— Китнисс, почему с тобой всегда так сложно? — с раздражением произносит Хеймитч.

— Я не просила со мной нянчиться, — дурацкий вопрос выводит из равновесия. — Это больше не твоя забота. Можешь катиться на все четыре стороны.

— Спасибо за позволение, солнышко, — ментор делает глоток с горла бутылки. Кажется, его ничуть не обижают мои слова. — Только вот вряд ли у меня есть другие стороны. Спасение двух ваших задниц уже стало для меня ежедневной рутиной, — закатываю глаза и усмехаюсь.

— Спасать больше некого. Поздно, Хеймитч.

— Вот в этом и есть главное ваше различие: вы оба упертые как стадо быков, но только парень никогда не опустил бы руки в попытках тебя спасти.

Чувствую, как начинаю злиться. Щеки горят, а сердце колотится, как бешеное.

— Что ты хочешь этим сказать, Хеймитч?!

— Ты сдалась, Китнисс. Даже не попытавшись толком. Да, тебе больно, но… — не выдержав, перебиваю его.

— Да, мне больно, черт тебя дери! Я не хочу тешить себя глупыми надеждами, что все будет снова как прежде! Пита больше нет. Нас всех сломали, но его… — пытаюсь подобрать слова, — его убили. Выпотрошили и набили заново всем, чем им было угодно. Сколько там осталось от первоначального Пита? — ментор смотрит на меня, поджав губы. — Я вижу очень мало. Слишком мало.

Мы долго молчим, прежде чем Хеймитч отворачивается и шагает к выходу. С облегчением выдыхаю, потому что смогу наконец-то побыть одна, но ментор не спешит уходить. Он останавливается у дверей и опирается на косяк рукой.

— И знаешь, я все-таки предпочту побороться за то, что осталось от Пита, — ловлю на себе взгляд полный разочарования, — чем добить его до конца.

Ярость поднимается еще выше, и я со всей силы толкаю стол, но он не падает, а только шумно отъезжает вперед.

— Все сказал? — ору ментору, поднимаясь со своего места, а он лишь качает головой и громко хлопает дверью. Беру со стола кружку и швыряю ему вслед. Она разбивается о стену и разлетается по первому этажу на миллион осколков.

Я не сделала ничего плохого, чтобы этот старый алкаш обвинял меня в подобном. Разве принять реальное положение дел — это преступление? Ему тоже пора смириться, если не хочет потерять время впустую. На сколько его хватит? Сколько времени потребуется, чтобы понять, что я права? Думаю, не больше пары недель. Я была с Питом в Капитолии и видела, насколько плохи дела. В припадке он убил человека! Да, позже просил пристрелить его за это, но какая разница? От первого состояния до второго может пройти полсекунды.

В голову лезут сцены из прошлой жизни: Пит выбрасывает нож в озеро и просит убить его, чтобы я могла стать Победительницей и вернуться домой к семье; предлагает дружить и рассказывает о своем любимом цвете; обнимает всю ночь, чтобы спасти от кошмаров; дарит кулон с изображением моих близких и говорит, что никому не нужен; кричит на интервью, что на 13-й планируют сбросить бомбы, прекрасно понимая, что ему за это светит.

Он поступал так всегда: спасал меня, жертвовал собой, не обращая внимания на свои интересы. Пит был совершенно не опасен для Капитолия — слишком влюбленный, наивный и добрый. Его использовали как разменную монету, чтобы добраться до меня. Так Сноу поступал всегда: угрожал навредить родным и близким, используя любовь и привязанность как рычаг давления. Снова начинаю рыдать и не сдерживаюсь, ощущая боль гораздо сильнее физической. Тело ломает и выкручивает, голос срывается, а я сползаю по стенке на холодный пол. Звонит телефон, но у меня нет ни сил, ни желания общаться с доктором. Звонок прекращается, но следом раздается следующий, а потом еще один. Смотрю на часы — начало девятого, это точно Аврелий, но он никогда не звонил несколько раз подряд. В замешательстве плетусь к трубке.

Может быть, случилось что-то ужасное? Или у мамы какие-то срочные новости. Поднимаю телефон и здороваюсь осипшим голосом.

— Здравствуй, Китнисс! — доктор Аврелий вздыхает с облегчением. — Как ты?

— Что случилось, док?

— Эээ, да, прости, что я сегодня так настойчив. Не смог дозвониться до Хеймитча, но мне нужно знать, — он замолкает, подбирая слова. — Ты виделась сегодня с Питом?

Прижимаюсь лбом к стене. Вся шумиха только лишь из-за нашего неудавшегося завтрака.

— Да, утром, — отвечаю и подумываю положить трубку как можно скорее, пока не начался допрос.

— Нет, после вашей… кхм… ситуации, — видимо, Хеймитч докладывает ему о каждом нашем шаге. — Он должен звонить мне три раза в день, но сегодня не выходил на связь.

— Уверена, что с ним все в порядке. Он был полон сил, когда выгонял нас из своего дома.

Аврелий шумно втягивает носом воздух.

— Я могу попросить тебя навестить его?

— Нет, — сразу же отвечаю я.

— Я должен быть уверен, что все нормально. Регулярные созвоны — главное и единственное условие его возвращения домой.

— Нет, — повторяю я, размышляя над тем, что, возможно, если Пит и дальше будет бойкотировать доктора, то его заберут обратно в Капитолий. Так ведь будет лучше для всех. Доктор Аврелий молчит, не зная, что ответить. — Что-то еще? — настойчиво добавляю я.

— Эм, нет, спасибо. Я попробую дозвониться Хеймитчу.

— Удачи, — говорю я и кладу трубку, попутно представляя, как ментор сейчас пьяный в стельку валяется где-то на полу своего грязного дома. Его не разбудит даже оркестр, не то что телефонный звонок.

Плетусь обратно в свою комнату, но невольно останавливаюсь у окна и смотрю на соседний дом. Во всех окнах напротив темно, занавески плотно закрыты. В голову закрадывается мысль, что это неправильно: Пит всегда спит с ночником и открывает хотя бы форточку. «Раньше спал», — поправляю себя, напоминая, что он уже не тот человек, которого я знала. С другой стороны, вряд ли в Капитолии его отучали от привычных действий наряду с убеждениями, что я монстр-убийца. Внимательно вглядываюсь, чтобы заметить какое-нибудь движение, но все напрасно.

Это не мое дело! Пит просто уснул, потому что психанул утром. У меня тоже такое бывает. Морально истощаешься настолько, что просто отключаешься и спишь. Но неужели он не слышал звонки Аврелия? Так крепко спать просто нереально.

Сажусь на подоконник и внимательно слежу за домом напротив, будто он может подать мне какой-то сигнал, но ничего не происходит. Злюсь, но все-таки заставляю себя спуститься вниз. Выхожу на крыльцо, накинув куртку отца. И что мне делать? Вдруг Пит вообще сбежал из дома и заблудился? Или ему стало плохо после приступа? Или он…

Отгоняю совсем дурные мысли и решаюсь сходить и разбудить ментора. Он же сам вызвался спасателем наших задниц, вот пусть и разбирается с этой проблемой. Быстрым шагом иду в самый дальний дом Деревни, чувствуя, как нарастает паника. Это глупо, ведь причин не взять трубку может быть целый миллион. И скорее всего, Пит просто сам вынуждает доктора вернуть его в столичную лечебницу, потому что дома ему еще хуже. Толкаю дверь, которая, как всегда, не заперта и вхожу. Как и ожидалось, Хеймитч вместе с табуретом валяется возле кухонного стола. Сначала глубоко вдыхаю еще уличный воздух, чтобы поменьше дышать внутри ужасной смесью помойки и перегара, а потом уже иду дальше.

Легко пинаю ментора ногой в бедро, но он не реагирует, поэтому толкаю сильнее. Снова ничего. Слышу, как на втором этаже начинает звенеть телефон: извините, доктор Аврелий, он сейчас вряд ли может подойти к телефону. Вспоминаю, как будила Хеймитча раньше, поэтому набираю воды в стакан и выплескиваю ему в лицо, но Хеймитч лишь издает нечленораздельные недовольные звуки и храпит дальше. Безнадежно.

Ухожу из его дома, не понимая, что делать теперь. Может быть, разбудить Сэй? Да, она живет с внучкой, но я постараюсь прокрасться тихонько, чтобы ребенок не услышал. Уже начинаю топать в сторону города, когда понимаю, что старое жилище женщины было полностью разрушено при бомбежке, а нового адреса я, конечно же, не знаю.

— Черт! — не выдерживаю я и возвращаюсь обратно к дому Пита.

Мне нужно просто убедиться, что с ним все в порядке. Я ведь могу прошмыгнуть так, чтобы Пит ничего и не понял. Стоп! Почему это я веду себя, как какая-то воришка? Его лечащий врач попросил меня проверить, как дела у пациента. Если Пит и заметит меня, то просто объясню, что заявилась не просто так и не по своей воле.