Пресс-конференция Шабовски поставила персонал Борнхольмера в особенно трудное положение, поскольку, несмотря на размер и мощные укрепления этого пограничного перехода, он не очень удачно располагался – по крайней мере, с точки зрения восточногерманского режима. До него было легко добраться: Борнхольмер построили рядом с Шёнхаузер-аллее – главной осью (в том числе и для общественного транспорта) Восточного Берлина, соединявшей КПП с центром города. Кроме того, Борнхольмер соседствовал с жилым районом Пренцлауэр-Берг, где проживало большое количество «враждебных несогласных элементов» – таких как Арам Радомски и Зигги Шефке.
Двое «враждебных несогласных» мужчин действительно направлялись к пограничному переходу в тот вечер. Радомски посмотрел пресс-конференцию Шабовски в прямом эфире в квартире своей подружки на Метцерштрассе в Пренцлауэр-Берге. После первых минут ей стало так скучно, что она ушла заниматься другими делами. Радомски, однако, продолжал смотреть. «Арам, выключи телевизор, все это чушь», – прокричала она ему из другой комнаты. Но Радомски не согласился, ответив: «Погоди, тут что-то новенькое… Я пока не знаю, что именно». Не обращая внимания на возражения подруги, Радомски смотрел, как Шабовски мямлит невразумительный текст про эмиграцию. Когда пресс-конференция неожиданно закончилась, Радомски решил выяснить, что конкретно имел в виду Шабовски, когда сказал «немедленно». Безуспешно попытавшись убедить девушку пойти с ним, он направился в пивную Metzer Eck, где часто встречались Радомски, Шефке и их друзья.
Этот аэрофотоснимок КПП на Борнхольмер-штрассе сделан Штази примерно в 1985 году. Западный Берлин – сверху за мостом. Сам пропускной пункт представляет собой большой обнесенный стенами комплекс в центре фотографии. Он включает несколько заграждений, фонари, служебные постройки, а слева – пронумерованные полосы для проверяемых автомобилей (MfS, из досье HA XXII 5724/2, 34, выставлялась на Борнхольмер-штрассе в 2013 году; фотография автора).
Шефке действительно уже сидел там и пил пиво со своей компанией. Радомски воскликнул: «Хорошо, что вы здесь. Надо срочно ехать к КПП на Борнхольмер-штрассе!» Все в баре подумали, что Радомски сошел с ума, но Шефке доверял его интуиции, хотя сам и не смотрел пресс-конференцию. Двое друзей поспешили к выходу, попрощавшись с присутствующими словами «Если через два часа не вернемся, значит, мы на Западе». Те в ответ только посмеялись над такой степенью самообольщения. По пути к Борнхольмер-штрассе Радомски и Шефке ненадолго зашли к последнему в его квартиру на Готландштрассе, чтобы захватить из заначки западногерманскую валюту – на всякий случай. Затем они проехали на машине небольшой отрезок до Борнхольмер-штрассе и припарковали автомобиль на ближайшей улице, не подозревая, как нескоро они снова его увидят.
КПП Борнхольмер превратился в гигантский магнит, подобно церкви Святого Николая месяц назад, – и притягивал он не только берлинцев. Катрин Хаттенхауэр тоже направлялась к Борнхольмер-штрассе. Девятого октября она сидела в одиночной камере в Лейпциге, гадая, танки ли это шумят на улице и ждет ли ее расстрел. Новости о происходившем снаружи распространялись по тюрьме с помощью перестука и стаканчиков для зубных щеток, которые прикладывали к стенам вместо стетоскопа. Той ночью по тюремным коридорам эхом начал разноситься смех – хотя смеяться заключенным строго запрещалось. Через несколько дней Хаттенхауэр без объяснений освободили, предупредив, что отныне ей запрещено выезжать за пределы города. Проигнорировав запрет, в ноябре Хаттенхауэр села на поезд, чтобы повидаться с друзьями в Восточном Берлине. Она собиралась отмечать с ними свой день рождения до самого утра: 10 ноября 1989 года ей исполнялся двадцать один год. Вечером девятого числа они пошли в бар неподалеку от пограничного перехода на Борнхольмер-штрассе и начали праздновать. Но вечеринка приняла неожиданный оборот, как только они услышали о пресс-конференции Шабовски. Хотя новости достигли их позже, чем Радомски и Шефке, у Хаттенхауэр и ее берлинских друзей возникла та же идея: пойти к КПП Борнхольмер – ближайшему пограничному переходу – и посмотреть, какие возможности им открываются в этот вечер.
Составленная Штази карта пограничного комплекса Борнхольмер. Восточный вход изображен внизу карты, а Западный Берлин – вверху, прерывистой линией. На схеме указано, что длина комплекса с востока на запад составляет 210 метров, а мост простирается на запад еще на 113 метров. Пояснения к символам справа: 1. Служебные здания. 2. Ворота со шлагбаумом. 3. Сторожевые посты. 4. Зона предварительного досмотра. 5. Зона таможенного и паспортного контроля. Внизу слева, обозначенная цифрой 5, расположена зона с полосами для проверки автомобилей (MfS, из досье BStU, MfS HA I, Nr. 3510, 14).
Ни у кого из них не было четкого плана действий; они лишь интуитивно чувствовали, что настал момент проявить себя. Радомски предполагал, что новые правила касаются лишь тех, кто готов эмигрировать навсегда, но ни он, ни Шефке не собирались этого делать. Он не понимал, как согласно правилам должны были действовать пограничники. Как служащие КПП смогут гарантировать, что выезжающие покидают страну навсегда? Неужели они действительно запретят обратный въезд? Он решил, что они с Шефке скажут, будто хотят эмигрировать, и посмотрят, что будет дальше. Радомски взял с собой фотоаппарат в надежде сделать несколько интересных снимков, но его разобьют в толчее.
Радомски и Шефке вспоминали потом, что оказались в числе примерно десяти первопроходцев, воспользовавшихся новыми правилами. Они сразу же начали спрашивать пограничников, стоявших у восточного входа комплекса, могут ли они перейти на другую сторону, но их развернули. Потом Радомски потребовал вызвать старшего офицера, и кто-то даже вышел к нему, но ответ был все тем же. Они с Шефке все равно решили остаться: продолжать жаловаться на невыполнение правил и следить за развитием событий.
Старшим офицером, дежурившим внутри самого пограничного комплекса Борнхольмер, в ту ночь был Харальд Егер. Егер, родившийся в 1943 году, был преданным слугой режима с большим стажем: к 1989 году этот ветеран мог похвастаться двадцатью пятью годами службы в Борнхольмере. В восемнадцать он начал работать полицейским на границе, пойдя по стопам своего отца, причем записался он вовремя, успев поучаствовать в строительстве Берлинской стены. И отец, и сын считали, что главная цель государства – не допустить еще одного конфликта после двух кровопролитных войн, уже случившихся в двадцатом веке. По этой же причине молодой Егер не сомневался, что решение возвести Берлинскую стену было трагическим, но необходимым. С его точки зрения, это было гораздо лучше единственной альтернативы – войны между странами Варшавского договора и НАТО.
Сделанная Штази фотография Харальда Егера – старшего офицера, дежурившего на Борнхольмер-штрассе ночью 9 ноября 1989 года. Эта фотография не датирована, но, судя по возрасту Егера, примерно так он и выглядел в 1989 году (MfS, из досье BStU HA KuSCH AKG KA HM Jäger, Harald).
В 1964 году, за три года до возведения Стены, Егер устроился в отдел паспортного контроля на Борнхольмер-штрассе. За последующие двадцать пять лет он дослужился до замначальника отдела и подполковника. Несмотря на звучащее по-военному звание и факт работы на границе, в основном он работал с бумагами. Обычный для Егера день состоял из проверки документов тех, кто выезжал за границу через КПП. Он и его коллеги клали документы на специальный стол, под которым находилась камера, и фотографировали их. Оперативники, сидевшие в служебном помещении, моментально получали фотографии и сверялись с огромной картотекой, чтобы выяснить, следует ли их коллегам принять какие-либо меры. К 1989 году картотека на Борнхольмер-штрассе содержала около шести тысяч фамилий, по двадцать на карточке. В основном это были фамилии жителей Западного Берлина и ФРГ (многие из которых прежде жили в Восточном Берлине и ГДР), а также некоторых других иностранцев, регулярно пересекавших границу. Номера на карточках соответствовали тем мерам, которые Штази применяло в отношении того или иного лица. Если это было число от 800 до 899, то тайная полиция вела слежку за человеком во время его визита на Восток. Число от 200 до 299 обычно означало «не пускать в ГДР». Оперативники подавали тот или иной световой сигнал в зависимости от карточки: зеленая лампочка не требовала оперативных мер, и человеку разрешалось пройти; красная лампочка означала, что необходимы особые меры. В дополнение к этому Егер, его коллеги и сотрудники таможни могли начать расспрашивать человека о цели поездки или проверить транспортное средство и багаж. Егер носил пистолет, но ни разу не убил человека, который пытался бы незаконно пересечь границу. В сущности, он был регистратором, помощником старших по званию, распоряжавшихся картотекой.
