- Не понимаю, о чем ты, - решительно отперлась она, глядя ему прямо в глаза и хлопнув пару раз ресницами для верности.

Это она сделала определенно зря. Эти глаза в обрамлении темных ресниц, серые, такие хрустально-прозрачные, как вода, как дымчатый кварц, такие же, как у его сына… “Живого и здорового сына”, - напомнила себе Гермиона, но руки уже предательски задрожали, а в горле начал набухать отвратительный комок.

- Грейнджер, не делай из меня идиота, - не обращая никакого внимания на её состояние, стремительно мчавшееся на всех парах к отметке “истерика”, протянул Малфой. - Две недели назад ты начинаешь проверку всех связей моей компании, а потом я вижу тебя и святого Поттера у себя в гостиной, заявившихся без приглашения под явно надуманным предлогом. Что тебе нужно от меня, Грейнджер? Что ты хочешь найти?

- Нарушение закона, - пожала плечами Гермиона, слегка расслабившись. Стоит признать, у паршивца хорошие источники. - Это моя работа, Малфой. Министерство периодически проверяет деятельность крупнейших компаний, и твоя не исключение. Рядовая проверка, не более того. А почему ты так дергаешься? Тебе есть, что скрывать?

- Ты могла сама убедиться, что совершенно нечего. Если ты сомневаешься, можешь придти с аудиторской проверкой в компанию, я дам тебе полный доступ. Но, - блондин отбросил напускную вежливость и наклонился вперед, - держи подальше свой любопытный нос от моего дома и моей семьи.

Это определенно был перебор. Воспоминания о том, как дорого дался ей этот чертов визит в мэнор, были еще слишком свежи. Гермиона поднялась со своего кресла и решительно подошла к шкафчику, чтобы плеснуть себе в опустевшую чашку огневиски. И она даже не собиралась скрывать, как дрожат её руки, из-за чего стеклянное горлышко бутылки красноречиво постукивало о тонкий фарфор.

- Мне казалось очевидным, что этот визит не доставил мне ни малейшего удовольствия, - наконец выдохнула она, худо-бедно взяв себя в руки. - Я самонадеянно решила, что все забыто но… поверь, оказаться в твоем доме еще раз – последнее, чего бы мне хотелось. И мне нет никакого дела до тебя и твоей семьи, - дрогнувшим голосом закончила она.

На мгновение лицо Малфоя исказилось, но этот миг был слишком коротким для того, чтобы определить, какая именно эмоция овладела им. Взмах ресниц – и перед Гермионой сидел все тот же равнодушный и холодный мужчина.

- Тебе вообще не стоило приходить, - помолчав, бросил он.

- Не стоило, - эхом повторила она. - Но я не знала, что так получится. Просто хотела побыстрее закончить дело.

- То, что было… - он вновь сделал паузу, подбирая слова, и голос его зазвучал теплее, мягче, человечнее, - тебя все еще мучает это?..

- Нет, - быстро ответила Гермиона. Слишком быстро. - Уже давно нет. Поэтому меня и выбила из колеи моя реакция.

- Прости меня, - тихо произнес Малфой, и Гермиона часто заморгала, опасаясь, что ей послышалось. Никогда еще она не слышала от Драко Малфоя таких интонаций и не видела такого выражения лица: искреннего и сожалеющего.

- Не стоит, - с трудом выдавила она. - Ты прав, наш визит был действительно неуместен. Просто во всем, что касается работы, я бываю… проявляю излишнее рвение.

- Я не об этом, Грейнджер, - покачал головой Малфой. - Я о Белле. О том, что произошло тогда. И за все предыдущие годы.

- И снова не стоит, - повторила Гермиона. - Во всем этом не было твоей вины, а в чем была… Все это давно прошло, и уже неважно.

- Для меня важно, - возразил он. - Твое прощение.

Гермиона задумчиво достала из шкафа чистый стакан и налила в него огневиски, после чего поставила его перед Малфоем. Разговор выходил не из легких, и один Мерлин знает, нужно ли ей это сейчас.

- Ты как-то жил без него все эти годы, - заметила она.

- И я не хочу прожить так всю свою жизнь.

Он смотрел на неё, она чувствовала этот прожигающий насквозь взгляд где-то на своей переносице, но не могла заставить себя поднять глаза и встретиться с ним. Только не сейчас.

- Хорошо. Я прощаю тебя, - выдохнула она, желая только одного – чтобы он ушел. Прямо сейчас.

- Скажи это, глядя мне в глаза, - попросил Малфой, но Гермиона отрицательно помотала головой, не поднимая на него взгляда. - Посмотри на меня. В последний раз. Пожалуйста, Грейнджер.

- Тебе лучше уйти, - проговорила она, рассматривая собственный стол, - прямо сейчас.

Повисла неловкая пауза. Он ждал – чего?.. Другого ответа? Чтобы она передумала и попросила его остаться?.. Господи, все это до крайности нелепо. Настолько, что совсем несмешно.

- Да, конечно. Прощай, Грейнджер.

Гермиона не поднимала головы до тех пор, пока не стихли его шаги за закрывшейся дверью. И только убедившись, что Малфой ушел и не вернется, она уронила голову на руки и горько и тихо разревелась, как девчонка. Все это было слишком для неё. Просто… слишком.

Она добралась домой только ближе к полуночи, заплаканной и весьма нетрезвой. Наплевав на все, Гермиона рухнула в постель, и забылась тяжелым сном без сновидений.

Наутро она проснулась совершенно разбитой, с ломотой в висках и сбивчиво колотящимся сердцем. При попытке встать перед глазами поплыли разноцветные круги, и впервые за долгое время Гермионе стало страшно. Что она творила? Что делала с собой? Все эти месяцы она просто изощренно убивает себя, доводя до опасной грани, за которой – что?.. Безумие?.. Истощение?.. Смерть?.. Как феерически глупо было бы выжить в войне с Волдемортом и сдохнуть от сигарет и недосыпа…

Эти и еще миллион и сто одна мысль в том же духе стали основной причиной того, что Гарри Поттер, вопреки ожиданиям, не обнаружил ни малейших следов присутствия Гермионы на работе этим прекрасным субботним днем, и, не имея других идей, отправился прямиком к ней домой, где его чуть не сбил с ног умопомрачительный аромат готовящейся еды и оглушительная музыка из маггловской колонки, которая до этого месяцами пылилась без дела.

С недоверием к своим собственным глазам и ушам, Гарри стоял посреди комнаты, отделенной от кухни только небольшим островом, и смотрел, как его подруга пританцовывает на месте, что-то помешивая на плите и подпевая неизвестной ему маггловской группе во весь голос. От этого зрелища в груди потеплело, а глаза подозрительно защипало. Он долгие месяцы не видел такой Гермионы – да что там, она не была такой уже несколько лет. Давным-давно, когда только вернулась из Хогвартса и они съехались с Роном, оба полные радости и надежд на счастливое будущее – тогда она так же танцевала, занимаясь домашними делами, готовя еду для Рона или всей их компании – привычно, по-маггловски, ни на шаг не отступая от рецепта в кулинарной книге, как будто готовила не ризотто, а по меньшей мере Оборотное зелье. Тогда она буквально летала, едва касаясь ногами земли, и вся светилась, словно настоящая фея. Но постепенно это свечение стало гаснуть, походка – тяжелеть, и в какой-то момент он понял, что ничего больше нет – ни песен во весь голос, ни танцев, ни счастливого блеска в глазах. Сначала все скатилось в привычную, ежедневную рутину, а потом и вовсе разлетелось на осколки, почти не оставив ничего от неё прежней. Это все еще была Гермиона Грейнджер – гордая, храбрая, амбициозная. Но не счастливая. Не радостная. Неживая.

А несколько месяцев назад все и вовсе покатилось ко всем чертям. Она стала лишь тенью самой себя – бледной, похудевшей, измученной. Гермиона продолжала укладывать волосы, носить юбки и туфли на каблуках, как будто ничего не изменилось, будто не замечая, что с каждым днем все больше и больше походит на призрака. В её глазах не было больше ни счастья, ни даже простого интереса – только бесконечный ужас и усталость. Гарри знал, что терял её. Она словно зависла над пропастью, и лишь одной рукой цеплялась за него, удерживаясь от падения, но с каждым днем он все отчетливее ощущал, как её маленькая ладошка постепенно выскальзывает из его руки, и совсем скоро она сорвется.