— Кого? — закричала Каэлледин. Она мельком заметила алое пятно, которое мгновением позже превратилось в несущийся через поле брани «Алеан». — Отец, скажи мне.

— Ей нужна… твоя мать, — страдальчески ответил Найалл, снова ухватившись за грудь, будто от боли.

— Что происходит? — воскликнул Нуаду, едва его модифицированная «Гадюка» остановилась перед лордом Огненного Сердца. — Иврайна, не смей угрожать моему отцу!

Открывающая Седьмого Пути повернулась к наследнику клана, однако ее лицо смягчилось. Меч Скорби чуть опустился. Она посмотрела на Найалла и грустно кивнула:

— Скажи им, Найалл. — Она подлетела ближе. — Скажи им, как ты пытался спасти ее. А затем попрощайся с ней.

— Ты знаешь, о чем она говорит? — спросил Нуаду у Каэлледин. Та покачала головой, стиснув от страха зубы и переводя дикий взгляд с Иврайны на отца.

Открывающая Седьмого Пути замерла перед Найаллом.

— Не следовало так долго скрывать, — мягко промолвила она. — Эта рана убивает тебя, Найалл. Избавься от ее отравы.

Вождь клана согнулся, будто пронзенный в грудь, и Каэлледин подхватила его, чтобы не дать ему упасть.

— Все так, — сказал Найалл. Он перевел взгляд с Каэлледин на Нуаду и обратно. Она никогда не видела его настолько беззащитным и слабым, даже в моменты наихудших приступов болезни. — Твоя мать… Она не сгинула в Паутине, не целиком.

— Не целиком? — Нуаду перегнулся через поручень боевой платформы. На его лице читалось противоборство эмоций, и наконец на нем застыла маска недоверия. — Что ты натворил?

— Вы оба знаете, что когда-то я служил духовидцем. Паутина удержала ее отлетающую душу, и я увидел, как Великий Враг тянет к ней свои когти. Я разбил ее путевой камень и вобрал душу в себя.

Внутри Каэлледин схлестнулись радость и отвращение, которые были не в силах взять верх друг над другом.

— Что ты наделал? — сипло прохрипела она, как будто горло ей сжала невидимая рука.

— Как такое возможно? — спросил Нуаду.

Та женщина не была его матерью, и дикий лорд не мог понять намерения Иврайны. Его спокойствие только пуще разозлило Каэлледин. Она повернулась к Иврайне, воспламеняя свой клинок.

— Твой мертвый бог не спасет ее.

— Иннеад уже забрала ее, — спокойно ответила Иврайна. Она протянула руку, и на ее пальцах заплясала призрачная энергия, миазмы которой отразились в сверкающем путевом камне на нагруднике Найалла. — Ваш отец украл ее.

— Ее хотела поглотить Та-что-жаждет! — огрызнулся Найалл. — Я защитил ее.

— Иннеад спасет ее, — заверила Иврайна и махнула рукой, будто дергая за нить.

Из путевого камня брызнуло золотое сияние, отчего вождь болезненно вскрикнул.

— Не трогай его! — закричала Каэлледин, но не подкрепила слова действием, бессильная перед мощью провозвестницы.

— Послушай ее. — Эти слова Нуаду были последним, что она ожидала услышать.

Каэлледин перевела потрясенный взгляд на единокровного брата.

— Друткхала тебя не слышит, тебе некого впечатлять, — выпалила она.

— Я уже говорил, что дело не в ней, — возразил Нуаду. — Если мы не можем довериться Иврайне, значит, нам не за что больше сражаться.

— Речь ведь не о твоей матери…

Каэлледин перевела взгляд обратно на отца и увидела, как в его глазах растет смирение. Она отстранилась от него, оставив того слабо стоять на ногах, и отвернулась.

— Ее дух освободится, — промолвила Иврайна. — Она не хочет быть привязанной к трупу в безмолвном мире. Йотия жаждет слиться с эфиром, ответить на зов Иннеада. Отпусти ее, Найалл, и она приведет меня обратно к Шепоту.

Посланница Иннеада обернулась, мимолетно указав на демонических зверей и огромных монстров, сражающихся с альдари и некронтир вокруг них.

— Сделай это. — Каэлледин поняла, что слова сорвались с ее собственных уст. Из глаз потекли горячие слезы, и она опустила ладонь на руку отца, почувствовав терзающие его муки. — Ее удерживание не принесет добра.

Нуаду соскочил с платформы и встал с другой стороны от отца, положив руку ему на плечо в знак поддержки. Он без слов кивнул, соглашаясь с Каэлледин.

Найалл закрыл глаза и повалился на колени, а затем прижался головой к земле, сотрясаясь от рыданий. Тем не менее его былое непокорство исчезло, и вокруг него на пару ударов сердца замерцала аура, прежде чем перенеслась по воздуху и свернулась в вытянутую ладонь Иврайны.

Открывающая Седьмого Пути ликующе посмотрела на блестящую звезду, а затем запрокинула голову, устремив взор на поле брани и вслушиваясь в Шепот Иннеада.

Объявшее ее сияние души растеклось по конечностям и телу, будто вторая кожа. Каэлледин ахнула, когда оно коснулось лица Иврайны, не повторяя его контуры, а складываясь в новые черты — черты лица Йотии Ледяной Шепот, ее матери. Нуаду вскрикнул от изумления и, рухнув на колени, спрятал лицо в изгибе руки, согнутой в локте.

Каэлледин заставляла себя смотреть на мать, изучая каждую черточку проявляющегося лица, как будто обновляя воспоминания из детства. Однако разницы она не замечала. Это был тот самый облик, который она помнила, сохраненный в памяти отца так же, как в ее собственной.

Йотия тепло улыбнулась, но затем ее лицо посуровело. Одна щека истаяла, превратившись в кость, а другая половина исказилась в кровожадной улыбке, и изо лба свился рог.

С бешено колотящимся в груди сердцем Каэлледин смотрела, как призрак ее матери меркнет, сменяясь обличьем Иннеада, Шепчущего бога, Хранителя Мертвых.

Пока между некронтир, демонами и альдари бушевала битва, Иврайну окутал невозможный пузырь тишины. Она грозилась выдернуть душу Йотии Ледяной Шепот из Найалла, но ей казалось, словно душа альдари сама сбежала из тела вождя в укрытие внутри нее. Найалл, Нуаду и Каэлледин взирали на нее с примесью страха и трепета.

Энергия отлетающей души ворвалась в нее подобно удару молнии, с треском прокатившись сквозь тело и наделив каждую крупицу ее естества своей мощью. Иврайна и не замечала, как сильно отделилась от Шепота, и для нее стало настоящим откровением вновь почувствовать присутствие другой души. Подобно потоку крови, дух Йотии зарядил ее нервные окончания и растекся по синапсам, пробуждая остальные дремлющие внутри души.

Вместе с мощью появилась связь, словно от провозвестницы протянулась тонкая нить к темнице демонов. Как сбежавших сущностей варпа подпитывала энергия внутри хранилища, так сама Иврайна сумела погрузиться в глубинное сознание, коим являлся ее бог. Прореха в пелене реальности позволила просочиться наружу слабому отголоску Шепота.

Ее внутренний голос звучал криком о милосердии, неслышимым для других, но доносящимся из каждой частицы ее Перерожденной души.

И из бездны раздался ответ.

Подобно приближающемуся шторму, его энергия вскипела и разрослась в варпе, прорываясь сквозь непроницаемый слой тюремного измерения некронтир. Набирая скорость, дух ринулся к Иврайне и в неистовой жажде обрести свободу пронесся сквозь разбухшую демоническую орду, что еще бурлила внутри хранилища.

Миг воссоединения заставил Иврайну ахнуть, и ее обожгла смесь ужаса и радости. Каждую оживленную клеточку ее тела охватила потусторонняя мощь, дабы обрести плацдарм в физическом мире.

Подобно разматывающейся змее, Инкарна восстала из разума Иврайны и выползла из ее тела. Она начала воспарять, на ходу сворачиваясь в полупрелестное, полудемоническое чудовище. Из скальпа вытянулась бледная, цвета смерти, грива, развевающаяся от собственной энергии душ. С конечностей потекли ручейки загробной энергии, собираясь сзади в плащ, который расширялся тем больше, чем выше она взмывала.

Инкарнация Иннеада воздела руку, и луч трупного света обратился в копье с листовидным клинком. То был Вилит-жар, изменяющий форму старушечий меч, выкованный в преисподней из горящих душ альдари, когда искусственный мир Биель-Тан содрогался от конвульсий при рождении Инкарны.

Поднявшись над войском альдари, Инкарна указала копьем на закованного в золотую броню князя демонов и издала оглушительный вопль, бросая вызов. Наблюдая за тем, как они устремились друг к другу, Иврайна поразилась схожести их гермафродитных лиц и изящных конечностей. Она вздрогнула от мысли, что Инкарна могла быть рождена по подобию Великого Врага, но ее тревогу изгнало осознание противоположного: наоборот, это Та-что-жаждет была слеплена по образу альдари из извращенных грез, породивших бога Хаоса.