— Ты разговариваешь с фаэрах Хазепхут, Смотрительницей Тьмы, Охранительницей Семи Пустот, Держательницей Креста-на-мирах и поборницей-суррогатом Золотых Сводов.

Перечисленные титулы звучали довольно внушительно, хотя Нуаду не имел ни малейшего представления, что они все означали, за исключением, пожалуй, Семи Пустот. Он посмотрел на комплекс гробницы, остановив взгляд на окружающем ее септете крепостей-гор.

— Ты говоришь, один должен умереть, чтобы запечатать хранилище, однако многие погибнут, прежде чем мы достигнем его, — произнес Мелиниэль.

Пара пылающих изумрудных сфер обратилась на автарха.

— Ты — рука-что-направляет-издали. Это твой воздух-голос сотворил грубый язык, на котором с вами разговаривают. Слова-тех-что-альдари упускают много смысла, но вы поймете.

— Ты прослушивала наши вещательные волны? — Автарх, без сомнения, пришел в ужас, придя к выводу, что все его приказы и планы не были для некронтир тайной.

Фаэрах Хазепхут перевела немигающие глаза на Иврайну, а затем жуткий взор переместился на Нуаду, который вздрогнул под изучающим взглядом древнего существа.

— В тебе кровь-что-пробуждает. Кромка-меч, что быстро бьет. — Нуаду надулся от гордости, посчитав слова похвалой его отважному лидерству. — Но продолжительные удары затупили тебя. Лезвие скоро сломается. Море будет разделено, дабы облегчить ваш проход.

— Она хочет, чтобы мы погибли, но не предлагает ничего взамен! — рыкнул Визарх.

— Мы открыты для обсуждения союза, — быстро сказал Эльдрад примирительным тоном. — Ни один из нас ничего не выиграет от высвобождения орды демонов из вашего хранилища.

— Хранилищ, — сказал стоявший сзади Найалл. — В своем видении ты показал нам семь миров, Эльдрад. Если я правильно понял, эта фаэрах контролирует семь подобных хранилищ.

— Ты корректен, тот-что-идет-к-концу.

— «Разделение морей» означает, что вы прорветесь сквозь врагов, чтобы позволить нам достигнуть хранилища? — спросила Иврайна. — Мы объединим силы, чтобы справиться с общей угрозой.

— Один должен умереть, дабы активировать хранилище-пространство-тюрьму-барьер. Только альдари способен сделать это. Вам не хватит сил для победы, поэтому мощь Креста-на-мирах вам поможет.

По району покатилась леденящая душу песнь, оборвав совещание. Нуаду не только услышал ее, но и ощутил в своей душе. Обещание и угроза, сплетающиеся в слова, плясали между смыслами, но обращались напрямую к сердцу, а не к разуму. Он почувствовал стремление к… чему угодно. Всему. Слышать зов голоса означало познать бессмысленность жизни, понять пустоту бытия, разделенного и одинокого.

— Очередное из шести воплощений-незаслуженной-славы вырвалось на свободу. Если явится еще одно, оно одолеет тех, кто собрался против него.

— Мы сразимся с тобою вместе, но как ты проложишь путь к цели, если нам с трудом удается просто сдерживать волну? — спросил Иврайна.

— Наблюдайте.

«Покажи свою силу!» — прорычала та, внутри которой бушевала буря скверны.

Она вела себя как лидер, но казалась едва способной сдерживать силы, заключенные в полости разума. Внутри существа Смотрительница Тьмы чувствовала потенциал варпа, пытающийся прорваться через нуль-пелену.

— Я продемонстрирую, — заверила фаэрах.

Она тянула с этим сколько могла, но продолжающийся побег вневременной порчи из Панатейтикового хранилища переходил все мыслимые границы. Врата были закрыты благодаря сочетанию познаний некронтир и колдовства альдари, поэтому не имело значения, чего она добьется военными средствами против выпущенной силы, если лишь альдари могли заново активировать замковый камень и запереть склеп.

Низшие существа глупо уставились на фаэрах, но глядеть им следовало вовсе не на нее.

Смотрительница Тьмы мысленно переместилась в главную сеть энергопитания и отключила системы, запечатывавшие тессерактовую темницу. В разделяющуюся камеру вползли рои каноптековых пиявок, едва верхняя секция сдерживающего обелиска разошлась, позволяя электропроводящим волнам поднять его содержимое.

В каркасе из энергогасителей извивалась частица бога, фотонными вспышками выражающая свой гнев по поводу варварства, с каким с ней обращались. Смотрительница Тьмы не испытывала жалости к осколку солнца, ибо в случае освобождения он без колебаний уничтожил бы и ее, и ее великий труд, и все живое в пределах досягаемости. Не стоило забывать, что доносящийся из клетки электронный вопль страдания был всего-навсего протестом сущности, которой не давали беспрепятственно чинить разрушение. Заключение осколка было не просто вынужденным, но и критически важным для выживания.

Смотрительница Тьмы обернулась и указала посохом на разверзнувшееся сооружение. Из раскрытой секции вылетали рассеянные макрочастицы, образуя мерцающие дуги ионизированного воздуха, который, казалось, был наделен собственной жизнью. Благодаря глазной оптике, намного превосходящей любой органический эквивалент, фаэрах смогла восхититься взаимодействием молекул, искаженных и разорванных высвобожденной мощью частицы бога.

Мысль о том, что она обуздала галактического хищника, принесла эхо удовлетворения. Эта была лишь крошечная часть большего целого, однако она будет гореть вечность, питая Панталикоа в отместку за то, что когда-то пыталась насытиться жизнями народа Смотрительницы Тьмы. И все же было бы ошибкой думать, что заточение экзозвездного воплощения являлось карой за предательство, совершенное той самой единой сущностью. Истинная причина крылась в другом и была вполне прозаичной. Когда сами звезды померкнут и умрут, когда энтропия заберет жизнь у Галактики, эта сущность и иные подобные ей сберегут некронтирскую цивилизацию. Воистину, некронтир стали хозяевами своей судьбы. Возмездие преходяще, господство вечно.

— Узрите мощь полностью пробужденного оборонительного комплекса, — изрекла она.

Алоринис стремглав несся по краю широкого бульвара, стараясь держаться в тени, однако зеленые вспышки и усиливающееся золотое сияние не предоставляли роскоши подобного укрытия. Впрочем, разницы не было. Марширующий по улицам холодный машинный народ не обращал внимания на гиринкса, синхронно ступая к сиянию впереди.

Фелинид с расширившимися глазами и прижатыми ушами бежал мимо рядов мертвых созданий. Хотя Алоринис чуял и видел их, они не оставляли у него в разуме следа, как будто были всего-навсего перемещающимися декорациями или уплотнившимися тенями. Их искусственная холодность пронизывала весь город, и потому источник психического тепла казался столь манящим.

Красный воин был так сосредоточен на спутнице Алориниса, что гиринксу не составило труда улизнуть, когда парящий пол замедлился для снижения. За несколько ударов сердца фелинид оказался меж неподвижных мертвецов и затерялся среди зданий за ними.

Варп продолжал призывно пульсировать, своим мягким бормотанием напоминая гиринксу о покинутом доме. Мимолетные воспоминания — скорее чувственные впечатления, нежели мысли — вызвали тоску. Он наслаждался связывающими его с хозяйкой узами, но также скучал по обществу таких же созданий, как он сам. Похожий на мурлыканье шепот, доносящийся из сверкающего золотом сооружения, вызывал в памяти объятия кровных братьев и сестер и мягкость матери.

Психическую гармонию нарушил реальный шум, диссонирующий и неприятный. Оружие трещало, клинки шипели, сущности из ослепительного света вопили и завывали от скорби и радости. Если мертвые машины для его мыслечувств выглядели как фигуры из морозной черноты, то обитатели, что вырывались из открытых врат, были их противоположностью. Этих подвижных и ярко пылающих существ переполняли любовь и ненависть, и в воздухе вокруг них, подобно жидкости, растекались беспримесные эмоции.

Впрочем, Алоринис знал, что они порочны. Даже когда он принюхивался к своей матери, его разум каменел, отражая когти боли, которые иначе разорвали бы его мысли. Тот самый инстинкт оградил его психическое сознание, подавив прекрасную песню, которая плыла по городу, развеивая безмолвие.