Сначала он ничего не понимал из ее путаных речей, но в конечном счете вся словесная окрошка свелась к короткому и печальному заключению, с которым он, к сожалению, должен был согласиться.

— Питер никогда меня не полюбит! — судорожно всхлипывала Габби. — Он смотрел на меня с таким отвращением! О, мой отец… мой отец… — Речь ее снова стала бессвязной.

Чувствуя себя беспомощным перед таким шквалом женского горя, Квил неловко притянул ее к себе и похлопал по плечу. Только ощущала ли она что-нибудь через толстую ткань мужского фрака, который по-прежнему оставался на ней?

Она подняла голову и посмотрела Квилу прямо в глаза.

— Скажите, Питер никогда не полюбит меня так, как я его?

Квил почувствовал, как ускоренно забилось его сердце.

— Смотря как вы его любите, — проворчал он, понимая, что такой тон сейчас не к месту.

— О, я люблю его, — стенала Габби, — люблю… Он так мне понравился на портрете! Я не думала, что в жизни он другой. Одни упреки! И не хочет меня целовать, а мне так хотелось! Наверное, каждый мужчина будет смотреть на меня с таким же презрением. Я не смогу этого вынести, потому что…

Она снова зарыдала и бессильно упала ему на грудь. Квил ухватил главное. Габби хотела, чтобы Питер ее поцеловал. Естественно, сказал он себе, она в него влюблена.

Сам того не желая, он предпринял сомнительную попытку сказать неправду:

— Я уверен, Питер хочет вас поцеловать.

— Нет, не хочет, — всхлипнула Габби. — Когда я поцеловала его на балконе, он меня оттолкнул! И был очень сердит, — добавила она обиженно. Квил почувствовал облегчение. Все не так плохо, как он думал.

— Питер слишком блюдет приличия. Вы же были на балу. Он ни за что не поцелует женщину в такой обстановке.

— Почему? Тот ужасный мистер Барлоу пытался меня поцеловать.

Где же леди Сильвия? Когда нужно, так ее никогда нет рядом!

— Для Питера приличие — вопрос первостепенной важности, — неубедительно проговорил Квил.

— Я так не думаю, — прошептала Габби. Она уже начала успокаиваться и только время от времени тихонько всхлипывала. Квил вынул большой носовой платок и вытер ей лицо. От слез ее губы стали темно-малиновыми. Это отнюдь не умиротворило его душу.

— Мне кажется, Питер вообще не собирается меня целовать, — прошептала Габби, и столько отчаяния было в ее голосе, что у него защемило сердце. — Я не хочу выходить замуж за человека, которому я неприятна.

— Ваши выводы нелогичны. Если Питер так строг по части приличий, это еще не значит, что…

— Ему не доставляет удовольствия целовать меня. Это точно. Может быть, он влюблен в кого-то еще?

— Сомневаюсь, — пожал плечами Квил после короткого раздумья, с облегчением отметив, что она успокаивается, — Он вообще редко ухаживает за женщинами. Одно время ему нравилась ваша подруга, леди Софи. Но я не замечал, чтобы он был в кого-то влюблен.

— Может, он был влюблен в Софи, пока она не вышла замуж, — печально вздохнула Габби. — А теперь его самого вынуждают жениться.

— Я не видел никаких признаков любви к ней, — произнес Квил, ощущая вину перед своей будущей невесткой — так близка она была к правде. Ну по крайней мере — наполовину.

— Как бы то ни было, Питер не испытывал никакого желания целовать меня. А без этого и без истинной любви я могу умереть!

Квил отрывисто засмеялся.

— Габби, вы не находите, что это напоминает мелодраму?

— Я отвергнута моим будущим супругом. Можете считать это мелодрамой, если вам угодно, с мостов бросаются и по меньшему поводу!

— Господи, о чем вы?

— Когда к нам приезжала на гастроли театральная труппа я была на спектакле. Героиня спрыгнула с моста или с балкона — точно не помню, — потому что ее суженый любил другую. Это была самая впечатляющая сцена.

— Чушь.

— А я вам говорю, это было потрясающе. Под конец я так плакала, что мой отец до смерти перепугался и на следующий вечер не взял меня с собой.

— Я бы тоже не взял, раз вы не получили удовольствия.

— Как не получила?! — вскричала Габби. — Это было замечательно! Это была необыкновенно тонкая пьеса о любви, о человеческих страданиях, особенно женских. Женские сердца гораздо нежнее мужских.

К удовлетворению Квила, ее настроение, несомненно, улучшилось. Лицо ее сияло.

— Возьмите Офелию, — продолжала Габби. — Она стала буйнопомешанной, когда ее отверг Гамлет. И она бросилась в реку. Помните то место, где он велит ей идти в женский монастырь? Питер смотрел на меня точно так же этой ночью!

Лицо Габби снова приняло горестное выражение. Она явно отождествляла себя с несчастной шекспировской героиней.

Квил ухмыльнулся:

— Позвольте спросить вас напрямик. Из-за того, что Питер вполне резонно не стал целовать вас на глазах у всего света, вы готовы принять ванну в Серпентайне[9]? Хотите, я прикажу кучеру свернуть? Правда, сегодня жуткий ветер, но я полагаю, это вас не остановит, если вы так отчаялись.

— Вы считаете, я делаю из мухи слона? — Габби хихикнула. — Это мой недостаток.

— Чертовски неудобный, — заметил Квил.

Габби посмотрела на него прекрасными зовущими глазами.

— Вы мне правду говорите, ну… что Питер хочет меня поцеловать? Я имею в виду — так же, как вы этого хотите. — Квил распрямился, как выскочившая пружина.

— Черт подери, с чего вы взяли, что я хочу?

Габби слегка вздрогнула.

— Вы об этом не говорите, но вы так смотрите…

— Все мужчины моложе девяноста — тоже. Ваше платье специально сделано, чтобы заставить их смотреть на вас.

— Когда вы смотрите на меня, я чувствую себя… неловко.

— Звучит не очень приятно.

— Но это так. Такое ощущение, как будто по коже бегают муравьи.

— Совсем плохо, — пробурчал Квил. — Прошу прощения. Постараюсь впредь не доставлять вам неприятных ощущений.

Габби сдвинула брови.

— Я не совсем точно выразилась. Вы так смотрите, будто целуете, — прошептала она, испугавшись собственной опрометчивости. — От вашего взгляда у меня возникает дрожь… вот здесь. — Она приложила руку пониже подреберья.

Ее слова, как облачко, проплыли в экипаже, вызвав некоторое замешательство.

Она ощутила легкое прикосновение к уху. Квил, впрочем, тотчас отодвинулся и улыбнулся:

— Ну, дрожь уже началась?

— Нет! — возмутилась Габби. — Перестаньте подшучивать надо мной, Квил! Я не должна была говорить вам это.

— Верно, — согласился он.

— Питер никогда не смотрит на меня так.

— Я уверен, он хочет поцеловать вас, Габби, — не сразу ответил Квил. Дай Бог, чтобы это было так, подумал он, одновременно надеясь на то, что этого не будет вовсе. — Просто Питер боится испортить вам репутацию.

Тогда она подняла на него свои очаровательные, широко посаженные глаза, как бы говоря своим взглядом: «Поцелуй меня!»

Квил улыбнулся и наклонился к ней.

— Вы всегда будете испрашивать поцелуя? — проговорил он небрежно, как о чем-то обыденном.

На этот раз Габби не успела возмутиться — он успокоил ее, прижавшись ртом к ее губам.

Квил целовал ее с той буйной сладостностью, которая накатывала на него всякий раз, когда он видел эти губы и сияющие глаза, когда слышал этот хрипловатый голос, льющийся и льющийся без конца. Взяв ее лицо в ладони, он подумал, что стоит, пожалуй, стянуть свой фрак с ее плеч, но вовремя остановился.

Что сейчас с ее лифом? Если он все еще спущен до талии, то достаточно одного движения его руки — и откроется дивная кремовая плоть.

Квил вздрогнул и впился в ее губы, превращая поцелуй в опасно страстную мольбу. Габби выгнулась и с тихим горловым стоном обняла его за шею. Фрак, соскользнувший с атласной глади плеч, упал на сиденье.

Квил тупо смотрел, как ежится пепел в камине, и недоуменно пожимал плечами. Как это могло случиться? Не иначе в приступе безумия. Этим хоть как-то можно себя оправдать. Он представил шокированное лицо Питера. Может, купить билет в Персию? Или на Северный полюс? Нет, теперь этот вариант отпадает. Не ласкал бы свою будущую невестку, оголенную, в экипаже, тогда еще мог бы исчезнуть безнаказанно.