Самое смешное, что, пока он не сказал об этом вслух, такая мысль – и сама возможность, что мы будем парой, – даже не приходила мне в голову.

– А, – звучит как вздох.

– У меня в жизни сейчас какой-то ад, поэтому не стоит. У меня давно уже не было отношений.

Я киваю.

Если бы я услышала от другой девушки, что парень ей такое сказал, то посоветовала бы ей прикрыть лавочку. Притормозить. Потому что это мудацкая отмазка. Но я не могу назвать Бо мудаком, даже в своих мыслях. С другой стороны, наверняка каждая девушка в истории думала так же. Ведь твой случай, конечно же, исключение из правил.

Я открываю дверь машины.

– Мне пора домой.

Дождь льет внутрь салона.

– Уже поздно.

Вот и все. Больше ему сказать нечего.

– Увидимся на работе.

За две с половиной секунды под дождем я успеваю промокнуть до нитки.

Не знаю, где я посеяла свое достоинство.

Я сажусь в машину и жму на газ. Потом включаю радио и выкручиваю громкость на полную в надежде, что оно заглушит все голоса, что звучат сейчас в моей голове. Люси, мама, Эллен, Бо. Кажется, их уменьшенные версии поселились внутри меня и пытаются перекричать друг друга. И только один голос, который сейчас нужен мне больше всего, молчит – мой собственный.

Сегодня официально слишком жарко для плаванья. Даже для Эллен. Джейк скользит по нашим рукам, а мы смотрим дневное ток-шоу: героиня влюбилась в собственного брата. Она не знала, что это ее брат, так как росли они порознь.

– Они врут, как пить дать, – говорю я.

Эл качает головой.

– Да нет. Они, конечно, странные, но я им верю. К тому же зачем им лгать?

– Ну, затем что они извращенцы и сами это знают. Их небось поймали с поличным, и теперь они пытаются оправдаться.

– Господи, – фыркает Эл. – Какая же ты скептичная! Неужели так сложно поверить, что не все в этом мире коварные свиньи?

Джейк обвивается вокруг моего запястья. Чешуйки у него гладкие – он только-только перелинял.

– Я не всегда скептичная. Но вероятность того, что они говорят правду, ничтожно мала. Ну серьезно, представь, что Тим окажется твоим братом.

Она настолько увлечена шоу, что не отвечает.

Сейчас самое время рассказать ей про Бо.

Мама уже спала, когда я приехала, однако утверждает, что слышала, как я вернулась после двух. А это, как она выразилась, не женские часы. Если это повторится, она обещала позвонить моему начальнику. Меня убило, что у нее даже сомнений не возникло, что задержалась я на работе. Мне хотелось прокричать ей: Я ЦЕЛОВАЛАСЬ С ПАРНЕМ НА ЗАБРОШЕННОЙ СТОЯНКЕ!

Впрочем, едва ли она поверила бы. Мне самой-то верится с трудом. А я там была.

Даже не знаю, как подобрать слова, чтобы рассказать Эл не только о своем первом поцелуе, но и о том, как он превратился в нечто погорячее. Она не на шутку рассвирепеет, когда узнает, что я скрывала от нее свои чувства к Бо. И хотя мы с ним не договаривались хранить произошедшее в тайне, мне кажется, это все равно секрет.

Пусть это прозвучит глупо и Эл никогда бы так не подумала, но случившееся прошлой ночью – полный абсурд. Парень – совершенно потрясный парень, на которого глазеют все девчонки, – поцеловал меня. По-настоящему поцеловал. Это был тот самый поцелуй, от которого сбивается дыхание. Но я не знаю, как рассказать об этом лучшей подруге. Потому что если я начну, то мне придется выложить всё – а именно рассказать, чем закончился вчерашний вечер. Рассказать, как Бо пообещал, что подобное больше не повторится, и поведать, в какой ужас я пришла, когда его руки коснулись моего тела.

Но у меня нет настроения ничего обсуждать. Как бы наивно это ни звучало, я не хочу, чтобы у Эл сложилось о нем дурное мнение, ведь, несмотря на вчера, какая-то часть меня до сих пор надеется, что у нас с Бо еще есть шанс.

Шанс на что? Стать парой? В моем случае это невероятно нелепая мысль. Я вообще не могу представить, как на людях держусь с кем-нибудь за руку.

Дело не в том, что я ощущаю себя недостойной. Нет, я заслуживаю своего хеппи-энда, но что, если для меня Бо – настоящий идеал, а я для него – лишь недоразумение?

Мне нужна Люси.

По экрану бегут титры, и Эл смахивает со щеки пару слезинок.

– О боже, – говорит она. – Боже. Это было так печально. Они так любят друг друга и ничего не могут с этим поделать. Общество никогда их не примет.

– У тебя ПМС, что ли?

– Знаешь, ты иногда такая стерва! – Она встает с Джейком на руках. – Пойду отнесу его. Пообедаем вместе?

Я улыбаюсь.

– Лучше поеду домой. Хочу разобраться с вещами Люси до маминого прихода. Она несколько недель назад начала расчищать ее комнату.

Я следую за Эл в ее комнату, и она опускает Джейка в террариум. Он уютно устраивается под нагревательной лампой. Свет согревает его чешуйки, и он млеет в тепле.

Несколько минут спустя Эл произносит:

– Уилл?

– Да?

– Когда мы были детьми, Люси носила такую пчелиную брошку, помнишь? Она прикалывала ее к зимнему пальто, в котором приходила забирать нас из школы.

У меня во рту вдруг пересыхает. Я киваю. Она носила ее на вороте. Тогда Люси была еще не такая крупная, но уже очень большая. Ее черно-серое пальто не было нарядным – очевидно, она купила его исключительно из прагматических соображений. На такие жертвы приходится идти, когда у тебя большой размер. Но ее брошка – она сияла, словно солнышко, проглядывающее из-за темных туч. Люси называла нас пчелками-с-челками и поила горячим шоколадом в кафе каждый понедельник – мол, уж больно много внимания достается пятницам.

Смешно. Я всегда считала себя именно понедельником, а Эллен себя – пятницей. Но понедельник и пятница – всего лишь отрезки времени длиной в двадцать четыре часа, которым люди дали разные названия.

– Если найдешь эту брошку – и, само собой, если не захочешь оставить ее себе, – отложишь для меня? Она, конечно же, не моя, и у меня нет на нее никаких прав, но она мне всегда так нравилась…

– Конечно. Непременно поищу.

Со дня смерти Люси мне казалось, что я одна стою на страже памяти о ней, и если я не справлюсь, то подведу ее. И теперь осознание того, что воспоминания о ней принадлежат не мне одной, приносит болезненное облегчение.

Я не буду целовать Бо Ларсона.

Я не буду думать о Бо Ларсоне.

Я не буду целовать Бо Ларсона.

Я не буду думать о Бо Ларсоне.

Я снова и снова прокручиваю эту мантру в своей голове, а когда оказываюсь одна, даже проговариваю ее вслух.

Сейчас полдень понедельника, и до работы у меня еще несколько часов. Мама просит купить ей лекарство по рецепту: боится, что, когда она освободится, аптека уже закроется.

Я еду в город, в аптеку «Лютер и сыновья» и, поскольку парковка забита, нахожу местечко перед ювелирным «Все, что блестит». Этот магазин – ровесник Кловера и эксклюзивный поставщик корон Мисс Люпин во всем штате Техас.

Пока я запираю дверь машины, духота обступает меня со всех сторон.

– Черт, – выдыхаю я.

Прямо перед местом, где я припарковалась, стоит ведро с бетоном, в которое воткнута табличка «ТОЛЬКО ДЛЯ КЛИЕНТОВ».

Я еще раз оглядываюсь, но парковаться негде, поэтому приходится зайти в магазин.

За пыльным стеклянным прилавком на скрипучем деревянном стуле восседает Донна Лафкин. Лафкины так гордятся своей родословной, что даже консервативные традиции не убедят женщину из рода Лафкин взять фамилию мужа. Впрочем, Донна замуж так и не вышла.

У нее округлая, плотно сбитая фигура. На ней обтрепанные рабочие шорты и резиновые садовые сабо, от которых несет так, будто она и впрямь только вылезла с грядки. В общем, Донна – последний человек, в котором вы заподозрите продавщицу корон для конкурса красоты. Конечно, здесь продаются не только они, но именно благодаря коронам магазинчик и прославился.