— Может, Снейпа подождать? — голоса я не узнал, но уши навострил.

— Ещё чего! Сам дойдёт, — а это точно Мальсибер. Он был капитаном их команды по квидичу и вечно выпендривался, раздавая приказы и подзатыльники младшекурсникам. Отвратительный тип.

— Хотел бы я знать, что это Блэк за ним таскается…

Тут их компания из пяти человек как раз прошла мимо меня, так что я узнал всех говоривших. Это были все слизеринские шестикурсники, кроме Снейпа, да пятикурсник Крауч — именно он заинтересовался мной. Мне хотелось послушать, какие слухи ходили о моем странном поведении в школе, и я на цыпочках последовал за ними.

— Ты же знаешь Нюниуса, — презрительно выплюнул Мальсибер, — его хлебом не корми, только дай попасться чистокровным под горячую руку.

Меня захлестнула непонятная злость на то, что он так походя использовал унизительное прозвище, придуманное Джеймсом. Конечно, Снейпа так давно уже называла чуть ли не вся школа, но я всё равно был оскорблен до глубины души.

— Это Блэк-то чистокровный? — буркнул Эван Розье, но на него зашикали — хотя я был в своём семействе паршивой овцой, большинство чистокровных всё равно не решались давать моей матушке лишних поводов для гнева.

— Наверняка его опять избили, а Дамблдор вдруг решил в кои-то веки преподать своим любимчикам урок, — это был то ли Эйвери, то ли Уилкис, я не различал их по голосу.

— Как нужно было избить, чтобы даже костерост не работал… — прошептал Барти Крауч, и вдруг остановился, прислушиваясь, да так, что я чуть не влетел ему в спину.

Хотя мантия Джеймса была безупречно надежной, шаги мои вовсе не были бесшумными. Вдобавок в горле снова защекотали проклятые лепестки, и я изо всех сил сдерживал рвущийся наружу приступ кашля. Я был уверен, что Крауч что-то услышал, и уже готовился принять бой. Но через несколько секунд он махнул рукой и поспешил, чтобы не отстать от шестикурсников. Я не стал идти за ними дальше. Из конца коридора до меня донесся голос Мальсибера:

— А со старикана станется соврать ради «общего блага». И вообще, почему это тебя вдруг настолько интересует, что происходит с этим грязнокровкой?

Оправдания Крауча я уже не услышал.

От подслушанного разговора в груди разлилось какое-то неприятное чувство. Проклятые слизеринцы, всего полчаса здесь провёл, а меня уже два раза будто дерьмом облили! Теперь для полного счастья не хватает только Снейпа. Я хотел уже плюнуть на всё и сбежать из отвратительных сырых подземелий, но напомнил себе, что сегодня выписывают Лунатика. Я же пообещал себе постараться ради него.

Стоило только вернуться обратно к двери в их гостиную, и моё терпение было вознаграждено. Ну, если Снейпа с большой натяжкой можно было назвать вознаграждением. Не знаю, зачем остальные змеёныши вышли в такую рань, а Снейп, наверное, сделал поправку на свою скорость передвижения и просто хотел попасть в Большой Зал до конца завтрака.

Вначале с трудом приоткрылась тяжелая дубовая дверь. Потом в появившуюся щель сунули костыль, не позволяя ей захлопнуться обратно. Я схватил дверь за ручку и потянул на себя, открывая полностью. Хмурый Снейп с немытыми волосами вытянул шею наружу, заметил меня, бросил парочку злобных взглядов, но наконец вышел в коридор, явно каждую секунду ожидая, что я отпущу дверь прямо в его нос. К его везению, ничего такого я сегодня делать не собирался.

— Как спалось, принцесса? — беззаботно поинтересовался я, пока мы медленно, он с трудом, а я — вальяжно, шли по коридору. Снейп художественно выругался на меня. — Ну, а что, я вот тебе дверь открываю, портфель твой ношу…

После этих слов Снейп наверняка решил во что бы то ни стало таскать свою котомку сам. Вот что за человек, просто патологическое отсутствие чувства юмора. Впрочем, он быстро пришёл в себя от возмущения и ядовито ответил:

— А спалось мне замечательно, спасибо, что спросил. Две унции обезболивающего на болиголове, и спишь, как убитый.

Я нахмурился. В Зельях я не особо разбирался, но всё же припомнил, что болиголов был сильным ядом, таким опасным, что в школьной программе зелий с ним не было вовсе.

— Что, настолько плохо? — я вдруг смутился.

Снейп даже остановился ненадолго, то ли чтобы отдохнуть, то ли чтобы посмотреть на меня, как на идиота:

— Блэк, у меня две кости в ноге сломаны. Сам-то как думаешь?

Меня уже не в первый раз захлестнула волна горячего стыда. Я с трудом мог признать вину даже перед самим собой, не говоря уж об извинениях перед Снейпом, но мне невыносимо хотелось сделать так, чтобы всего этого не было, просто стереть ту проклятую ночь из жизни, и не только ради Ремуса. Но я мог только заливаться краской под внимательным взглядом Снейпа, а через несколько секунд неловкого молчания промычал как полный придурок:

— Две, серьёзно что ли? — будто именно этот факт меня настолько шокировал.

Снейп тяжело вздохнул, явно прося Мерлина послать ему терпения, а потом снова медленно поплёлся вперёд.

— Да, Блэк, серьёзно. Малая берцовая и пятая плюсневая, хотя вряд ли это тебе о чем-то говорит.

Я стиснул зубы, потому что Снейп, зануда эдакая, опять был прав. О каких костях шла речь, я мог лишь догадываться по расположению гипса. Честно говоря, я понятия не имел, насколько болезненным было магловское лечение переломов — волшебникам приходилось делать это только в самых исключительных случаях. Вроде этого.

— Почему тебя вообще не оставили в больничном крыле, — пробурчал я себе под нос, желая сменить тему.

— А то ты не знаешь Дамблдора, — неожиданно ответил Снейп и сплюнул на пол, — на старости лет совсем заигрался.

Я закатил глаза и от его циничности, и от невероятного самомнения. Меня тоже часто называли самовлюбленным, но я хотя бы не считал, что Дамблдор из кожи вон лезет, чтобы насолить лично мне. Слизеринец, что с него взять.

***

После трёх сдвоенных уроков со Снейпом я почувствовал себя абсолютно вымотанным, хотя больше эмоционально, чем физически. Висящее между нами напряжение на занятиях стало только сильнее. Мы едва перекидывались отрывистыми фразами, и то только тогда, когда другого выхода не было. Я каждую секунду прямо затылком ощущал, как на нас пялились буквально все вокруг. Хотя до этого я редко обращал внимание на мнение окружающих, от этого постоянного надзора мне становилось неспокойно. Я то и дело ловил себя на желании объяснить всем, что я это делаю не по доброй воле. Хотя, казалось бы, ничего особенного я не делал, только сидел рядом со Снейпом да очень изредка делал что-то, для чего он не мог использовать палочку.

В общем, я даже на обед не пошёл, а отправился прямо к себе в спальню немного отдохнуть. Только поднимаясь по лестнице я вспомнил, что сегодня должны были выписать Ремуса. Я обрадовался, что наконец снова его увижу, но и тревога стала сильнее. А вдруг он все ещё не захочет со мной разговаривать?

Увидев в спальне Лунатика, я бросился к нему через всю комнату. Он выглядел чуть хуже обычного, устал и осунулся ещё больше, чем после остальных полнолуний, но зато он, кажется, не смотрел на меня со страхом и недоверием, как пару дней назад в больничном крыле.

Больше всего на свете мне хотелось сделать вид, что ничего не было, просто обнять его по-братски, и постараться навсегда забыть о моей ошибке. Я был почти уверен, что Ремус бы тоже мне подыграл и охотно сделал бы вид, что не просто простил меня, а вовсе никогда не обижался. Но после вчерашнего разговора со Снейпом всё случившееся казалось мне ещё реальней, ещё страшнее. Я не мог больше притворяться, что ничего не произошло, что эта была всего лишь очередная шутка, ничем не отличающаяся от остальных. Если я хотел, чтобы наша дружба сохранилась по-настоящему, мне нужно было честно поговорить с Ремусом и попросить у него прощения.

— Я хотел извиниться, — с места в карьер начал я. — Я понимаю, что повёл себя, как последний мудак, но, клянусь, я никогда не хотел причинить тебе вред!

Ремус, как загипнотизированный, смотрел на меня, и в его янтарных глазах стояли слёзы. Я хотел сказать что-то ещё в своё оправдание, но с ужасом понял, что не могу подобрать слов, чтобы объяснить, что на меня нашло.