- Пустите! Пустите меня немедленно! Кто вы?! - Скорпи хотел закричать, что есть сил, но голос почему-то отказал ему, и он с ужасом понял, что из его рта не вырывается ни звука.

Часы пробили двенадцать раз. Мальчик замер, считая каждый удар. Двенадцать. Ровно двенадцать. Он опоздал.

Вот теперь ему стало по-настоящему страшно. Он убежал от мисс Спэрроу, и она наверняка понятия не имеет, где он и что с ним, до башни так и не добрался, и если этот мужчина сейчас уведет его, никто никогда не сможет найти его, никто не узнает, что случилось.

Он так подвел мисс Спэрроу! А папа? Как же папа?! Серые глаза мальчика наполнились слезами и он горько, отчаянно, но по-прежнему беззвучно заревел.

Сквозь пелену слез, застившую глаза, он не различал ничего происходящего вокруг – лишь мельтешение каких-то цветных пятен и расплывающихся силуэтов. Скорпи попытался было вырваться, но чужие пальцы продолжали с такой силой сжимать его руку, что наверняка останутся синяки.

Гермиона почувствовала, как монета в кулаке нагрелась, но еще до того, как она прочла короткую надпись, появившуюся на ребре, она поняла, что Скорпи остановился: нить между ними перестала так отчаянно натягиваться.

Она не позволила себе перевести дыхание до того момента, пока не увидит ребенка собственными глазами и не убедится, что он в безопасности. Долго ждать не пришлось: фигура Дина, держащего за локоть заплаканного мальчишку, сильно выделялась в беззаботной пестрой толпе.

Девушка подбежала к ним, не чуя под собой ног, и едва не рухнула на колени перед ревущим и ничего вокруг не замечающим мальчишкой.

- Он?.. - онемевшими губами спросила она у Дина.

- Все в порядке, я наложил Силенцио, чтобы он не привлекал лишнего внимания, - поторопился объяснить Томас, и незаметным для окружающих взмахом палочки снял заклинание.

Гермиона опустилась на корточки, притягивая в свои объятия дрожащего от испуга и слез мальчика.

- Миа, я… - всхипывал Скорпи, глубже зарываясь лицом в её плечо.

- Все хорошо, милый, все хорошо, - шептала ему на ухо Гермиона, все крепче прижимая к себе и поглаживая по белокурому затылку. - Скажи мне, зачем ты ушел? Куда так торопился?

- Мама, - всхлипнул Скорпи. Он не собирался никому говорить, он не должен был, но уже было все равно – он знал, что безнадежно опоздал.

- Твоя мама ждала тебя? - нахмурилась Гермиона, не успевая обдумать ситуацию, но понимая, что все происходящее по меньшей мере неправильно. - Где вы должны были встретиться? Когда?

- У Часовой башни, - все еще сквозь рыдания выдавил Скорпиус. - В полдень.

Дин Томас не зря был одним из лучших авроров. Ему не потребовались долгие объяснения, достаточно было расслышать всхлипывания мальчонки и перехватить взгляд Гермионы, и уже через мгновение он растворился в толпе.

Не выпуская Скорпиуса из рук, она тем временем продолжала осторожно расспрашивать его. Через несколько минут и несчетное количество слез удалось выяснить, что накануне Скорпи нашел в своей комнате записку, в которой было сказано, что мама будет ждать его в полдень у Часовой башни в зоопарке, и что никому говорить об этом нельзя, иначе они не смогут увидеться. Внятно ответить, кто написал записку, мальчик не смог – подписи не было, а почерка матери он не знал и узнать не мог. Сама же записка вспыхнула и сгорела дотла, едва он успел разобрать написанное.

Эта история нравилась Грейнджер все меньше и меньше. Еще непригляднее она стала, когда вернулся Дин и сообщил, что ни миссис Малфой, ни какого-либо другого волшебника возле башни обнаружено не было, зато остался явный след недавней трансгрессии.

- Вызовите Поттера и постарайтесь отследить перемещение, чего бы это ни стоило, - резко велела Гермиона, поднимаясь на ноги и крепко перехватывая руку Скорпи. - Речь может идти о попытке похищения ребенка. Мистер Поттер в курсе ситуации, передайте ему, что мы будем ждать результатов здесь, - она махнула рукой в сторону ресторанчика на противоположном конце площади, и, получив утвердителый кивок, повела мальчика туда.

Постепенно детская истерика сходила на нет, а стакан апельсинового сока и дольки печеного картофеля с легким салатом и вовсе поправили положение. Постепенно Гермиона смогла разговорить Скорпиуса, делая вид, что ничего особенного не произошло, и это вовсе не она едва не сошла с ума от беспокойства каких-нибудь полчаса назад. У неё был не такой уж большой опыт общения с детьми, но интуиция подсказывала, что обвинениями и упреками многого не добьешься: мальчик просто замкнется и уйдет в оборону, а ей, чтобы разобраться в ситуации, важна была любая подробность.

Впрочем, Скорпиус немногое смог добавить к тому, что уже было известно. Он отчаянно скучал по матери, и возможность увидеться с ней затмила в его светлой головке все правила и договоренности. Он совершенно забыл о Мии и искренне не видел в своих действиях ничего такого - ведь он же был бы с мамой, разве это плохо?.. - хоть и понял потом, что поступил глупо и опрометчиво, напугав гувернантку до полусмерти. Теперь, когда Гермиона в красках описала ему, что почувствовала, когда он убежал, и к каким последствиям могло привести его исчезновение, он смог лишь виновато понурить голову: слов оправдания у него не было.

Все впечатления от посещения зоопарка были омрачены этим инцидентом, и Гермиона намеренно не облегчала Скорпи задачу, игнорируя его попытки вернуться к обсуждению бабочек или пингвинов. Пусть она и разумная взрослая женщина, но все же какая-то часть внутри неё испытывала глубокую обиду на Скорпи за то, как он поступил с ней. Дуться на пятилетнего ребенка было глупо, но она умело заглушала голос совести соображениями о том, что было бы непедагогично делать вид, что проступок Скорпиуса был незначительным и может быть так легко забыт, как ему бы хотелось.

Еще через пятнадцать минут появился Гарри, который, вежливо поздоровавшись с мальчиком, наложил на их с Гермионой часть столика заглушающие чары и коротко рассказал, что им удалось выяснить. Рассказывать долго было нечего: след трансгрессии привел их в узкий проулок неподалеку от “Дырявого котла”, а там неизвестный растворился, как утренний туман: бармен не мог в точности сказать, кто именно проходил через таверну в последние сорок минут, а кроме того, несколько волшебников воспользовались камином для перемещения, да и остаться в маггловской части Лондона он тоже мог. Одно можно было сказать точно: Астория Малфой не имела к этому никакого отношения, поскольку еще в начале недели отбыла официальным порт-ключом во Францию, где и оставалась до сих пор.

Затягивать беседу друзья не стали, и, договорившись встретиться вечером, разошлись в разные стороны: Поттер воспользовался туалетом, чтобы трансгрессировать обратно к Министерству магии, а Гермиона со Скорпи направились к выходу из зоопарка, где их ожидало такси.

Уже в машине Скорпиус поднял на неё полные мольбы глаза и попросил ничего не рассказывать о его поступке отцу.

Гермиона ничего не ответила ему, лишь сжала детскую ладошку в своей. Она и сама не знала, стоит ли сообщать Малфою о произошедшем, тем более, что в таком случае едва ли удастся скрыть факт привлечения аврората, а уж как ко всему этому отнесется слизеринец – одному Мерлину известно.

Ей нужно было хорошенько обо всем подумать.

========== Глава 20. ==========

Малфою она так ничего и не сказала.

Гермиона размышляла об этом весь остаток дня, пользуясь тем, что жалобно-щенячий взгляд Скорпиуса перестал преследовать её в течение нескольких часов, пока он обедал и спал.

С одной стороны, Драко как родитель безусловно имел право знать о том, что его сына попытались похитить. Была ли это на самом деле Астория или кто-нибудь другой – не так уж и важно, потому что в любом случае эта попытка была сделана у него за спиной. Учитывая, что заколдованную записку Скорпи нашел в своей спальне, это был кто-то близкий к семье Малфоев и вхожий в дом. Поэтому было очевидно, что Драко должен обо всем узнать.