К сожалению, трафика в телефоне Демида не оказалось, и я не смог даже выйти в интернет, чтобы прояснить невероятное сходство великого князя и моего Первого генерала через сеть. Так что решил для начала добраться до дома, и уж там заняться… Исследованием.

Автобус остановился на самом краю частного сектора, и ещё километр с лишним мне пришлось пилить на своих двоих, прежде чем я оказался перед забором небольшого особняка.

Покопавшись в сумке, я отыскал ключи, отпер неказистую дверь из профнастила, прикрученного к железной раме, и оказался во дворе родовой усадьбы.

Ничего особенного – слева пустая парковка, справа высохший, жёлтый газон. Прямо – двухэтажный особняк. Небольшой, но и не крошечный, однако с моим дворцом в Преисподней, конечно…

Всё равно, что сравнивать песчинку и пляж…

За домом виднеется постройка поменьше. «Баня», говорит память Демида. Есть навес с мангальной зоной, которой, очевидно, давным-давно не пользовались, огромная собачья конура, но самой псины не видать. «Усыпили».

Наркун паршивый, как же неловко слышать в голове чужие мысли! Хотя, надо признать, без них было бы куда тяжелее адаптироваться так быстро.

Поднявшись по крыльцу, я отпер дверь и вошёл в дом.

– Кто там? – послышался мужской голос из гостиной.

– Я.

Пройдя по коридору, вымощенному мраморными, но местами потрескавшимися плитами, оказываюсь в большой комнате. На полу – ковры, на стенах – картины (местами от них остались только следы), на окнах – тяжёлые, сейчас задёрнутые шторы. Большой телевизор на подставке, перед ним – невысокий журнальный столик, заставленный самыми разнообразными бутылками, большая часть из которых уже пуста. И диван, на котором сидит «мой» родитель.

Николай Орлов, некогда бравый военный, прошедший службу в горячих точках и разжалованный за превышение полномочий. А точнее – за пьяную драку с вышестоящим офицером из более знатного рода. Хотя это и дракой назвать нельзя – отец размолол оскорбившего его человека из рода Михайловых в фарш, за что лишился всего – чина, перспектив, пенсии, и был вынужден заплатить огромную виру.

Наш род лишился почти всех активов, исключая лишь пару пекарен. Мать после этого слегла в больницу и вскоре умерла. Братья отца (Демид подозревал, что это он их и подговорил) попытались поджечь несколько предприятий Михайловых в отместку за случившееся и были пойманы, после чего их казнили. Остались только отец, я и Лика – моя сестра.

После всех этих событий Николай пристрастился к выпивке и азартным играм и вскоре начал просаживать в казино все накопления наших предков. Затем настал черёд фамильных драгоценностей, картин и прочего антиквариата.

– Явился, – прохрипел отец и залил в себя полстакана дешёвого виски, – бездарь. Ого!

Он увидел кровь на моей одежде и скривился.

– Снова наполучал, слабак?

Я вновь погасил попытавшееся разгореться в душе пламя ярости. Какие же эти низшие жалкие! Вот он – ничего из себя не представляет, развалина, спускающая жизнь в унитаз, забившая на воспитание собственных детей – и он ещё смеет что-то мне говорить?!

Выдохни, Джерлак, выдохни… Тут нельзя убивать всех направо и налево… Тем более «родителя»… Он тебе ещё пригодится…

– В этот раз всё наоборот.

– Ну-ну, – Николай, очевидно, мне не верит, – как скажешь.

– Не рановато ты сегодня начал? Только полдень миновал.

Он аж поперхнулся от такой наглости.

– Ты что, сучий сын, вздумал мне выговаривать?! Ты, бездарь, решил поучать отца?!

Пустая бутылка летит мне в голову, но я легко ловлю её в полёте и бросаю обратно, в столик. Во все стороны брызгают осколки, на затасканный ковёр проливается дешёвый алкоголь и по комнате разносится его запах.

А отец смотрит на меня во все глаза.

– Ты…

– Ты что-то не в духе сегодня, – говорю я, – давненько на меня руку не поднимал. Случилось что-то серьёзное, верно?

Он скрипит зубами и встаёт. Видимо, хочет ударить. У него развиты умения Духа, но использовать их он может в ближнем бою – так что я демонстративно отвожу руку и зажигаю на ней большой огненный шар.

– Только попробуй – и я спалю этот свинарник. Он пропитан алкоголем настолько, что вспыхнет за секунду.

Отец выпучивает глаза. Он открывает и закрывает рот, как рыба, и не может ничего сказать. Даже не знаю, чему он удивляется больше – тому, что его бездарный сын неожиданно раскрыл чакры, или тому, что позволяет себе говорить с родителем таким тоном.

– Ну и жги! Давай, жги! Всё равно через неделю у нас всё это заберут! Жги, давай, чего стоишь?!

Он хочет сказать что-то ещё, но всё-таки берёт себя в руки и плюхается обратно на диван.

– Прорвался, значит? Раскрылся? И силу сразу почувствовал? Поздравляю…

Особой радости в его голосе не слышно, но я киваю, не решаясь распалять конфликт. Это просто бессмысленная потеря времени. Особенно – в свете услышанного.

– Спасибо. Да, «раскрылся».

– Ну и флаг тебе в руки, – бормочет он, отыскивая уцелевшую бутылку.

– Ты так и не ответил вопрос – что случилось? Кто заберёт дом?

– Не твоё дело, сопля!

– А чьё же ещё? – искренне удивляюсь я.

Действительно – я не был его сыном, это так. Но память Демида слилась с моей полностью, и теперь я ощущал, что этот человек и правда мой отец. Ну… биологический, по крайней мере… А сестра – моя сестра. И в первое время, пока я не освоюсь, как следует, не стоило настраивать против себя всех подряд. Тем более что и сил особых для противостояния целому миру не было…

– Отец, ты посмотри вокруг. Живём как смерды, как безродные. Прислуги давно нет, питаемся в забегаловках. Машины ты продал, пекарни в залоге. Лике ещё три года учиться в школе, мне – поступать через несколько месяцев. Останемся без дома – что делать будем? Если тебе наплевать на нас, ты так и скажи, но если нет – расскажи, что произошло. Подумаем вместе.

Николай смотрит на меня очень внимательно.

– Надо же, – бормочет он, – Как яра[1] меняет человека… Только пробудился, а уже совсем другой… И говоришь по-другому, и мыслишь. Страх потерял?

– Потерял, – соглашаюсь.

– Хм, а вот это ты зря. Страх помогает…

– Отец, давай по существу. Философии мне хватает в лицее.

– По существу – хреново всё, сын. Проигрался я.

– Не в первый раз.

– Так по-крупному – в первый… Нечем расплатиться будет…

– Сколько ты проиграл?

– Д… Десять…

– Чего?

– Миллионов.

Память Демида снова подкидывает информацию – на этот раз о местной валюте и финансах. Я присвистываю – сумма получается очень внушительная. Если продать дом, и то наберется две третьих от неё… А пекарни продать нельзя – в залоге…

– Кто принял у тебя такую ставку без наличных? Без поручителя?

– Расписку на дом написал, – бурчит отец, снова прикладываясь к бутылке. На этот раз пьёт прямо из горла. – Остальное наличными надо отдать.

– Как скоро?

– Через неделю.

Вот же наркун проклятый! Идиот-пропойца! Как будто у меня забот было мало, так ещё и без дома, кажется, останусь! Оторвать бы ему башку, и… Так, Джерлак, успокойся…

– Кому проиграл-то?

– Афанасию Михайлову.

Оп-па! А это уже интересно! Это ведь глава рода Михайловых, отец того коротышки, которому я сегодня лицо сжёг! Вот ведь совпадение… Не думаю, что удастся списать весь долг за проступок его сына, но хотя бы часть… Можно над этим поразмыслить…

– Я подумаю, что можно сделать.

– Ага, – бесцветным голосом говорит Николай. – Удачи. Мне потом рассказать не забудь.

Я оставляю его в гостиной и иду на второй этаж. Прохожу мимо комнаты Лики, и её дверь открывается.

– Дём?

Маленькая черноволосая девчушка бросается мне навстречу, обнимает, и от неожиданности я на секунду теряюсь.

– Наконец-то ты дома! Я целый день тут торчу, даже не спускаюсь! Отец пьёт с самого утра…