Высотные альпинистские ботинки – это высокотехнологичная обувь. Ее можно сравнить с элементами скафандра космонавта или глубоководного водолаза. Современные модели спроектированы так, чтобы их можно было надеть даже в толстых рукавицах, но это вовсе не означает, что это просто. Надев ботинки, немного отдышавшись и уняв колотящееся в груди сердце, я расстегнул молнию выхода и вылез из палатки наружу.
Через стремительно летящие снежинки луч фонаря выхватывал в кромешной тьме мутные пятна палаток, стоявших неподалеку на склоне. Наша палатка находилась на самом краю снежного поля. Я принял решение подняться по заранее закрепленной веревке до центра этой площадки и некоторое время покричать во все стороны, в надежде, что мне отзовутся. Я решил не брать с собой кислородное оборудование, чтобы не закрывать себе обзора кислородной маской, а рация оставалась в руках у Пасанга – он заканчивал собирать информацию от всех наших шерпа. Перед выходом я передал Расселу, что выйду на связь через 20–30 минут.
Застегнув за собой полог палатки, я остался наедине с ветром, темнотой и нависающей над лагерем вершиной Эвереста. Мне предстояло пройти около ста метров вверх, останавливаясь через каждые двадцать, и, рискуя сорвать голосовые связки, кричать во все стороны в темноту имя Ди Анджело. На такой высоте средняя скорость передвижения у альпинистов составляет два-три шага в минуту, мне же предстояло делать это без кислородной поддержки, преодолевая сопротивление встречного ветра и летящего в лицо снега.
Через 30 метров мои крики стали взрываться в пересохшем горле фейерверком болезненных игл. Чтобы собраться с силами, мне каждый раз приходилось сначала, как черепахе, втягивать голову под ворот пухового комбинезона, чтобы несколько минут подышать теплым воздухом. Примерно через полчаса мне показалось, что я уже дошел до края снежного поля. Почти потеряв голос, но не услышав в ответ ни одного сигнала, я развернулся и начал спускаться обратно к нашей палатке, стараясь как можно быстрее добраться до спасительной кислородной маски. В какой-то момент я зацепился кошкой за рант второго ботинка и только чудом не покатился кубарем вниз по склону: вовремя зажал в руке натянувшуюся веревку и сохранил баланс. В палатку я вернулся через 40 минут после выхода, изрядно замерзнув и выбившись из сил.
«Расс, похоже, что тут нет вашего Ди Анджело, – прохрипел я в рацию. – Вы искали их в нижних лагерях?» «Да, – ответил Рассел, – у нас нет связи с палатками на 7 500, но рядом с нашим лагерем на 7 700 и 7 000 итальянцев точно нет». Рассел дал отбой, и штурмовой лагерь наконец-то погрузился в то особенное состояние, которое возникает у солдат перед выполнением смертельно опасного задания.
Остаток вечера до нашего выхода прошел без приключений. Около десяти часов я по рации передал всем шерпам о начале сборов, и уже в 22:50 все шестнадцать участников нашей экспедиции – шесть клиентов, два гида и восемь шерпа – стояли перед палатками, полностью готовые к выходу наверх.
Выход на штурм
Каждого клиента сопровождал один из шерпа, которыми руководил их сирдар Мингма. Сирдаром называют главного шерпа, в переводе имя Мингма означает «понедельник». Среди народа шерпа очень распространено семь имен – по дням недели, на который пришелся день рождения. У нашего Мингмы было добавление Гелу, что означало «большой». Хотя ростом он был пониже меня, по силе и способности двигаться в горах он превосходил большинство своих коллег.
Итак, я шел в голове нашей колонны, задавая общий темп группе, а второй гид шел последним. Перед выходом мы договорились, что его основной задачей будет замыкать группу и следить за состоянием самых медленных клиентов, чтобы в нужный момент развернуть их вниз.
С акклиматизацией у нас со вторым гидом дела обстояли не очень. Я пропустил неделю, запланированную на привыкание к высоте, находясь в тибетском госпитале, где мне купировали приступ аппендицита. Второй гид приехал позже основной группы на две недели и поэтому тоже не смог пройти полный курс акклиматизации. Поэтому у меня вызывал тревогу именно он, а не самые слабые клиенты: на такой высоте отек мозга развивается стремительно, и начало этого процесса очень легко пропустить даже опытному человеку.
Меня иногда спрашивают: как избежать отека мозга при восхождении на Эверест? Ответ тут очень простой: как бы вы ни старались и ни готовились к восхождению, избежать отека мозга у вас не получится. Точка. Он происходит у всех альпинистов, поднимающихся выше 8 000 метров. Просто протекает отек мозга у всех с разной скоростью, которая в первую очередь зависит от акклиматизации, а во вторую – от индивидуальных особенностей человека. Чем дольше вы находитесь выше 8 000 метров, тем больше вероятность, что скорость развития отека мозга у вас перейдет в ту стадию, когда уже поздно будет что-то изменить.
Именно поэтому очень важно следить за состоянием, чтобы не пропустить этот критический момент. На уровне самоконтроля сделать это очень сложно, поэтому обязательно нужно, чтобы кто-то другой постоянно отслеживал ваше самочувствие. Обычно эта обязанность ложится на гида, поэтому он должен, словно эфир, заполнять все пространство вокруг клиентов, постоянно встречаться глазами с каждым и проверять, все ли в порядке.
Я считаю крайне важным до восхождения провести рядом с клиентом как можно больше времени, чтобы понять, как он думает, как ведет себя в непредвиденных ситуациях, какие у него жизненные принципы и ценности, и способен ли он доверять гиду настолько, чтобы подчиняться его командам и выполнять роль ведомого. Ведь во время опасного восхождения я рискую своей жизнью ничуть не меньше, чем он, и поэтому мы оба должны знать, чего ожидать от каждого из нас в сложной ситуации.
Через полтора часа мы подошли к скальному гребню и начали «работать по скалам» – так альпинисты называют подъем по скалам с использованием альпинистских техник и снаряжения. Под ногами вместо снега был уже камень. Наша группа возглавляла караван, образованный альпинистами из других экспедиций, и поэтому мы не стояли в «пробках» и не ожидали, пока другие группы пройдут сложные места на маршруте. До отметки 8 700 мы двигались плотной группой, но после преодоления самого сложного участка – так называемой «Второй ступени» – группа неизбежно должна была начать растягиваться.
В очереди под «Второй ступенью» всегда скапливается много людей в ожидании, когда идущий перед ними освободит подъемную веревку. Повиснуть одновременно на веревке нельзя – вы просто заблокируете движение впередиидущего, так как он не сможет передвигаться по натянутой под вашим весом веревкой.
Скальное образование под «Второй ступенью» напоминает по форме гигантский двухметровый гриб, и именно так его называют между собой альпинисты. Мы подошли к нему через два с половиной часа после выхода, освещая себе путь фонариками в кромешной тьме.
Обычно у подножия «Гриба» все оставляют один из комплекта своих кислородных баллонов – нет смысла тащить его с собой наверх, если он понадобится только на спуске.
Поэтому обычно у «Гриба» всегда лежит несколько десятков баллонов – как свежих, так и брошенных экспедициями прошлых лет. Известны случаи, когда брошенные баллоны спасали жизнь какому-нибудь альпинисту, который не рассчитал с расходом кислорода, или у которого что-то случилось на спуске. Иногда среди этих старых баллонов можно найти тот, в котором еще есть 20–30 атмосфер живительного газа.
Мы аккуратно сложили наши кислородные баллоны, предназначенные для спуска, на ровную площадку возле «Гриба» и приступили к преодолению самого сложного участка маршрута.
В среднем на прохождение отвесного участка «Второй ступени» требуется около 25 минут – некоторые делают это быстрее, кто-то же – значительно медленнее. «Вторая ступень» представляет собой вертикальный участок скалы протяженностью около сорока метров, разделенный в середине наклонной скальной полкой. Сначала нужно преодолеть пятнадцатиметровый отвесный участок, используя для подъема закрепленные выше веревки и специальное альпинистское снаряжение. Верхняя часть «Второй ступени» проходится проще, потому что частично подъем происходит по металлической лестнице, установленной там китайской экспедицией в 1978 году.