Она смотрела на белокурых, таких похожих отца и сына, и внутри неё вновь поднимала голову ноющая, тянущая ко дну боль. Они были воплощением её несбывшейся, разбитой вдребезги мечты – о семье, любви и счастье, милых и смешных детях, у которых могли бы быть её глаза. Ей было всего двадцать пять – расцвет и по меркам человеческой жизни, что уж говорить о волшебниках. Она была умна, красива и успешна. Вот только слишком поздно она поняла, что все это сыграло с ней злую шутку: развод поставил крест на всех надеждах на личное счастье, крест настолько же жирный и нестираемый, как и её известность и успех. Никто бы, наверное, не обратил большого внимания на обычную ничем не примечательную ведьмочку. Но героиня войны, будь она проклята, ярчайшая ведьма своего поколения, часть Золотого трио не имела права на подобную ошибку. Нет, к ней все еще проявляли интерес волшебники-мужчины, вот только интерес вполне определенного сорта, и он был совершенно не тем, что ей нужно. Ни гордость, ни чувство собственного достоинства не позволили бы ей стать чьей-то любовницей – тайной или явной. А на другие, серьезные отношения, волшебница, о чьем позоре знал весь магический мир, отныне рассчитывать не могла.

И сейчас, когда Скорпи крепко держал её за руку так, как мог бы её собственный, родной ребенок, а с другой стороны от него шел красивый молодой мужчина, Гермиона остро, как никогда, ощущала свою ущербность. Её душа не была сухой и черствой, как страницы учебника, вопреки словам Трелони. Если бы она знала, чем это обернется, она бы ни за что не согласилась тогда на свадьбу с Роном, которая, по сути, была ей не очень-то нужна. А теперь… теперь уже поздно мечтать о том, как все могло бы быть.

Гермиона ощущала себя запертой меж двух огней.

Предаваться своим мыслям было невыносимо, но стоило ей вынырнуть из них в реальный мир, как взгляд будто магнитом притягивало к Малфою. Толстовка давно была сброшена, и он небрежно повязал её поверх плеч, будто не догадываясь, что так выглядит еще привлекательнее. Прохладный осенний ветер играл с его белыми прядями, которые он то и дело откидывал с лица движением, от которого захватывало дух. А когда он подхватывал Скорпи и сажал себе на плечи, чтобы тот мог получше разглядеть кого-то, край белой футболки задирался, совершенно бесстыдно обнажая рельефный живот и потрясающе очерченные косые мышцы. Обтягивающие бедра джинсы сидели на нем так низко, что, если присмотреться, можно было заметить, как пушок внизу живота собирается в светлую дорожку, уходящую вниз… но она не смотрела. Конечно же, не смотрела.

Он – её работодатель. Отец ребенка, которого она должна защищать. Чистокровный лорд. Женатый мужчина, в конце-то концов.

В тщетных попытках вынырнуть из водоворота мыслей, каждая из которых уничтожала её, Гермиона усиленно пялилась на животных в вольерах, высматривая что-то, известное ей одной, и почти не реагировала на окружающий мир, лишь с преувеличенным старанием отвечая на редкие вопросы Скорпиуса – основной их поток все же доставался Малфою, и ему приходилось что-то вещать, не замолкая ни на минуту.

Поэтому, когда они наконец добрались до небольшого вольера с детенышами, где Скорпиусу позволили самому покормить маленького тигренка, оставшегося без матери, молоком из специальной бутылочки, парень с облегчением повис на ограждении, внимательно следя за сыном и работником зоопарка, и явно наслаждался тишиной, которая, впрочем – он знал точно – будет недолгой.

От него не укрылось странное состояние гувернантки. И если то, как она старательно отводила от него глаза, не замечая, как розовеют её щеки, было ему более чем понятно, и почему-то вызывало легкий трепет в груди и довольную усмешку на губах, словно у влюбленного мальчишки, на которого смотрит понравившаяся ему девочка, то минуты, когда она уходила в свои мысли, и на её черты набегала тень, разжигали его любопытство. Какие мысли приходили в эту прелестную головку, что лицо искажала такая тоска и безысходность, что щемило сердце от одного взгляда на неё? Что такого произошло с ней, такой юной, избежавшей того ужаса, через который прошли почти все его сверстники? Бросил парень, и это стало вселенской трагедией мирового масштаба? Это вряд ли – барышни с разбитым сердечком не бросают такие взгляды на мужчин, какими исподтишка одаривала его она. Тогда что?

Ему стало интересно, и, хоть язык уже еле ворочался от количества ответов, которые он давал засыпавшему его вопросами Скорпиусу, он воспользовался полученной передышкой и рискнул завязать разговор.

- Вы отлично потрудились, мисс Спэрроу. Я рад, что вы настояли на этой прогулке – давно не видел, чтобы Скорпи был в таком восторге. Разве что тогда, когда получил в подарок свою первую метлу.

- О, - смутилась она. - Но ведь я не настаивала. Это было ваше решение, мистер Малфой, - она улыбнулась уголками губ, а зеленые глаза лукаво сверкнули.

Драко не выдержал и усмехнулся в ответ. Чертовка была права – она ведь действительно тогда смирилась с отказом, но почему-то сейчас у Малфоя появилось чувство, будто его обвели вокруг пальца, словно первокурсника. Он на мгновение задумался, прикидывая, как бы получше подобраться к интересующей его теме, но девушка его опередила.

- Мистер Малфой, а почему раньше Скорпиус не бывал в подобных местах? Он очень развит и умен, особенно если учесть, сколько ему лет. Уверена, ему мог бы понравиться Музей Магии, или Британский музей, возможно, какие-нибудь концерты или спектакли…

- Этот вопрос как-то не поднимался пока, - пожал плечами Малфой. - Мне казалось, Скорпиус еще слишком мал для всего этого, подобные развлечения для его сверстников не приняты. Да и многие поместья семей нашего круга, знаете, могут поспорить не с одним музеем, - он усмехнулся, но, вопреки обыкновению, в этой усмешке не было привычного высокомерия и снобизма, и Гермиона робко улыбнулась в ответ.

- А что же его предыдущая гувернантка – она не высказывала столь крамольных идей?

- Нет, вы единственная в своем роде, - Драко перевел взгляд вдаль, чтобы как-то сгладить двусмысленность того, что только что сказал. - Обычно гувернантки строго следуют указаниям нанимателя, и только.

- Вы сами всегда выбирали тех, кто присматривает и обучает Скорпиуса, не так ли? - осторожно спросила Гермиона, не заметив его оплошности. - Нянь, учителей, гувернанток… или обычно это все же совместное решение?..

Она даже перестала дышать в ожидании его ответа. Это был рискованный вопрос, не очень-то логично вплетающийся в беседу, но другой возможности спросить могло и не представиться.

- Нет, эти вопросы я решаю сам, - жестко произнес Малфой, и улыбка исчезла с его лица. Он слегка нахмурился и, подумав, добавил: - Я понимаю, что некоторые вещи могут удивлять вас. Вы не должны думать об Астории плохо. Скорпи… Ей было всего восемнадцать, она совсем не хотела становиться матерью так рано. И это её право, никто не может её осуждать. Я благодарен ей за сына, и не требую от неё того, что она дать не может. Мне кажется, я неплохо справляюсь, - смущенно улыбнулся он, бросив на нее осторожный взгляд.

- О, вы не должны в себе сомневаться, - с жаром ответила Гермиона. - Вы один из лучших отцов, которых мне довелось встречать. Скорпи обожает вас безмерно, и видно, что это взаимно, - она коснулась его руки и легко сжала её в знак поддержки.

Этот жест был для неё привычным, естественным – такие прикосновения были обычным способом передать безмолвное “Ничего не бойся, я рядом, я с тобой, ты справишься, все будет хорошо”. Они часто, слишком часто обменивались ими с Гарри, реже – с Джинни, изредка и когда-то в другой жизни – с Роном… Не с Малфоем. Никогда с Малфоем. И от того, как легко и не задумываясь она сделала это сейчас, Гермиона на миг впала в ступор, так и не убрав руки, чувствуя, как кожу буквально жжет в том месте, где они касались друг друга, и замерла в ожидании резкой отповеди. Однако Драко в очередной раз поразил её – накрыв ее крохотную на фоне его собственной кисти ручку свободной рукой, он аккуратно перехватил её и оставил легкий, осторожный поцелуй в самой серединке ладони.