На сборы у Олега ушло минут пять от силы: никаких лишних движений, все четко, по порядку, не тратя ни единой секунды впустую. Может, он военный в отствке? Странно только, что такой молодой.
Уже стоя на пороге, Олег смерил Сережу еще одним пристальным взглядом. Сережа снова облизнулся, и одновременно с этим у него очень вовремя и очень жалобно забурчало в животе. Видимо, это стало решающим аргументом в его пользу, потому что Олег наставил на него указательный палец, грозно посмотрел, но, так ничего и не сказав, был таков. Наружная дверь открывалась также от себя, щелчка замка Сережа не услышал и с благодарностью подумал, что, видимо, Олег не стал его запирать. Дверь выглядела достаточно массивной, но не настолько, чтобы при должных усилиях он не смог ее открыть, с разбегу навалившись всем весом.
Только не смей прямо сейчас срываться с места, предупредил внутренний голос, выжди.
Стоило двери за Олегом захлопнуться, как сердце застучало чаще. Почти сразу к нему присоединился бесконтрольно бьющий по полу хвост.
Все еще нет, процедил внутренний голос, терпи, тряпка.
Открылась и закрылась автомобильная дверца. Заворчал разбуженный мотор. Минута на прогрев, мотор заворчал активнее, и машина тронулась с места. Сережа уговорил себя выждать ровно пять секунд, после чего резво вскочил на лапы и, не обращая внимания на боль в задней левой, с разбегу запрыгнул сначала на табурет, оттуда на стол и уставился в окно. Сразу пригнулся под подоконник, когда понял, что внедорожник еще не скрылся из вида, но потом высунулся обратно — едва ли Олег станет вглядываться в зеркала, чтобы поймать его на горячем. Внедорожник ехал, переваливаясь, по раздолбанной одноколейке, уходящей от дома, совсем скоро он повернул чуть влево и спрятался за деревьями. Сережа тут же перевел взгляд на допотопные часы над плитой. Половина шестого вечера. Если засечь, через сколько вернется Олег, можно будет прикинуть, насколько далеко до ближайшего населенного пункта. Пока лисята совсем крошки и толком не умеют охотиться, это бесполезное знание, далеко они не уйдут, но когда они хоть немного окрепнут…
А вот теперь лучше не тормозить, насмешливо поторопил его внутренний голос, и Сережа, убедившись, что внедорожник совсем теперь не видать, тем же путем — табурет, пол — спрыгнул со стола. Лапа снова отозвалась болью, но сейчас было категорически не до нее. Сережа вывернулся, подцепил завязанный узелком край бинта зубами и потянул. И одежда, и украшения при трансформации оставались в своем первозданном виде, а так как в человеческом обличии лодыжка у Сережи была всяко толще лисьей, тугой бинт мог опасно пережать кровоток.
Олег закрепил его на совесть. Сережа недовольно пофырчал и справился только с третьей попытки. Потянул, потряс лапой, разматывая, снова помог зубами. Лапа все еще болела, но рана выглядела не такой уж страшной — несколько порезов, запекшихся кровяной корочкой. Сережа поморщился, подумав, что обращение ей точно на пользу не пойдет — раненые оборотни обычно бежали из человечьей формы в животную, чтобы быстрее регенерировать, а не наоборот — но выдохнул, собрался с мыслями.
И перекинулся.
========== Глава третья, часть вторая, Все еще о разочарованиях оборотнической жизни ==========
Сердце заколотилось как бешеное, в глазах потемнело, уши забил белый шум, и вдобавок ко всему затошнило. Пол вдруг отдалился, а потом резко приблизился обратно, колени и ладони обожгло болью, и Сережа осознал, что рухнул на пол. Осознал именно мозгом, потому что ощущений было слишком много, и ориентироваться по ним было попросту невозможно — заполнив под самое горлышко, они грозились вот-вот политься через край но, удерживаемые поверхностным натяжением, только прибывали и прибывали. Лодыжку пекло, по косточке струилась горячая кровь, а по вискам — пот. И все еще тошнило. С каждой чертовой секундой тошнило все сильнее и сильнее.
Сережа кое-как подполз к кухонной тумбе и оперся о нее спиной. Запрокинул голову, ткнувшись затылком в столешницу, и шумно задышал широко распахнутым ртом. Сначала он попытался закрыть глаза, но от этого стало только хуже. Некстати вспомнилось, как соседи по комнате в общаге на первом курсе учили его справляться с пьяными “вертолетами”, и Сережа хрипло рассмеялся. Сейчас ну никак не верилось, что когда-то самыми большими его проблемами были неработающий код и отходняки после студенческих тусовок.
Памятуя о той давней инструкции, он открыл глаза и растопырил пальцы, укладывая ладони на дощатый пол. Главное найти, за что зацепиться, заякориться, не “поплыть” окончательно. Головокружение постепенно сходило на нет, даже желудок успокоился, и через пару минут Сережа рискнул подняться на ноги.
Это оказалось ошибкой: из-за слишком резкого движения его покачнуло и снова накрыло. Он едва успел добраться до жестяной раковины, как его вывернуло желчью. А потом еще раз. И еще. Желудок сжался снова, но теперь вхолостую. Сережу потряхивало, — превращения после долгих перерывов всегда давались ему с большим трудом, а столько времени в животной форме он и вовсе никогда не проводил, — но на удивление стало ощутимо легче.
Как там говорится? Не держи в себе?
Привычного смесителя, как в квартире или на общей кухне общаги, тут не было, вместо него над раковиной висел огромный пластиковый умывальник с коротким краником. Сережа открыл его на полную, прополоскал рот ледяной водой, а потом припал губами прямо к струе и жадно напился. Набрал пару пригоршней и вылил себе на лицо. Капли прохладно скатывались по шее и груди. Повезло, что Олег был чистюлей, и в раковине не оказалось никакой посуды — желчь в перемешку с водой утекла в сток. Опершись руками о тумбу, Сережа попытался восстановить дыхание и попутно осмотрел близлежащее пространство. Рядом с раковиной обнаружилась куцая деревянная полочка, на которой стояло круглое зеркало на подставке и стаканчик с зубной щеткой и наполовину выдоенным тюбиком пасты. Мысленно извинившись перед Олегом, Сережа схватил щетку, выдавил на нее щедрую порцию пасты и тщательно вычистил зубы. Во рту разлился забытый вкус мятной свежести, и Сережа хрипло застонал от удовольствия. Почистил зубы еще раз, промыл щетку, вернул ее в стакан и с опаской взялся за зеркало. Мутноватое отражение уставилось на него запавшими глазами и поджало сухие потрескавшиеся губы.
Сережа проморгался. Отражение проморгалось в ответ. Отрицание, гнев и торг сменили друг друга буквально за несколько секунд — на рефлексию попросту не было ни времени, ни сил — да, это был он. Да, когда-то ярко-рыжие, а теперь заметно потускневшие волосы отросли ниже привычного и страшно секлись на концах, да, сильнее выделялись на лице скулы. Осмотреть в таком маленьком зеркальце себя целиком было сложно, но Сережа все же попытался. Он почти не сбросил веса, хотя потерял мало-мальскую форму, над которой работал последние несколько месяцев учебы. Живот был мягким, но не отвисшим, что неудивительно: лисята, когда только появились на свет, были такие крошечные, что, наверное, все вместе поместились бы у него в ладонях. В общем и целом он совсем не выглядел на недавно исполнившиеся двадцать три — запавшие глаза его ощутимо взрослили, а заострившиеся черты, наоборот, молодили, и вкупе создавалось странное ощущение дисбаланса и неправильности.
Сережа снова поднес зеркало к лицу и попытался улыбнуться. Клыки в человеческой форме почти не втягивались и сделали его улыбку больше похожей на звериный оскал, и он сердито вернул зеркало на полку. Отнял руку, которой почти все это время опирался о раковину, отошел и тут же пошатнулся. Пришлось выпустить хвост, чтобы удержать равновесие, но походка так и осталась немного шаткой. Приноровиться к тому, насколько сместился центр тяжести, было непросто, к тому же он слишком привык, что земля находится на расстоянии вытянутого носа.
— Дерьмо, — прохрипел Сережа и сам же испугался звука собственного голоса.
Из-за спины послышался тихий писк будто бы в ответ, и он обернулся и осторожно подошел к коробке. Лисята по-прежнему спали на дне большой пушистой кучей-малой, спокойно посапывали, и только Вена сучила во сне лапками и слабо поскуливала. Видимо, ей приснилось что-то щенячье и игривое, потому что встревоженной она не выглядела, скорее немного взбудораженной. Сережа, тщательно отмеряя каждый шаг и движение, опустился на корточки и неуверенно протянул к ней руку. От новизны ощущений и тревоги перехватило дыхание. Лисята здорово вымахали и почти полностью порыжели, хотя все еще были покрыты мягким детским пухом вместо взрослой шерсти, но сейчас, когда он был человеком, они казались такими маленькими по сравнению с ним. Такими беззащитными. В ладонях бы уже не поместились, но он спокойно мог взять их всех разом в охапку.
