Уж не знаю, что было в этом лимонаде, но эта излишняя болтливость явно не может исходить просто от меня. Может быть, это от недосыпа? Или тепловой удар? Хотелось бы, чтобы это был тепловой удар, а весь прошедший вечер — лишь галлюцинация, но что-то подсказывает, что мне так не повезет.
Валюсь на кровать настолько обессиленная, что даже не могу сконцентрироваться на какой-нибудь одной мысли. Эта какофония сводит с ума, но в то же время спасает, не давая еще раз обдумывать этот позор. А еще она утомляет меня только сильнее, поэтому, вопреки всем ожиданиям, я очень быстро проваливаюсь в сон.
Мне снится Энни, стоящая на берегу моря в свадебном платье. Я хочу обнять ее, но, подойдя ближе, замечаю, что ее руки в крови. Она вытирает их о белый шелк, а ее улыбка постепенно превращается в животный оскал. Хочется убежать, но ноги прирастают к месту, а Креста достает из-за спины колокольчик и начинает звонить в него. «Призывает других переродков» — отчего-то понимаю я, все сильнее пытаясь оторвать ноги от земли. В какой-то момент этот звон становится настолько сильным, что я не слышу ничего больше и зажимаю уши, пытаясь спастись от оглушающего звука, и просыпаюсь.
Вздрагиваю в кровати и понимаю, что на самом деле закрываю ладошками уши, а звон все никуда не девается. Требуется несколько бесконечно долгих секунд, прежде чем я понимаю, что это вовсе не колокольчик, а телефон. Выпутываюсь из простыни и бегу по коридору, по дороге бросая взгляд на часы — уже третий час ночи. Подхватываю трубку и ударяю себя в висок, неожиданно быстро поднеся ее к уху.
— Алло, — звук выходит слишком резким, к тому же я вовсю пытаюсь отдышаться.
— Это я, — доносится с того конца провода, и от неожиданности я даже перестаю хватать ртом воздух. — Ты уже спала, да? Черт, прости.
— Нет, Пит, все в порядке. Мне снился такой ужас, что этот звонок очень кстати. Еще минута, и вся Деревня бы услышала мои крики.
— Мне жаль, — почти шепотом говорит он.
— Все в порядке?
— Эм. Ну да. Я просто захотел поговорить.
Мое сердце все еще быстро бьется от пережитого кошмара и пробежки до телефона, но оно начинает еще более резкий стук, когда я слышу эту фразу. Кладу ладошку ниже горла, будто пытаясь успокоить этим сердцебиение, и глубоко вдыхаю.
— Да… Да, конечно. Давай поговорим.
Комментарий к 10
Ну давайте и мы с вами поговорим) поделитесь, пожалуйста, своими впечатлениями/ожиданиями/мыслями. Я знаю, что очень многие ждали разговора с Энни, так что расскажите, как вам их беседы. Энни совершенно не раскрытый персонаж в книгах, а уделять ей много времени на то, чтобы раскрыть и объяснить в рамках этой работы, я не вижу смысла, так что мне еще самой не до конца ясен ее характер) Было бы интересно узнать, какой эту девушку видите вы.
Ну и, конечно же, нажимайте “жду продолжения”, если поскорее хотите новую главу.
P.S. после этой главы размер фанфа меняется с изначального миди на макси, а мне присуждается звание автора, который просто не способен уложиться в планируемые изначально размеры.
========== 11 ==========
— Что тебе снилось? — спрашивает Пит. — Доктор Аврелий говорит, что, если рассказывать кому-то о кошмарах, будет легче.
— Ну, знаешь… Кровь, переродки — ничего особенного, — решаю умолчать про Энни в подвенечном платье.
— Классика, — грустно усмехается он. — Мне как-то снилось, что гуси Хеймитча превращаются в огромных летающих монстров, а я не могу от них отбиться, потому что переживаю, что он расстроится, если с ними что-то случится. Бред, да?
Улыбаюсь, то ли представив нелепую картину, то ли от того, что только этот парень может тревожиться о подобном даже во сне.
— Должна признать, что гуси и в правду слегка жутковатые.
— Только Хеймитчу так не скажи, — смеется Пит.
— Нет, конечно. Мне еще жизнь дорога.
На том конце провода снова слышится тихий смех, от которого становится теплее на сердце. Вдруг понимаю, что все время так крепко сжимала трубку, что даже побелели костяшки пальцев, так что приходится их размять.
И почему я постоянно волнуюсь? Пит знает меня, наверное, лучше всех. Мне уже никак не скрыть от него свои недостатки, а новых достоинств как-то не появилось, но, тем не менее, каждый раз я волнуюсь из-за того, чтобы не облажаться еще сильнее. Вот и сейчас снова. Предыдущие телефонные разговоры слегка не заладились, и есть вероятность, что сейчас нас ждет очередной провал, но это не конец света.
В конце концов, мы живем напротив друг друга, и всегда можем поговорить лично. Или не можем?
Почему-то же мы так не делаем. Максимум нашего общения — пара минут по дороге от Хеймитча до дома или те несчастные несколько раз, когда мы оставались наедине. И мне этого бесконечно мало, но, может быть, Питу достаточно? Может быть, этот звонок всего лишь из-за того, что он переживал, что я расстроена или обижена после случившегося вечером? Может быть, он рассказал Энни, и та посоветовала позвонить просто из уважения? Хотя какая разница.
Это Пит. И он звонит мне. Остальное неважно.
— Так о чем ты хотел поговорить?
— Хочу кое-что спросить про книгу растений, но это не срочно, я не подумал, что ты спишь. Можем поговорить утром.
— Пит, я все равно не усну, спрашивай сейчас.
— Ладно, — немного грустно выдыхает он. — Я, кажется, вспомнил, как рисовал на маленьких обрывках бумаги все эти растения, пока результат не покажется тебе максимально похожим. Иногда переделывал по десять раз один и тот же листочек, прежде чем перенести в книгу, особенно если у вас дома не было его даже в засушенном виде, и ты описывала по памяти. Правда или ложь?
— Правда, — отвечаю я, воскрешая те дни в памяти. — Но в моих воспоминаниях я не была такой занудой. Скажи честно, ты не послал меня с этой затеей только из жалости? Потому что у меня нога болела?
Пит смеется, но отвечает очень серьезно.
— Нет, кажется, это меня не злило, а успокаивало. Приятно было осознавать, что это не просто очередной ненужный никому рисунок, а наследие вашей семьи.
— Да, — соглашаюсь я, задумываясь над тем, кому теперь достанется это наследие.
Не думаю, что книжка с травами вообще будет представлять хоть какой-то интерес в новом Панеме. По крайней мере, я очень надеюсь, что все эти передачи о передовой медицине и обещания, что больше не будет голода и бедности, — не просто слова на ветер. Если это правда, то людям не нужно будет знать, какие коренья съедобные, а какие помогают сбить температуру. Так что отчасти я даже надеюсь, что книга теперь — не больше чем реликвия или семейный артефакт. И не важно, что той семьи уже тоже нет.
Решаю придержать эти мысли при себе и просто добавляю: «Я рада, что ты это вспомнил».
— Да, я тоже рад. Это, вроде как, первые адекватные воспоминания, которые появились не спонтанно, а потому что я пытался вспомнить. И я даже подумал… Может быть, ты сможешь дать мне полистать книжку снова?
— Конечно, — отвечаю я, удивившись, что Пит вообще спрашивает разрешения о подобном. — Можешь приходить в любое время или даже взять ее себе, если хочешь. Будет здорово, если это как-то поможет.
— Спасибо, — только и отвечает мой собеседник, замолкая, и я сразу же начинаю волноваться, что сейчас снова начнется череда неловких молчаний, поэтому спрашиваю первое, что приходит в голову.
— Так ты вроде как просто забыл, как рисовать? — вопрос выходит еще более неловким, чем предполагаемое молчание, и я сразу же пытаюсь смягчить ситуацию. — Можешь не отвечать, если не хочешь или если это для тебя слишком.
К счастью, Пит реагирует очень спокойно.
— Не совсем так. Процесс забыть невозможно, у меня же всего лишь частичная потеря памяти. То есть я никогда не забывал, как ходить, говорить или готовить, все базовые воспоминания в порядке. И с рисованием сама механика понятна: берешь краски, кисти, холст и переносишь какую-то картину из своей головы. Проблемы возникают только с последним, потому что мысли до сих пор бывают совсем туманными или наоборот слишком глянцевыми, но и это не главное. Доктор Аврелий предлагал мне срисовывать свои старые картины, чтобы не напрягаться, но ничего хорошего из этого не вышло.
