Начинаю думать, что опека, которой меня окружили, — не что иное, как навязанные откуда-то «сверху» действия. До тех пор пока я нестабильна и представляю опасность для окружающих, я, скорее всего, нахожусь под пристальным присмотром нового правительства.

Не хочу больше быть обязана делать что-то, чтобы удовлетворить чужие желания. А Хеймитч и Сэй смогут избавиться от меня и жить спокойно, только когда я окончательно восстановлюсь. Но от этой мысли становится как-то еще более гадко.

Не нужна мне такая забота.

Тем более мне уже гораздо лучше. Раньше у меня не было ни целей, ни планов, а потом вернулся Пит, и я поняла, почему все еще жива, почему организм настойчиво просил еды и воды, не желая умирать от истощения, почему у меня не хватило духу прекратить все раз и навсегда. Я поняла, зачем нужна здесь.

Чтобы помочь Питу.

Не зря же Хеймитч вешал мне лапшу на уши про пользу обществу, в которой я, по его словам, должна была найти новый смысл. И я его нашла! Наверное, даже сама того не понимая, поставила чужие интересы выше своих собственных, и это помогло мне выбраться из кромешной темноты. Да, до света еще очень далеко, но теперь я, по крайней мере, сильнее похожа на человека, чем на овощ.

И больше мне нужна их помощь. Как и, очевидно, моя помощь уже не требуется Питу.

Он смог шагнуть вперед, открыть чистый лист и начать активно заполнять его новыми успехами и знакомствами. Ему стало лучше, даже учитывая все мои промахи.

Должна признать, что и мне самой стало немного лучше. Так что, если отбросить все остальное, мы помогли друг другу на первом небольшом шажке к новой жизни, а теперь пора разойтись в разные стороны, как бы мне не хотелось обратного. Чем больше я буду цепляться за прошлое, тем сложнее мне придется в настоящем, ведь тех отголосков, которые сохранились в памяти Пита, даже сейчас едва ли хватает на приятельское общение. Похоже, для него это максимум. Хотя, честно говоря, на прогресс от «нужно убить переродка» до «мило болтаем за завтраком» я когда-то даже не рассчитывала.

Теперь мне предстоит найти новый смысл. Еще раз. То, в чем можно растворить свои мысли, утопить боль, сделать своей целью. Если подумать, то я ведь всегда так и делала. И это куда лучше, чем месяцами разлагаться в собственной кровати и вынуждать других людей обслуживать тебя как тяжелобольную. Хватит с меня жалостливых взглядов и подачек.

А надзиратели пусть выстраивают свои жизни, которые станут гораздо приятнее без моего общества.

Каким-то для меня самой удивительным образом за несколько ночных часов беспокойные мысли приводят меня через боль, обиду и злость к поискам новых смыслов, которыми можно заполнить свои пустые будни. Но негативные эмоции тоже никуда не деваются, поэтому, когда я смотрю в окно и вижу сереющее небо и легкую дымку в воздухе, означающую наступление нового жаркого дня, то все мысли наполняются ожиданием традиционного завтрака.

И как же я этого не хочу. Видеть их, слышать разговоры, ловить на себе взгляды. Нет, слишком рано. Лучше снова поступить как трусиха и унести ноги подальше из этого дома, чем потерять самообладание, по крупицам собранное ночью из тысячи осколков. Поэтому я решаю взять лук, стрелы, немного еды, воды и сбежать по своей привычной дороге — прямиком в лес. Уже на пороге дома задумываюсь, не оставить ли соседям записку, но отмахиваюсь от этой мысли. Они же увидят отсутствие лука в прихожей и все поймут.

Дистрикт еще погружен в сон, вокруг нет ни единого признака жизни. Вчерашний праздник наверняка затянулся, так что пробуждение сегодня перенесется на несколько часов вперед. И для меня это отличная возможность улизнуть незамеченной, пробежать мимо луговины, перемахнуть через остатки забора, и вот оно — мое спокойствие.

Лес, как и всегда, встречает влажной прохладой, от которой в такое раннее утро по коже пробегают мурашки. Утренняя роса, только осевшая на листьях и траве, поблескивает во влажном тумане и щекочет каплями открытые участки кожи.

Всего несколько сотен метров, и я уже чувствую себя совершенно иначе: в полной безопасности и на своем законном месте. И почему я так долго отказывала себе в удовольствии выбираться в лес? И даже плевать на охоту, просто это ведь мое место от начала и до конца. И только мое.

Направляюсь вглубь леса, туда, где не была уже, кажется, целую жизнь — к озеру. Первые теплые солнечные лучи начинают играть на водяной глади и отправлять блики на громадные деревья, а я глубоко вдыхаю самый родной на свете запах. Это место помнит, как много лет назад меня переполняло искреннее детское счастье, когда в такие же теплые летние деньки отец приводил меня сюда, чтобы научить плавать и рыбачить.

Грустно осквернять его своим нынешним состоянием, но я нуждаюсь в волшебном уединении. Возможно, хотя бы детские наивные воспоминания помогут залечить глубокие раны и забыть обиды. Но пока что ничего не помогает.

Я не хочу их видеть. Никого.

А особенно не хочу видеть Пита.

И ведь никто не говорил, что, когда тебе не отвечают взаимностью, то чувствуешь себя такой жалкой и ничтожной. Как вообще одно и то же чувство может одновременно согревать душу, наполнять силами, дарить надежду, а уже через несколько часов втаптывать в землю и выжигать дотла? Это какой-то бред. Не зря я всю жизнь избегала близости с парнями, потому что ничего хорошего из этого не выходит. И, если бы не Пит со своими наивными голубыми глазами, переполненными глубочайшим смыслом и влюбленностью, успешно избегала бы и дальше. Только вот как вообще можно не полюбить такого парня?

Полюбить…

Неужели это и есть любовь? Если это она, то гораздо лучше для человека вообще не любить. Лучше выбрать другие, более стабильные отношения. Например, во время Тура Победителей между мной и Питом не было никаких разногласий, потому что мы оба прекрасно знали свои роли: изображать бесконечную благодарность Капитолию и еще более бесконечную любовь друг к другу. Сели в поезд, приехали на место, прочли карточки, поцеловались на камеру, вытерпели званый ужин и снова в поезд. Никаких проблем. Да, радостей тоже никаких, но это малая цена за неразбитое сердце.

Хотя радости все же были… Впервые крепко выспавшись без единого кошмара в надежном кольце рук, я была очень рада. Услышав «всегда» в ответ на свою просьбу, я была рада. Приятно было не чувствовать себя одинокой и понимать, что есть человек, которому по несчастливой случайности выпало разделить твою учесть. Не так страшно шагать в неизвестность, когда держишь за руку того, у кого такие же сны, страхи, такая же судьба.

Почему это так сложно…

Чтобы меньше думать, решаю поохотиться, но сегодня точно не мой день. Наверное, даже лесные зверушки слышат шум в моей голове и разбегаются от греха подальше. Собираю немного ягод, но они оказываются до жути кислыми, поэтому отправляются тонуть в озеро под аккомпанемент моей брани.

Выбираю себе место под большим дубом, поглощая запасы домашней еды, и через какое-то время, убаюканная шумом листвы, проваливаюсь в глубокий сон. Он приносит серию новых кошмаров, но вместе с ними хотя бы какие-то силы и бодрость, так что, проспав по ощущениям часов до четырех, решаю освежиться в озере, предпринять еще одну попытку охоты, а потом уже отправиться домой.

Вода, теплая на поверхности, но все еще довольно-таки холодная внутри, порождает в голове теперь не детские воспоминания, а мысли о Квартальной бойне. А еще о парне из морского дистрикта, который нырял так надолго, что я начинала переживать.

Можно ли считать справедливым, что именно мой Пит стал для Энни новой опорой, учитывая тот факт, что только я виновата в смерти ее мужа? Думаю, вполне…

Да и я сама должна была приложить хоть какие-то усилия, чтобы помочь Кресте пережить это горькое известие. Мама в те нечастые наши звонки, всегда упоминала о самочувствии девушки, говорила, что позаботиться о ней, а я же была к этому совершенно равнодушна, погружена в собственное болото из кровоточащих воспоминаний и мыслей.