Да уж, даже Джоанна по сравнению со мной кажется более подходящим собеседником, молчу уже про милую причудливую Энни.
Спрашиваю у Аврелия, которому звоню регулярно раз в три дня, как научиться быть адекватным человеком, но он только и делает, что убеждает меня в том, что я вполне нормальная и не должна так про себя говорить. Совершенно бесполезный врач.
Несколько раз порываюсь попросить у него номер Кресты, чтобы выяснить, с ней ли разговаривает по ночам Пит. Ведь у него и раньше было много друзей, наверняка он мог завести еще несколько в Тринадцатом или в Капитолии. Только вот всегда не хватает смелости. К тому же, моя цель в любом нашем телефонном разговоре — поскорее его закончить. Не хочу выдумывать, зачем мне могла понадобиться эта сумасшедшая.
Сегодняшняя ночь не исключение. Сейчас не меньше двух часов, а Пит увлеченно беседует по телефону, сидя на кресле у окна. Днем они с Хеймитчем чинили входную дверь, поэтому я довольно долго могла наблюдать за соседом. Выглядит он вполне здоровым, если не обращать внимания на приступы, которые случаются иногда несколько раз в час. Я уже отлично знаю все признаки и слежу за тем, как реагирует Хеймитч: он дает ему немного времени, чтобы успокоиться, прежде чем подойти и попытаться помочь. Как показал мой личный опыт, если тронуть Пита в самом начале приступа — жди беды.
Не знаю, случаются ли у него приступы в процессе разговоров по телефону, но выглядит он очень расслабленным. Злюсь, хотя это должно радовать.
Через какое-то время засыпаю на подоконнике, так и не застав конца беседы.
Кошмары не выпускают меня из своих объятий каждую ночь. Я кричу, а тело будто цепенеет, невозможно заставить себя проснуться. К моим обычным развлечениям с переродками и погибшими родными и близкими, прибавились еще и бесконечные сцены, как Пит то душит меня, то кричит, что ненавидит. Сегодня мне снится, как он с Энни в подвенечном платье печет традиционный хлеб нашего дистрикта, а потом оба новобрачных набрасываются на меня с ножами, а я будто прирастаю к полу и не могу бежать. Они кричат, что все их несчастья произошли лишь по моей вине. Просыпаюсь из-за того, что падаю со своего окна, чему даже радуюсь.
Пытаюсь перестать думать о дурацком сне, но он плотно засел в голове. Неужели это возможно? Энни до беспамятства любила Финника, она сейчас носит его ребенка, разве можно так скоро пережить потерю мужа и искать новых отношений? Я, конечно, ничего не понимаю в любви, но вот в потерях я спец. С такой утратой не справиться в одночасье. Если, конечно, не потерять голову от влюбленности…
Конечно же, снова злюсь. Злюсь на Энни, на Пита, на свой мозг, рисующий мне гадкие картинки.
Спускаюсь вниз и завариваю чай будто на автомате, поэтому пугаюсь, когда на кухню заходит Хеймитч. Смотрю на часы — еще слишком рано для завтрака.
Ментор здоровается и переминается с ноги на ногу, явно собираясь с мыслями.
— Хеймитч, выкладывай уже, — пытаюсь говорить спокойно, хотя терпение заканчивается.
— Говорил с Аврелием вчера вечером. Он предлагает попробовать возобновить наши совместные завтраки. Что думаешь?
— Тут нужно спрашивать не у меня, — пожимаю плечами и киваю на соседний дом.
— Ну, парень не в восторге, скажу честно, — он усмехается. — Повезло, что он очень послушный пациент, так что спорить не стал.
Невольно морщусь от неприятного подтекста. Если бы не приказ врача, Пит бы и дальше с радостью избегал моего общества.
— Хорошо, что Аврелию повезло хотя бы с одним пациентом, — отворачиваюсь от Хеймитча и направляюсь на второй этаж, чтобы ничем не выдать свою реакцию.
— Так ты не против? — кричит Хеймитч, когда я усаживаюсь на край кровати.
Вру, что мне совершенно все равно, и слышу, что ментор уходит.
Делаю глоток травяного чая, пытаясь осознать услышанное. Сегодня мы увидимся снова. У меня будет еще один шанс доказать, что я лучше, чем могло показаться раньше. Просто надо быть дружелюбной, общительной, открытой…
Да уж, шансов нет.
Ну, хотя бы постараюсь не язвить и не набрасываться с поцелуями. Хотя это тоже нелегко.
Лучше тогда молчать и сидеть смирно. А смотреть буду на Хеймитча или на Сэй. А если у Пита будет приступ, то убегу наверх, чтобы его не провоцировать.
План, конечно, максимально глупый, но как есть…
Подхожу к окну и по привычке выискиваю в доме соседа признаки жизни: движущиеся занавески, силуэты, открытые окна. Ничего. Наверное, он еще спит после своих ночных разговоров.
Так, ладно, сейчас не время размышлять об этом, пока снова не начала злиться.
Уже отхожу от окна, когда замечаю в стекле свое отражение и даже ойкаю. Почему Хеймитч не говорил мне, что я выгляжу, как пугало? Запускаю руку в волосы, и она застревает там у самых корней. Все и так знают, что я слегла «того», совершенно необязательно еще и выглядеть, как сумасшедшая.
Забираюсь в душ и пытаюсь распутать колтуны, потом тру себя мочалкой и тщательно вымываю грязь из-под ногтей. Среди грязной и растянутой одежды выбираю менее грязную и растянутую, а влажные волосы заплетаю в косу.
Оцениваю результат в зеркале: теперь я чистая и причесанная сумасшедшая. Ну а что, с чего-то же нужно начинать…
На кухне начинает возиться Сэй, уже слышу мотив ее любимой песенки. Спускаюсь вниз, и женщина радостно хвалит мой внешний вид. Через полчаса приходит Хеймитч, он немного взволнован, но пытается выглядеть спокойным и приободрить меня. Когда стол почти накрыт, я слышу несмелый стук в дверь и резко оборачиваюсь.
На пороге стоит Пит, у него в руках буханка свежего хлеба. Пытаюсь изобразить свою самую милую и ненавязчивую улыбку, пока Сэй по-хозяйски приглашает его к столу. Рассадка остается прежней, нас разделяет полутораметровый прямоугольный стол, что, наверное, даже к лучшему.
Замечаю, что он уже не так напряжен, как в наши первые завтраки. Хеймитч приветственно хлопает его по плечу, на что парень отвечает доброй искренней улыбкой.
Сердце замирает и подскакивает куда-то к горлу, когда я вижу в этой улыбке Своего Пита.
Он закатывает рукава и разрезает хлеб на несколько ломтей, рассказывая при этом Сальной Сэй, что, стоило ему только упомянуть о пекарском деле своему доктору на прошлой неделе, как тот распорядился прислать ближайшим поездом всевозможную утварь и ингредиенты, которых не найти сейчас в Двенадцатом. И все это доставят ему сегодня после обеда, так что он готов принимать заказы на выпечку от всех нас.
И пока женщина говорит, что в былые времена, когда удавалось заработать немного денег, всегда покупала внучке разноцветные глазированные печенья, я бесцеремонно разглядываю руки Пита. Они покрыты узорами из шрамов и ожогов, а на пальцах правой руки еще виднеются розовые следы ран от ударов об стену. Эти руки являются мне в кошмарах: душат, бьют об пол, прижимают к стене. А еще они представляются в мечтах: прижимают к себе, гладят по волосам, дарят покой и в то же время тревожат…
Отвлекаюсь, когда ментор сообщает, что больше всего любит обычный свежий хлеб, и тут Пит потупляет взгляд, хмурит брови. Я напряженно замираю на месте, приготовившись скрыться с его глаз немедленно, но, кажется, это вовсе не приступ. Хеймитч слегка кашляет, привлекая внимание Пита, и спокойно произносит:
— Давай, спрашивай.
Пит внимательно вглядывается в глаза ментора и кивает.
— После первых Игр я каждый день приносил тебе утром обычный хлеб. Правда или ложь?
— Правда, — отвечаю я, опередив ментора. Пит переводит на меня напряженный взгляд. — А еще приносил его и для моей семьи. И сладости для Прим, — последнее предложение дается особенно тяжело, и я планирую закончить монолог, но Пит все еще ожидающе заглядывает мне в глаза, поэтому продолжаю дальше. — В этом было твое успокоение. Хеймитч, например, пил, а ты возился с тестом.
— А ты охотилась, — заканчивает Пит, и я киваю.
— Вообще-то я не только пил… — встревает Хеймитч, и Сэй усмехается.
— С этим бы я поспорила.
