование неразумного зверья, а именно это их, скорее всего, и ждет, если ему не повезет попасться. В лучшем случае. В худшем пустят на шубы, как самых обыкновенных лис, только крупнее, пушистей и оттого более ценных.

Уже через пару минут с курицей было покончено. Лисята повозили по картонному лоточку носами и языками, поныли, что не наелись, но отдавать им вторую порцию Сережа не собирался. У него и самого бурчало в животе. Он жалел, что не прихватил с собой хотя бы сыра или порцию рагу, на которое вчера, пока Олег готовил, чуть насмерть не истек слюной. Но тело в режиме чрезвычайной ситуации действовало само и собирало только самое необходимое. Видимо, поддержание внутренних ресурсов несколько поблекло на фоне более важных вещей, и ими пришлось пренебречь.

Ничего.

Ничего. Надо просто пройти еще немного, а там можно будет устроиться на ночевку и утром поохотиться в лисьей форме.

Он загрузил лисят обратно в коробку, укрыл пледом и поднял — с гораздо большим трудом, чем дома, пару часов назад. Начало холодать, Сережа успел подмерзнуть, пока ждал, чтобы лисята поели, и решил ускориться. Хотя бы попытаться отогреться. Еще не стемнело, но сумерки понемногу сгущались, и различать дорогу под ногами становилось все сложнее. Глупые человечьи глаза не умели переключаться в ночной режим.

Лисята в какой-то момент совсем притихли, и только Ника изредка смешно и звонко всхрапывала, а потом с протяжным писком выдыхала. Лес вокруг то замолкал, то снова оживал. Где-то в вышине ухали совы, а дальше по дороге — тихо ворчал мотор.

Сережа встряхнул головой, отгоняя очередной морок, и зашагал дальше.

— Ку-ку, — отозвалась откуда-то с дерева кукушка, и Сережа повернул голову, уже готовый задать ей полагающийся вопрос, но кукушка замолкла и с тихим шелестом сорвалась с ветки. Сережа поморщился и вернул взгляд на дорогу.

Первым он заметил желтоватый отсвет вдалеке. Шум мотора стал громче. Он был не такой грозный и низкий, как у Олегова джипа, но это определенно был шум мотора, и он определенно приближался. Машина вынырнула неожиданно, из-за крутого поворота метрах в двухстах, на секунду ослепила Сережу дальним светом, и он сломя голову ломанулся в чащу.

Не заметить его не могли, но от неожиданности могли принять за крупного зверя. Сережа отбежал шагов на сорок и прижался спиной к дереву, напряженно вглядываясь в сторону дороги. Сердце колотилось как бешеное, и, чтобы немного его унять, Сережа покрепче прижал к себе коробку. С полчаса назад он видел ответвление дороги, уходящее назад и в сторону, возможно, ехали туда.

Не один же Олег живет в глуши. Мало ли кому еще приспичило на ночь глядя наведаться к себе на дачу.

Машина и в самом деле была не такая, как у Олега, значительно меньше и ниже, и выбоины давались ей тяжелее. Она ползла со скоростью, едва ли сильно превышающей человеческую. Наконец, она поравнялась с Сережей и проехала дальше. Сережа облегченно выдохнул, прикрывая глаза, но тут же распахнул их обратно — послышался натужный скрип тормозов.

Машина остановилась.

Сережа отступил от дерева и сделал несколько шагов назад. Лисята от неожиданной встряски попросыпались и завозились в коробке, и он несильно хлопнул по картонному боку раскрытой ладонью, призывая их к порядку.

Заглох мотор. Хлопнула дверца.

Потом хлопнула вторая и третья, а уже через секунду лес по направлению к Сереже пронзило три мощных фонарных луча.

Сережа облизнул враз пересохшие губы и отступил еще на несколько шагов вглубь леса.

— Лиси-ичка! — издевательски нежно позвали со стороны дороги.

— Ты, бля, дебил или как? — злобно выругался другой голос.

И Сережа побежал.

***

Он ломанулся наугад, между деревьев, петляя и перепрыгивая через кочки. Кроссовки то и дело цепляли за ветвистые, стелющиеся по земле корни, глаза не разбирали дороги.

Его словно закинуло в себя же трехмесячной давности, только внутренний голос молчал. Но Сережа и сам знал: если хочешь жить — беги.

БЕГИ.

Кислород закончился почти сразу, и Сережа, на секунду опустив коробку на землю, скинул с плеч рюкзак. Потом поднял коробку и побежал снова. Делу это не помогло: он все еще был слишком медленный, а преследователей, судя по хлопкам дверей, было минимум трое. И они бежали порожняком, без ценного груза.

— Куда? — крикнули сзади, совсем близко, но все же чуточку запыхавшись. Это придало Сереже сил.

— Левее! — ответили уже откуда-то сбоку. — Возьми левее!