— Я уверен, — продолжал Питер, не слушая брата, — это будет облечено в самую мягкую форму. Габби — добрая девушка. Я уже говорил, при определенных обстоятельствах мне была бы даже приятна ее компания. — Он сел, отрешенно глядя перед собой, — Я думаю, мне нужно просто преодолеть себя. Я не смогу жить в Америке. Они… у них там полно дикарей. Я женюсь на этой девушке. Во всяком случае, бесчестия она, кажется, избежала благодаря упавшему лифу леди Софи.

Вдохновленный собственными речами, Питер выкарабкался из уныния. Он снова обратил свой взор на брата.

— Ты не находишь немного странным тот казус, Квил? Платье леди Софи соскочило тотчас после лифа Габби?

По мнению Квила, это было странно, но очевидно. В секретном списке Квила были две любимые женщины, и леди Софи стояла в нем под номером два. Правда, если уж быть точным, следовало еще отметить пунктиром фермершу Энни, его первое увлечение. С ней он перестал быть девственником. Воспоминания о событии пятнадцатилетней давности время от времени бередили ему душу.

Квил оставил вопрос брата без ответа и только пожал плечами.

Питер, привыкший к его молчанию, не придал этому значения.

— Значит, Габби еще не ответила?

Квил снова пожал плечами. Разумеется, Габби дала свое согласие, но тогда он еще не осознал, что его долг — обсудить с ней подробно, что ее ожидает в действительности. Муж, постоянно волочащий увечную ногу и благоухающий как кладовщик. Но самым больным вопросом оставались его мигрени.

— Ну хорошо, подождем, — мрачно произнес Питер, направляясь к двери. — Дай мне знак за ужином. Можешь даже не говорить, просто подмигни. А за меня, как я сказал, не беспокойся — я решил принять свое горькое лекарство. Я женюсь на этой крошке.

Появившийся в дверях Кодсуолл объявил:

— Мисс Дженингем ждет вас, мистер Дьюленд.

Квил покинул гостиную. Габби, плотно укутанная в темно-розовую накидку, в шляпке, под которую были убраны ее роскошные волосы, стоя в дверях, натягивала перчатки. Она бросила на Квила нетерпеливый взгляд. Определенно, у нее было дурное настроение.

Двухколесный экипаж стоял у парадного входа. Квил помог ей подняться и сел сам. Махнул кучеру, отпуская его, взял вожжи.

Габби вспомнила, как они с Фебой сидели в экипаже, когда Квил забрал их из порта. Странно, подумала она, насколько теперешние ощущения отличаются от прежних. Может, потому, что в тот раз она была без ума от Питера? Тогда она не замечала, что мускулистые бедра Квила занимают почти все сиденье, а сейчас… Она прочистила горло.

— Квил, вы сказали Питеру о нашей помолвке?

— Нет. Я решил сначала удостовериться, действительно ли вы хотите выйти за меня замуж.

Как? Разве это не ясно?! Габби растерянно заморгала. Не она ли все утро каталась с ним по ковру как последняя…

— Разве мы не договорились? — спросила она удивленно.

— Я подумал, что разумнее обсудить еще раз, — ответил он, направляя двуколку в Гайд-парк.

Габби задыхалась от бешенства. Он что, считает ее совсем тупой? Будто она не понимает, что это задний ход! Покувыркался на полу и засомневался, не порченый ли товар берет, как выразилась леди Сильвия. Нет, так легко ему это не сойдет!

Обуздав свой гнев, Габби проговорила спокойным тоном:

— И что именно вы хотите обсудить?

— Я должен немного прояснить, какой из меня получится муж.

Вот оно что! Он собирается сказать, что такая девушка заслуживает лучшего мужчины, и таким образом оправдать расторжение помолвки. Ничто не могло вызвать большей ярости, чем этот трусливый прием. Но в конце концов, она же ему не навязывалась. Нет так нет. Она с радостью выйдет замуж за Питера и опять почувствует себя счастливой!

— Проясняйте, — разрешила она.

— Габби, то, на что я трачу целый день, — неподобающее занятие для джентльмена, в частности моя инвестиционная деятельность. Отец готов предать меня анафеме за то, что я вообще чем-то занимаюсь.

«Прекрасно! — возликовала Габби. — Этот довод не пройдет!»

— Мой отец занимался экспортом в Нидерланды и Китай, — процедила она сквозь зубы, — и отдавал этому все свое время. И меня воспитывали в том же духе. Я не считаю, что джентльмен должен праздно слоняться по улицам от завтрака до обеда и от обеда до ужина.

Квил молчал. Он все утро себе внушал, что нужно рассказать ей обо всех своих недугах. В том числе и о мигренях после близости с женщиной — если уж быть абсолютно честным.

— И еще я хочу внести полную ясность в вопрос моего здоровья. — Сейчас он подходил к самому главному, и у нее появлялась реальная причина для расторжения помолвки. — Доктор Транкельштейн опасается, что хромота останется на всю жизнь, во всяком случае, будет возникать при усталости. Я не смогу танцевать. Кроме того, есть другие ограничения…

Когда Габби обратила на него свои прекрасные глаза, он был поражен. В них горел огонь. Был ли это гнев? Несомненно, нет.

— Ваша хромота не останавливает меня, Квил. — Габби не дала ему открыть рот. — И другие телесные последствия того злосчастного случая — тоже.

«На, получи, противный упрямец! — торжествовала она. — Может, теперь ты замолчишь?» Но «противный упрямец» порывался продолжать. Тогда она подумала с некоторой болью:

«Видно, и впрямь передумал».

— Я обязан вас предупредить… — Габби снова прервала его.

— Не нужно, Квил, — сказала она деланно-веселым тоном. — Я прекрасно понимаю, что вы решили меня… отвергнуть, и я предпочитаю это не обсуждать. В конце концов, на меня свалилось поистине ошеломляющее богатство. В данный момент у меня два жениха, и я могу делать выбор. Я буду вполне счастлива выйти замуж за Питера.

Она взмахнула рукой, как бы желая сказать, что разговор окончен, но тут же сцепила пальцы. Во время ее короткой речи лицо Квила потемнело и в глазах появилось что-то такое, что заставило ее немного смягчиться.

— По-вашему, я хочу расторгнуть нашу помолвку? — возмутился Квил. — Вы смеете меня в этом подозревать? — Габби кивнула.

— Я никогда бы этого не сделал!

Как это она так сплоховала? Габби вдруг осознала, что вновь оскорбила английскую добропорядочность. Джентльмен никогда не отвергнет леди — он сделает все, чтобы она сама ушла от него.

— Квил, мы можем говорить друг с другом откровенно как друзья? — Габби положила ладонь ему на руку.

Квил с некоторым недоумением уставился на руку в перчатке. Черт побери! Сейчас опять начнет тарахтеть, что у нее два жениха и ей не важно, за кого выходить замуж. Он решительно не хотел это слушать. У нее один жених — он. И он будет ее мужем! Совесть, истязавшая его весь день, замолчала. Габби принадлежит ему — и точка.

Он хмуро посмотрел на свою невесту и рявкнул:

— Говорите! — Габби в нерешительности кусала губу. Он выглядел таким же разгневанным, как Питер в тот вечер, когда она попыталась поцеловать его на людях. Приверженность английских джентльменов их кодексу правил приличия доходит до абсурда.

— Поскольку мы с вами друзья, вы не должны притворяться. Я все понимаю. Если вы не хотите на мне жениться, не нужно изыскивать способы заставить меня отказаться от помолвки. Это все, о чем я вас прошу.

Габби старалась говорить как можно рассудительнее и не замечала, как ноет ее сердце — она почувствует это позже. Пока нужно было защищать свое достоинство, если уж она оказалась в положении отверженной. К счастью, кроме леди Сильвии, никто не знал об этой помолвке, так как они с Квилом решили пока не оповещать своих утренних посетителей.

Экипаж катил по аллее в северной части парка. Квил, потянув за вожжи, придержал резво бежавших лошадей. Когда они остановились, он молча привязал вожжи к передку коляски.

Лучше бы поехать домой, думала Габби. Под ложечкой появилось тянущее, болезненное ощущение. Продолжать неприятный разговор больше не хотелось, и она выразила вслух свое желание слегка раздраженным тоном.

Квил удовлетворенно взглянул на мирно стоящих жеребцов и повернулся к ней всем своим крупным телом. Их бедра соприкоснулись. Она покраснела, вспомнив, как бесстыдно льнула к нему утром. Стоит ли после этого удивляться, что у него пропала охота на ней жениться?