– Хм… – думал он, – в очередной раз засыпая там, я просыпаюсь здесь. А может, наоборот? Сплю здесь, а просыпаюсь там? Нет… вряд ли. Ведь там всегда разные сюжеты и место действий, и не во всех снах есть мой ангел. Почему‑то раньше я не задавался этим вопросом, правда, чем старше становлюсь, тем больше вопросов и тем меньше желания искать на них ответы. Вроде вновь снилась дорога. Месяца три периодически она снится, и ведь понимаю, для чего мы едем, только куда едем? Просыпаясь, не помню. Наверное, по каким‑то важным делам, – приходил к выводу он. – Делам, хм… делам? Что‑то у меня с этим ассоциируется…

– Блин! – вырвалось у него во весь голос, и, посмотрев на наручные часы, он увидел, что время 10:10, понедельник. И его последний экзамен шёл уже десять минут.

За победу в олимпиаде по истории оценка за год выводилась автоматически – «отлично», но он так же отлично знал своего преподавателя; его беспечное опоздание может быть воспринято как наглость, а наглость у Ирины Николаевны наказывалась вопросами, притом долгими и нудными вопросами. Спустя пять минут его ноги чеканили такой быстрый шаг, что со стороны это казалось лёгким бегом. Внутри явственно обитало ощущение, что в данный момент он опаздывает, но в общей перспективе успевает. Через десять минут рука занеслась над дверью класса в тихом школьном холле. Смотря на номер кабинета и глубоко выдыхая, он постучался и, не дождавшись ответа, открыл дверь.

– Разрешите войти, Ирина Николаевна, – отрапортовал Димка, будто военный, который явился, как только смог.

– А зачем? – повернулась в его сторону учительница и, прищурившись сквозь очки, начала прожигать проницательным взглядом. Этот взгляд, изученный им за три года, не сулил ничего хорошего.

– Чтобы увидеть вас, своего любимого преподавателя, Ирина Николаевна, – ответил он, едва сдерживая улыбку.

– Неужели? – её строгий голос перешёл на наигранное удивление. – Возможно, и остальные двадцать человек пришли за тем же, что и ты? Так они ведь не опоздали, в отличие от тебя, Дима, и могут дольше созерцать меня, красивую, – ответила преподаватель, добавив к словам такую же сдержанную улыбку.

– Грешен, Ирина Николаевна, грешен, но, поймите, долго не мог выбрать рубашку для радости глаз ваших, поэтому и надел футболку, чтобы запомниться вам в этом учебном году на фоне двадцати человек в костюмах, – и с такой любовью и замиранием дыхания посмотрел в глаза учительнице – так даже фанаты не смотрят на своих кумиров при встрече.

– Силён подхалимничать, силён, и где так глазёнки свои хитрые научился строить, ведь, не знай я тебя три года, Дима, поверила бы, – уже более мягким, прощающим тоном говорила Ирина Николаевна.

– Так в России живём, тут на что ни посмотри, сердце любовью ко всему прекрасному наполняется, и от этого каждое слово становится наполненным любовью к окружающим людям.

– Ох, чертяга языкастый, но, не поверишь, я вот минут двадцать назад начала способ наказания для тебя придумывать, коли отважишься зайти после звонка. Всё не могла выбрать, с чего начну: за тесты посажу или за всех тесты заставлю решать. Случаем, ты мне не посоветуешь, что выбрать для тебя?

При этом вопросе у той части класса, которая умудрилась начать списывать, появилась крохотная надежда, что так оно и будет и им не придётся решать исторические головоломки от самого строгого преподавателя школы. Другая же часть класса просто не обращала внимания на происходящее, зная, что вероятность ничего не делать и получить хорошую оценку у Ирины Николаевны совершенно отсутствует, даже для Карамзина.

Димка, стоя в раздумье, смотрел в глаза преподавателя, она сквозь очки смотрела на него, ожидая, какой из предложенных вариантов наказания он выберет.

«Нет, не буду я ничего из предложенного вами делать, мне что, заняться нечем?» – подумал он про себя, не отводя взгляда. Два предложенных варианта его совершенно не устраивали, и, вспомнив сон с ангелом, он придумал. Правда, то, что он обычно придумывает, у ангела в большинстве случаев вызывает желание его укорить. Первая пришедшая в голову мысль была именно из этого списка. «Как, не сделав сейчас, узнаешь?» – успокоил он себя, выдохнул и уже без какой‑либо наигранности, как будто готов с лёгкостью принять любой вариант её наказания, ответил:

– А может, лучше чайку попьём, Ирина Николаевна?

Димка спросил это, останавливая «мгновение времени», в котором преподаватель и класс замерли. Вглядываясь в глаза учителя, Димка видел искры сомнения и расстройства, бушевавшие вокруг неё. Решив не терять время, он представил, что её окружает бело‑серебристое облако, поглощавшее все сомнения. Как это называется и работает, он не знал, главным для него был результат, а результат всегда был одинаковый: человек становился более спокойным и добрым к людям. Димка закрыл глаза, выдохнул, вернулся в привычную реальность, всё так же смотря в глаза преподавателя.

– Мы с тобой чай будем пить, а остальные – париться?! Нет уж, друг, не в этот раз. И тебе сегодня повезло всех меньше. Конечно, учитывая твои былые заслуги перед школой и нынешнее категорически неприемлемое опоздание… – её голос становился мягче, она вздохнула и, неожиданно для всех, продолжила говорить с другой, более лёгкой интонацией: – В конце концов, я ставлю тебе отлично за все твои старания. Всё же для меня главное не способ, а результат твоего учебного процесса. Надеюсь, свой дневник не забыл сегодня? И что стоишь до сих пор у порога, глаза мне мозоля? Проходи.

«Сработало», – понял Димка и с лёгкой душой подошёл к учительскому столу, явственно ощущая матерный холод с последних парт, понимая, что в любом месте найдётся человек, который будет радоваться его успехам и особо радоваться его неудачам. Но он всё равно их любил по‑человечески. Понимая, что, во‑первых, это бесит их ещё больше, а во‑вторых, он же не зеркало, чтобы быть отражением чьих‑то эмоций. Использование того, что он называл мгновением, в котором интуитивно делал то, чему и сам не мог дать объяснение, вновь ему помогло.

Среди бумаг и другой канцелярской мелочи учительского стола зазвонил телефон, и на весь класс заиграла знакомая мелодия Баха, что для всех показалось странным. Обычно, чтобы не отвлекаться от учебного процесса, Ирина Николаевна ставила свой мобильный телефон в беззвучный режим. Об этом же просила весь класс в добровольно‑принудительном порядке. Забыв про существование всего окружающего мира, с английской выдержкой, она взяла в руки старенький «Nokia» и, прижав покрепче к уху, слушала говорящего, постепенно расплываясь в улыбке. Потом, так же не спеша, положила телефон на стол, посмотрела на него ещё разок с радостным взглядом и, взяв дневник у ничего не понявшего Димки, вывела ему «отлично» с тремя восклицательными знаками перед своей подписью. Димка, опасаясь, что мог переборщить в мгновении, вновь остановил его. И видел вокруг Ирины Николаевны совершенно чистое, оранжевое, сияющее настроение, которое ни одно волшебное облако не способно сотворить для человека. «Пронесло», – подумал он про себя и вновь вернулся в привычную реальность, понимая, что дело было в телефонном звонке.

– Жаль, мой друг, – вновь заговорила Ирина Николаевна, – но вначале ты был прав по поводу того, что не увидимся. Притом не три месяца, о которых говорил, а гораздо дольше. Ладно, что я тебе одному объясняю, всё равно всем надо сказать. Иди, присаживайся к Крайневу.

Димка пошёл к своему тёзке, он единственный отвлёкся и наблюдал последние три минуты за происходящим с привычной для него невозмутимостью. Друзья молча пожали друг другу руки, Димка облокотил голову на ладонь, еле сдерживаясь, чтобы не уснуть от всех сотворённых чудес, от которых его всегда тянуло в сон.

Ирина Николаевна посмотрела на весь класс, на некоторых остановила свой задумчивый взгляд. В большинстве своём класс продолжал писать экзамен, кто‑то заканчивал списывать, а кто‑то скучал, делая вид, что перечитывает приготовленный текст, готовясь к устному ответу.