Звонок телефона вывел из кратковременного ступора. Отвлекся. Глянул на дисплей. Точно.

– О! Жена! – Поднес сотовый к уху. – Да, дорогая. Что ты – что ты?! Раньше пяти, даже не жди. Ну ладно. Привет теще. Пока.

Озирнулся, а гостя-то и след простыл. Бросил взгляд в другую сторону. Друг Уля смотрел на него с осуждением. Спросил:

– Чего-о?

Тот помотал почти трезвой головой. Потянувшись, достал стоявшую поодаль початую бутылку водки, набулькал себе полный стакан, в три глотка оприходовал его содержимое, выдохнул из себя водочный дух, после чего взглядом встретившись с глазами Морозова, глубокомысленно изрек:

– Лерыч, ну ты и мудак! По утряне не вздумай на свою пропитую морду в зеркало зырить. Как проснешься, сразу в ванную беги и три ее мочалкой. Может, поможет. Ну, муда-ак! А мог бы на пустом месте простым российским миллиардером стать, да видно не в коня корм. Одно успокаивает, что все это бредом и туфтой окажется.

А еще Ульева успокоила твердая уверенность в очень скользком вопросе понятий о самом колдовстве как таковом. Русский народ и в таком темном деле, как колдовство, был анархистом: отечественным чародеям не требовалась санкция от сатаны, чтобы превращать травы в волшебные снадобья и пускать неполюбившихся соседей по миру. В этом, и во многом другом, главное отличие отечественных колдунов от европейских – ведь последние и шагу не могли ступить без оглядки на договор с повелителем сил зла. Нашим, доморощенным, он и на фиг не нужен, они и сами с усами, вот как нынешний выпивоха… Сделал свое подлое дело и слинял, непонятно как и куда.

Когда варишь людей в кипятке, первое

время можно не помешивать – они

делают это сами.

Памятка ведьмы.

Что-то я сегодня накидался! Не, ну все правильно. В Москве ребята гуливанят. Встреча выпускников, мать ее… А я на даче торчу. С поводом. Куда ж без него? День рождения внучки. Три года малявке стукнуло. Ну и естественно сват со свахой из Нижнего подрулили. Гости. Ясен пень, шашлык вино в широком смысле, поздравления имениннице, родителям, дедкам, бабкам. Под завязку именинный торт. Который для взрослой половины гостей, лишним оказался. Родители с именинницей еще солнышко не зашло, к себе укатили – сын с невесткой в военном городке живут, от дачи три километра всего, ну а мы…

Когда совсем стемнело, свата со свахой в одной из комнат второго этажа уложили. Ленка моя, меня сразу в рамки взяла:

– Иди, в гостиной ложись. Перегаром от тебя… Боюсь к утру отравлюсь парами, если рядом ляжешь.

– Угу.

Пошел. А мысль в голове только одна.

«С чего это я так сегодня?»

По пути яблоко прихватил, загрызть винное послевкусие, зубы чистить уже рука не поднималась. Только до дивана добрался. Еще свет в комнате не потушил. Звонок сотового:

– Слушаю! – А голос у меня такой нежный-нежный, чтоб значит, звонившему понять дать: «Слышь, отвянь сразу!»

– Здоров Бояр!

– Кто это?

– Понимаю. Я, в общем-то, по этому поводу и звоню. Хотел деда с днюхой внучки поздравить.

Бояр, это мой последний рабочий позывной. Знают его не многие. 98-й – 99-й, давно в Лету канули. Мозг напрягается и со скрипом, смазанным алкоголем… выдает нужную информацию.

– Ты, что ли, Серый?

Серый, это тоже древний позывной. Володька Волканов, щегол и малолетка. Раньше в моей группе зеленым лейтенантом начинал свой путь. Сейчас… Можно сказать от сперматозоида в погонах с двумя мелкими звездочками, до полкана дорос. Большой человек в моей бывшей песочнице, я-то в тираж полуполковником вышел.

– Ты на время-то смотрел, ущербный?

– А, что время? Я еще на службе. Ладно. Короче, батька, с внучкиной днюхой тебя. Дай Бог ей всех благ, а тебе правнуков дождаться.

– Спасибо на добром слове. Чё на службе задержался, никак не навоюетесь?

– Дела.

– Ну, ясно.

– Извини за поздний звонок, командир. В следующем месяце с ребятами к тебе на дачу мылимся, если свидомые на юге батон крошить не станутё. Пустишь?

– Угу. Баню растоплю, посидим как люди. Но только не так, как в прошлый раз. Суток на пять заваливайте.

Смеется.

– Постараемся. До встречи.

– Пока.

Свет не выключил. Как был в футболке, брюках от КЗС и берцах, так на диван и завалился. В одной руке сотовый, в другой почему-то мой «Ворон», непонятно, кого я ним во сне резать собрался. Вырубился моментально. Уже не слышал, как жена вошла, мою тушку одеялом прикрыла, и свет в комнате потушила…

Пробуждение вызвало дикое отторжение. За окном утро. Поднялся с дивана по причине отправления естественной надобности. Из комнаты вышел. Проходя мимо зеркала на стене, глянулся в него. «Ну и рожа у тебя Шара…»

Что за… Глюки?

Стою в полный рост. Вокруг меня незнакомая местность, под ногами песок кустиками, не пойми чем порос. Камней понабросали. Скудота, совсем не похожая на пейзажи Подмосковья. Башка раскалывается, сушняк. Во рту, будто стая кошек нужду справляла. Но это не главное. Прямо по курсу вдали наблюдаю горы. Твою ж дивизию! Снова на Кавказ занесла нелегкая? Да, нет! Это просто сон. Сон! И больше ничего. Сейчас поднатужусь и проснусь.

Хрен там, по всей морде! Только отлить конденсат из организма еще больше захотелось. Куда я попал?

Стою, облегчаюсь и вдруг понимаю. Срань какая-то происходит. Под ногами земля шевелится. И так, надо сказать, не хило шевелится. Да, что же это такое?

До слуха дотянулся чей-то назойливый крик за спиной:

– Э-э-э-й! Уважае-мы-ый! Э-э-э-й!

Застегивая пуговицы на ширинке, оглядываюсь. Глаза помимо воли хлопают веками. Что, в дурдоме сегодня день открытых дверей?

Ко мне со всех ног несется по неровной поверхности земли, которая продолжает шевелиться, долговязый парняга, по прикидкам, этак лет двадцати трех – двадцати пяти. Одет он более чем скромно, в футболку и трусы. Самое интересное, что во всем увиденном напрягает, обе вещи одежного туалета, надеваны на него, как говорится, «с чужого плеча».

– Э-э-э-й!

– Да, слышу уже! – Откликаюсь, морщась от похмельного самочувствия.

А рожа-то знакомая. Только не пойму, откуда и чем? Долговязый, в меру упитанный, с присутствием спортивной рефленки на телесах. Бежит, захватив в горсть руки зачетные труселя под цвет и рисунок американского, звездно-полосатого флага. Х-ха! И где он их, такие только откопал, да еще размера на четыре больше, чем следует по расчетам филейной части? Светловолосый, стриженный коротко. На лице клюв, примерно такой же, как у все-того же штатовского орла на гербе. Бляха муха! Да это не он, скорее я спятил.

Подбежал. Отдышаться сразу не может, но тоже со страхом, смешанным с интересом, уставился на меня. Рот как у рыбы, выброшенной на берег, открывается-закрывается, открывается-закрывается. Про головную боль забыл, про то, что хорошо бы сейчас рассольчику испить, тоже. Делаю первый шаг. В смысле общения. Изрекаю:

– Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша!

– Саня!

Блин горелый! Ну, Саня! Хотя-а! Догадка преобразуется в словесно заданный вопрос:

– Игорь?

– Н-ну!

Обоим не до улыбок. Стоим, друг против друга, сверлим лица глазами. Не, ну правда, всего ожидать можно, но чтоб училищный приятель так хорошо сохранился. Мне бы так, в свои шестьдесят.

– Т-ты это как?..

– А-а-а, а с-сам как?

– Что как?

– Н-ну это?..

Хороший разговор. Продуктивный. Главное так ничего и не ясно. Дальше-то что? Беру быка за рога. Спрашиваю Пастухова, если это действительно он:

– Рассказывай?

Оказывается, не только я участвую в этом празднике жизни, смешанным с помешательством. Х-ха! Есть еще кое-кто, кому сейчас мозг черепную коробку изнутри натирает.

–Вчера посидели на встрече… Гм,.. вернулся, в общем-то, и не совсем поздно. Под душ и спать. А сегодня проснулся, в зеркало глянул и как обрубило. В себя пришел в этом богом забытом месте.