Я сидела под навесом нанятой телеги, дожидаясь остальных. Солнце еще не село, но, вопреки этому, уже здорово стемнело. За какой-то беру все небо сплошь заволокли черные грозовые тучи. Время от времени раздавались отдаленные похохатывания грома. Да, ночь и сезон дождей — не лучшее время для путешествий. Но с другой стороны до Киркука всего пятьдесят — шестьдесят гешей пути. Не растворимся.

От нечего делать я принялась чистить меч пучком сухой травы. Честно говоря, моя душа давно и прочно прикипела к кинжалам, и замена казалась не совсем удачной. Меч — может, и многоцелевое, но вовсе универсальное оружие. Кинжалы и легче, и метнуть можно под настроение. В дальнем бою, вообще, предпочтительнее копье или лук…

Ладно, дареному мечу на инкрустацию рукояти не смотрят. Хорошо еще эта самая рукоять одноручная. Да и длина нормальная, немногим больше куша. Одинаково удобно и колоть и рубить. Такой средний клинок дает владельцу больше безопасности и маневренности по сравнению с инертным длинным или коротким мечом, требующим доспеха или щита.

— Хороший у вас меч, нитилам. Не уступите?

Я подняла голову. Рядом стоял Алдай, заинтересованно рассматривая лежащий у меня на коленях клинок.

— Не уступлю.

— Подумайте, нитилам, полцены сброшу. Да что там, совсем бесплатно довезу. Зачем такой милой и нежной девушке оружие, небось, и пользоваться им не умеете?

— Ну не умею. — Я из чистой вредности повертела клинок в руках, как бы сама удивляясь, зачем мне, милой и нежной, сдалась эта противная железяка. — Ничего, другу подарю или дома на стену повешу. А вам он зачем? Чертей гонять?

На мгновение мне показалось, что он сейгеш меня ударит, но Алдай с безразличным видом пожал плечами.

— Нет, так нет. — И нарочито медленно, вразвалочку отправился запрягать своих ослов.

Очередной раскат грома заглушил мое запоздалое, сбивчивое извинение.

Первая заповедь охотников-зу гласит: «Не попадись на уловки, не впускай в свое сердце ни злых ни добрых чувств, ибо единственный надежный щит между тобой и коварством игига — это равнодушие».

Асеер уже десятый геш торчал у развилки на Киркук и злостно нарушал святую заповедь, все больше проникаясь искренней и глубокой ненавистью к этой треклятой твари. Неужели женская привычка извечно опаздывать распространяется и на нежить? Или она дожидается, чтобы он потерял самообладание и кинулся душить ее голыми руками? Это уже даже не смешно. Они давно должны были показаться. Чутье подсказывало охотнику, что твориться что-то неладное. Может, телега сломалась или тварь догадалась о преследовании?

Дингир-ур не любил провокационных вопросов, поэтому решительно, хоть и не без сожаления распрощался с такой замечательной идеей засады, и быстро зашагал назад к Элгаю Зарече.

По дороге ему так никто и не встретился до самого города. Казалось, улицы вымерли. Во дворе корчмы было все также пустынно, словно всех людей смел невиданный смерч… или кровожадная тварь? Открывая дверь, Асеер поежился, ожидая увидеть обглоданную гору трупов.

Худшие опасения начали оправдываться с самого порога, на котором лежало неподвижное тело…

Охотник склонился, чтобы рассмотреть характер ранений и в ужасе отпрянул.

От ядреного пивного перегара у Асеера потемнело в глазах и засвербело в носу.

Зато теперь стало понятно, куда подевались все горожане. Корчма была доверху набита народом, судя по лицам, до этого весело справлявшего какое-то радостное событие. С появлением охотника смех и разговоры мгновенно смолкли. Кто-то закашлялся, подавившись пивом. «Мертвое» тело на пороге тихо выматерилось и проворно отползло под ближайший стол. Звякнула, разбиваясь, оброненная тарелка. Рыжие осколки отразились в выпученных глазах схватившегося за сердце корчмаря.

— Люди, которые договаривались с Алдаем. Мужчина, мальчик, девочка и лысая женщина в черном, где они?

— Так они вроде как на Киркук собирались. — Неуверенно сказал кто-то.

— Да, точно, господин. — Поддержал его еще один голос. — Они, уже как десять геш тому назад, как отъехали.

Не может быть! Подлая тварь! Дингир-ур вышел на улицу, оглушительно хлопнув дверью.

— Чтоб ты сдох, храмовый выродок. — Зло сплюнул мельник, плечистый детинушка, который только-то величал охотника «господином». Остальные посетители одобрительно загалдели, оживленно припоминая существующие болезни и изощренные способы казни.

Асеер не успел отойти достаточно далеко, и проклятый обострившийся охотничий слух ловил каждое слово. Дингир-ур лишь склонил голову. Чуть дольше обычного прикрыл глаза. Ну и всего. Он уже привык к тому, что его все боялись. А страх вовсе не означает уважение, как опрометчиво полагают некоторые.

Страх означает ненависть.

Заполучив весь мир в свое единоличное пользование, тьма вольготно развалилась по обе стороны дороги, с большой неохотой уступая место тусклому свету масляной лампы, мерно раскачивающейся над нашими головами, да редким всполохам молний. Сплошная, хоть глаз выколи, чистопородная чернота, издревле внушающая людям священный трепет и суеверный ужас перед таинствами, что скрывала непроглядная завеса мрака.

Но от меня у ночи тайн не было. Подчиняясь внутреннему приказу, дневное зрение менялось на иное видение, попутно изменяя все вокруг. Сжатый до светового пятнышка мир начал расти и расширяться, словно мыльный пузырь, попутно наливаясь яркими цветами и наполняясь множеством деталей. Монотонное марево неба посветлело и зазмеилось яркими очертаниями грозовых облаков, выделяя каждый завиток, каждый изгиб с резкостью мастерской чеканки.

По обе стороны дороги раскинулись поля, пронзительно белыми, словно морская пена, волнами струившиеся под широким гребнем, старательно вычесывающего их ветра. Обычно скрытие дымкой холмы и небольшие финиковые рощицы приобрели ясные формы. Я могла видеть все, что творилось на сотни кушей окрест, и то, что я видела, точнее, чего не видела, нравилось мне все меньше и меньше. Все холмы да рощи, рощи да холмы. Горным грядам Киркука давно бы следовало появиться, чтобы засвидетельствовать почтение усталым путникам.

— Эй, а мы точно правильно едем? — Окрикнула я извозчика, чья сгорбленная спина маячила на фоне облезлых ослиных крупов.

— Точно, точно, нитилам. — Сонным голосом ответил Алдай. — Спите, скоро будем.

— Сам, главное, не засни. — Пробурчала я, откидываясь на соломенный настил. Мне действительно стоит, как следует, отдохнуть. Денек выдался не из легких, и кто знает, что нас еще ждет впереди?

Я проснулась оттого, что телега остановилась. Послышался скрип. Легкий хлопок ступней о землю. Полежав-подумав, я прониклась чувством солидарности с извозчиком и решила тоже прогуляться куда-нибудь в ближайший овраг. Люди налево, нежить направо.

Но не успела я слезть с телеги, как нос к носу столкнулась с Алдаем.

— Отдай меч…  — Прошипел извозчик, заменив обычное «нитилам» на нечто замысловато-неприличное.

— Простите, не могу. — Не очень талантливо изображая искреннее сожаление, потупилась я. — Он дорог мне, как память о покойной бабушке. Она так любила крошить им капусту.

— Это мой меч! Больше ничей, поняла? Тебе, девка, даже не представить какие деньжищи пришлось заплатить за ритуал!

Ага, кажется, я начала догадываться, где гиена зарыта. Богатые урожаи гиджев, жаждущих вечной молодости, всходили в Шумбере ежегодно и представляли собой неиссякаемый источник доходов разных шарлатанов и негодяев всех мастей, не брезговавших убийством ради легкой наживы. В ходе ритуала претендент на «долгие и счастливые лета жизни» должен был принести в жертву близкого, всей душой любящего его человека. Всего-то. Носи потом такой меч на поясе, подпитывай его время от времени свежей кровью и будешь всегда молод, здоров и полон сил для свершения новых «подвигов».

Это в теории. А на практике гарантия на бессмертие заканчивалась сразу после того, как мошенник скрывался с деньгами в известном только ему одному направлении. Ничего не подозревающий клиент таскал с собой заветную железяку везде и всюду, не расставаясь с ней даже в сортире, пока его липовая вечность внезапно не обрывалась от удара ножом, укуса змеи, холеры или банальной старческой дряхлости.