Посвящается всем миротворцам…

Любые совпадения с реальными людьми можно считать случайностью и не более того.

«Сей день благословлен, прими его… с радостью, чадо»

В трапезной Михайло‑Архангельского храма, за столом из старых списанных школьных парт, ранее находившихся в подвале, сидел молодой, задумчивый батюшка Ермаген, не спеша пьющий чай. Третий день это был основной его рацион, да и тот к вечеру заканчивался. Средства, выделенные на первое время епархией, у него иссякли, а ему очень хотелось открыть скорее приход церкви. Всё до последней копейки он потратил на провода, лампочки, извёстку и другой необходимый материал, позабыв в суматохе ремонта оставить хотя бы какие‑то деньги для себя.

Это место для него было совершенно новым, удивительным и малознакомым. Ведал он о нём от своего духовного наставника, старца Михаила, перед отбытием из монастыря наставлявшего: «Храм, в который ты на службу, чадо, отправляешься, – один из четырёх храмов, что по России, подобных им нет более на земле русской». Сначала Ермаген и не обратил внимание на слова о церкви, но, увидев её, догадался, о чём говорил старец Михаил. Храм выглядел удивительно и не был похож на архитектуру известных церквей. Люди, строившие его, подметил Ермаген, строили не только храм, но и крепость, которая с 1937 года держала осаду от коммунистов, сохранив свою статность. В начале 1991 года, благодаря стараниям многих жителей, здание храма вновь вернулось к своему предназначению. И ему, молодому батюшке, поручили возрождать приход и вести службы в нём. Работа предстояла большая, за что браться и на какие средства всё это делать, было ещё не известно. Но Ермаген помнил и соблюдал наставление старцев, что «с молитвой да с Божьей помощью многие вопросы решишь». Молитву за благое он читал с самого прибытия.

Допив чай и вернувшись из своих раздумий о ремонте, Ермаген вспомнил добрым словом Михаила‑наставника и всех старцев монастыря, в котором он был рукоположен в сан. Мучил лишь тоскливый вопрос: «Как там мой любимый старец?» По нему, хотя и не положено, но Ермаген всё же скучал.

– Да хорошо, хорошо! – из‑за двери, ведущей в трапезную, он услышал мужской и женский голоса и стук в дверь.

– Войдите, – ответил батюшка, направившись из‑за стола встречать своих первых гостей. В открытую дверь вошли двое: молодая девушка и парень, у которого в обеих руках были спортивные сумки. По возрасту гости были ровесниками, не старше двадцати пяти лет.

– Здравствуйте, батюшка, вроде церковь, а дверь главная закрыта, – с иронией сказал парень, за что и получил локтем от своей белокурой спутницы в синем шёлковом платке.

– Так вы стучитесь, и вам откроют, – с улыбкой ответил Ермаген и, решив не затягивать первое знакомство, продолжил: – Батюшка Ермаген меня зовут, проходите, пожалуйста, присаживайтесь.

Молодая пара присела, поставив сумки под стол, а Ермаген сел напротив, где и чаёвничал ранее. Взглянув на свой гранёный стакан с допитым чаем, окинув взглядом молодых, продолжил:

– Да что ж я! Чуть из головы не вылетело, гости дорогие, чаю с сухарями хотите?

Молодой парень собрался ответить, но заговорила его спутница:

– Спасибо, батюшка, мы ненадолго к вам, меня зовут Анна, а мужа моего – Александр. Недавно мы стали родителями и собрались крестить сынишку в нашем храме. Правда, муж говорит: в город, мол, везти надо, но я его уговорила, чтобы у нас крестили, всё‑таки здесь мы оба родились, да и познакомились в этом месте, когда здесь ещё клуб был. Так когда можно будет прийти? – спросила Аннушка, которая, к удивлению батюшки, уже стала мамой. Ермаген в иночестве встречал молодых мам, помогая в прошлом наставнику. «Когда рождается ребёнок, – рассказывал Михаил, – женщина порой забывает, что она ещё и жена своего мужа. И начинает себя вести так, словно у неё два ребёнка, один из которых – муж». Встречая таких женщин и смотря на Аннушку, Ермаген в очередной раз радовался, что выбрал чёрное послушание и ему не испытывать своё терпение и веру женщиной.

– Крестить – это правильно, – ответил батюшка, – поэтому позвольте вам пару вопросов прежде задать? – и, увидев молчаливое одобрение в глазах молодожёнов, продолжил: – Вы сами крещёные? Венчанные?

– Да, батюшка Ермаген, – ответил Саша, – мы крещёные с рождения, да и, как мне кажется, и венчанные тоже с рождения.

– Ой, брось говорить глупости, – с упрёком перебила Аннушка, – венчанные мы всего два года.

– Браки на небесах, дети мои, благословляются, а от благословления до венчания порой время проходит, поэтому, Аннушка, не спешите с выводами, – со свойственной ему простотой и добротой, которую редко кто перебивает, Ермаген продолжил, дабы не дать время для семейной склоки в церкви, приближение которой почувствовал. – Самое важное о вас я узнал. Теперь сразу перейду к делу. Вам понадобится выбрать крёстную мать и крёстного отца для сына, и нужно вместе с ними прийти в следующее воскресенье на службу, чтобы причаститься, а потом мы и покрестим вашего сына. Кстати, как его нарекли? – спросил он, посмотрев на Александра.

– Димкой, батюшка, в честь моего деда, умный он у меня был, люди его ценили, вот я и записал в загсе Дмитрием. Правда, Аннушка хотела Александром назвать, но я решил: коли мальчик родится, то я его нареку, а если девочка, то она пусть имя выбирает.

– Да, я Сашей хотела назвать, – добавила Аннушка, вспомнив о том, как муж регистрировал ребёнка, пока она лежала в роддоме, – но вот он!..

Она с укоризной посмотрела на мужа, еле сдерживаясь от того, чтобы не выписать ему подзатыльник.

– Аннушка, не расстраивайтесь, всё в воле Божьей, и коли Дмитрием записали, так по благословению Божьему, а мы, как дети, принять волю с радостью и смирением должны, – и, будто вспомнив что‑то важное, с такой же приветливой интонацией продолжил: – Вы пришли сегодня, Аннушка, с мужем по поводу крещения, но не ведаете, что следующее воскресенье, на которое крестины наметили, будет днём памяти святого Дмитрия Донского, и он его заступником по жизни пойдёт. Говорят, к удаче, когда имя ребёнка с именем небесного заступника совпадает.

Аннушка обрадовалась услышанному, и её горячий взгляд стал спокойнее. В нём промелькнули осмысленность и понимание, что ничего случайного нет и зря она своего мужа этим в последнее время укоряет. «Ведь богатырём родился сыночек, по‑другому и не скажешь. Что мне, как маме, надо? Чтобы он был здоров да рос послушным. Но если сыграют гены отца, – она продолжила петляющую линию размышлений, – то о послушности можно будет только мечтать, притом по праздникам». Аннушке неожиданно стало стыдно перед мужем за то, что за такой пустяк, как имя сына, корит его. И по непонятному принципу женской логики закончила размышления единственным выводом: «Как бы ещё не увели Сашку», – незаметно для самой себя тихо подвинула стул к мужу ближе и, как на бракосочетании, взяла его под руку. И уже более спокойно сказала Ермагену: – Ну, если так, то ладно, – и посильнее прижалась к мужу, будто тот собирался сбежать.

– Батюшка Ермаген, сколько крещение будет стоить? – спросил Александр, дивясь резко изменившемуся поведению жены.

– Да нисколько. Ну, если есть желание и время помочь… то, Александр, приходите на денёк подсобить в восстановлении храма, мужских рук не хватает, а вы вон какой сильный.

– Времени, к сожалению, нет, – отвечал Александр, – кооператив у меня свой, но быть благодарным найду как. Но всё же любопытно, сколько берут за крещение, если не секрет?

– Везде по‑разному, где‑то не берут, где по желанию, но если всё‑таки вам так интересно, неделю назад из города уезжал я – было что‑то около двух рублей, но для чего вам это?