- Обязательно, - пообещала Гермиона.
- Кингсли дал тебе отпуск? - поинтересовался брюнет. - На работу тебе завтра в таком виде нельзя, шум поднимется до небес.
- Да, я наврала ему, что мне нужно уехать в Австралию к родителям, типа появился новый способ реабилитации. Договорились, что буду делать часть работы удаленно.
Покончив с делами, друзья разошлись по домам. Гарри ждала семья, а Гермиона сегодня чертовски устала. Это был ужасно длинный день: сначала сложный разговор с Кингсли, затем несколько часов в салоне красоты, потом длительный забег по магазинам, ведь нужно было купить абсолютно все, начиная с одежды и обуви и заканчивая косметикой и личными принадлежностями. Ничто в Мии Спэрроу не должно напоминать о Гермионе Грейнджер. Даже её жилище, поэтому сейчас, вопреки давней привычке, ноги несли её отнюдь не в сторону маггловской части Лондона, где в лабиринтах улиц надежно пряталась от лишнего внимания её небольшая, но уютная квартирка, купленная после развода с Роном, а к большому зданию на краю Косого переулка, где волшебники могли найти для себя жилье в аренду. Она уже побывала там сегодня – и за свой короткий визит успела нарушить закон, применив к арендодателю неслабый Конфундус. Зато по документам никому не известная ведьма снимала эту квартиру вот уже три месяца, исправно внося арендную плату в срок, и плевать, что все её вещи в хрустящих бумажных пакетах были доставлены сюда только сегодня и прямо из магазинов.
Её новая квартира была совсем крошечной, и состояла из миниатюрной прихожей, в которой помещалась только вешалка для одежды, скамья-подставка для обуви и большое настенное зеркало, крохотной кухоньки со скромным гарнитуром, гостиной, большую часть которой занимал подключенный к сети летучего пороха камин, а остальное пространство – чудом втиснутый нелепо огромный зеленый диван в комичной компании изящного стеклянного низкого столика на витых кованых ножках, и спальни, где из мебели был лишь шкаф во всю стену и кровать. Ванная комната примыкала непосредственно к спальне, и по своим размерам могла вполне с ней посоперничать – что было приятной неожиданностью.
При помощи магии все вещи были разложены по местам за считанные минуты, но, к сожалению, это не придало помещению более обжитой вид. Очевидно, ей придется приобрести еще кучу всего заново, если весь этот фарс затянется. Из своей прежней жизни Гермиона взяла только кофеварку и коллекцию кофе и дополнений к нему. Даже чашки пришлось покупать новые: если Гермиона Грейнджер предпочитала высокие стеклянные стаканы с ручкой и миниатюрные чашечки костяного фарфора, то Миа Спэрроу выбрала сервиз с широкими, похожими на пиалы, чашками с яркой росписью по белоснежной керамике.
С сожалением отметив, что во всей этой суматохе она напрочь забыла про еду, Гермиона разочарованно вздохнула и наконец нырнула под прохладные простыни.
========== Глава 6. ==========
Ей снова снился Малфой, но совсем другой.
Не такой, каким был в детстве. В школе.
Не тот, кто являлся к ней во снах до этого.
Только внешне похожий на того, кто сидел в её кабинете недавно.
Это был роскошный Малфой. Великолепный Малфой. Истинный лорд Малфой.
Каждая деталь его облика сочилась роскошью – от белоснежного смокинга до крупного перстня на руке. Вся фигура дышала достоинством и уверенной грацией победителя. От него веяло силой, первобытной силой вожака стаи, предводителя армий, истинного властителя. Этой силе хотелось подчиняться, безмолвно и беспрекословно. Глядя на него, можно было забыть, как дышать. У его ног лежал весь мир, и это, очевидно, было секретом Полишинеля для всех, включая его самого.
Он выглядел так, как будто был королем – нет, Богом этого чертового мира, в котором все было из-за него и для него, и все мироздание вращалось вокруг своего единственного центра, скрытого где-то за расплавленным серебром его глаз.
И взгляд. Она знала этот взгляд – так Гарри смотрел на Джинни в день их свадьбы. Так никто никогда не смотрел на неё саму. И Малфой смотрел именно так – на кого-то. Как будто перед ним стояла Его Богиня. Его центр вселенной, его Смысл. Та, к чьим ногам он был готов возложить весь этот чертов мир, словно дар жреца на алтарь святыни.
Если бы она могла отвести свой взгляд от него, она бы заметила вокруг сад, утопающий в зелени. Высокую арку, увитую белыми и кремовыми цветами. Множество людей, стоявших где-то в стороне.
Но она не могла. Невидимый режиссер в её голове не позволял отвести взгляд от одной-единственной фигуры, сияющей золотом в косых лучах закатного солнца. Он был словно ангел, светившийся изнутри собственным светом, который не слепил глаза, но согревал и манил к себе, как огонек – мотылька. Не в силах сопротивляться этой тяге, она сделала шаг к нему…
… и проснулась.
Проснулась в пустой чужой холодной квартире. Одна. С отчего-то мокрыми от слез щеками.
В голове совершенно некстати всплыла нелепая присказка, которую как-то сказала юной Гермионе мама, когда ей заменили детскую кровать на настоящую, взрослую. “На новом месте приснись жених невесте”.
Ей никто не приснился тогда.
И потом, в Хогвартсе.
И даже в их с Роном доме.
И мамы давно нет рядом.
Почувствовав, как глаза наливаются слезами, девушка решительно тряхнула головой, прогоняя тяжелые мысли. Она не будет плакать. Не сегодня. И уж точно не из-за очередного сна с этим… она хотела подумать “хорьком”, но не смогла. Сегодняшний сон что-то изменил в её восприятии Малфоя. Больше он не был для неё хорьком. Там, в глубине её грез, он был кем-то прекрасным, кем-то особенным, кем-то, кто ассоциировался с огромными белыми крыльями, полетом и безграничным, огромным небом над головой, без конца и без края.
Гермиона ощущала себя странно. Она была Алисой, потерявшейся в зеркалах, запутавшейся в паутине, застрявшей где-то между сном и явью. Она уже не знала, где реальность, а где выдумка, не могла отделить свое воображение от фактов. Её сны не были реальными – никакие сны, ни один из них, пока еще не были. Но они все равно вламывались в её мысли, оседали в памяти, западали в душу – и меняли её, её жизнь, её бытие. Сначала они ввергли её в океан отчаяния, подведя к самой грани безумия, потом подарили надежду, а теперь… Теперь она с чужим лицом, чужим именем и в чужой одежде сидит в чужой квартире, и единственное, что ей осталось от себя самой – горечь кофе и табачного дыма на языке. Этого было мало, так ужасающе мало, потому что даже собственным мыслям и чувствам она больше не могла доверять.
В этот момент её пронзило острое желание вырезать кусочек того, что в ней осталось и законсервировать, сохранить, наложить чары стазиса и сберечь навечно. Это было необходимо, до боли нужно, жизненно важно. Это было единственным способом удержаться на краю и не рухнуть камнем вниз.
Не в полной мере осознавая, что делает, Гермиона вылетела из квартиры.
Ее ждал мебельный магазин, с письменным столом, книжными шкафами и уютными креслами. “Флориш и Блоттс” с книгами и ароматом нового пергамента. Посудная лавка, где она выберет чашку, свою чашку, ту самую чашку, которая будет согревать её холодеющие от ужаса пальцы.
Зеленый диван был развеян в пыль и безжалостно выброшен вместе с дурацким столиком. Комната расширена чарами. Свои места заняли письменный стол в окружении книжных полок – у окна, и большое мягкое кресло с пушистым пледом – возле камина. Стопка пергаментов вместе с перьями и чернилами легли в выдвижной ящик стола, а на полку встали две самые важные книги в её жизни: новенькая, еще пахнущая типографской краской “История Хогвартса” и старая, потрепанная, только магией удерживаемая от того, чтобы рассыпаться в прах тоненькая книжка “Сказок барда Бидля”.
Только тогда, когда Гермиона опустилась во вращающееся кресло у стола, плотно обхватив ладонями новую чашку из костяного, почти прозрачного фарфора, она поняла, что вновь может дышать. Как будто в последний момент смогла уцепиться за край и вылезти из алчной пасти зияющей под ногами пропасти. Она все еще есть. По-прежнему существует. Она не исчезла.
