Когда внутренности были вынуты, за дело взялся Родион. Он сказал Сысою и Егору – держать труп лошади за копыта, чтобы не перекатывался по траве, достал топор – и принялся разрубать тушу на куски. Ванька тем временем – по локоть в крови потащил потроха в лес.

– Ванька! Как назад будешь из лесу идти – прихвати хвороста на растопку! – крикнул Ваньке Селиван. Он собирался разводить костёр – а потому направился к дровнику.

Мясо можно было приготовить и в печи – но на это ушло бы слишком много времени – потому что зажарить в печи всю тушу – не получилось бы, а потому – лошадь пришлось бы готовить по частям.

Поэтому – оптимальным решением был костёр. И жечь его надо было прямо сейчас, пока ещё хоть и светло – но всё-таки очень рано, и нигде рядом – точно нет ни одного человека, ибо все ещё крепко спят. Вообще это было общим правилом – даже избу топили почти исключительно ночью. Днём топили в редчайших, исключительных случаях – и потому Маруся, вела преимущественно ночной образ жизни, и стряпала всегда по ночам. Да и всех остальных тоже их «ремесло» так или иначе, обязывало не спать в тёмную ночь.

Итак, Селиван принёс дров, из дровника же принёс мох, который всегда заготавливали заранее на растопку, достал кремень, кресало, и принялся высекать искру. Тут как раз подоспел из лесу Ванька, тащивший большую охапку хвороста. Это было как нельзя кстати, и вот уже через минуту во дворе запылал костёр.

Родион и Сысой сидели на чурбаках, и обрезали ножами мясо с костей. Мясо кидали в большую деревянную бадью. Когда бадья наполнилась – Ванька оттащил её Селивану – и притащил другую бадью – наполнять её.

Селиван, между тем, подвешивал куски мяса над огнём и жарил. Конина стала обугливаться, в костёр закапал жир. Все остальные, закончив работу подошли к костру.

– А где Егор? – оглядевшись, вдруг спросил Селиван.

Все огляделись. Егора и впрямь не было.

– Мы думали, что он тебе помогал дрова таскать. – сказал Селивану Родион.

– А я думал, что он вам помогал лошадь разделывать. – ответил Селиван.

–Опять как в воду канул! – злобно прорычал Родион. – Ну и чёрт с ним. Мы дело сделали – теперь пусть шляется по лесу сколько влезет, нам мяса больше достанется.

Он принюхался, и спросил у Селивана:

– Готово, что ли?

– Это уже готово. – сказал Селиван, указывая на ту же деревянную бадью, полную теперь уже жареного мяса. Можете тащить в избу.

– Ладно. Как закончишь – приходи. – ответил ему Родион, и повернулся к Ваньке – Эй Ванька! Хватай бадью, да пошли в избу! Жрать охота!

Ванька, подхватил трёхпудовую бадью как пушинку, и первым пошёл в избу. За ним двинулись Родион и Сысой.

Егор так и не появился. Маруся, хлопотавшая в избе, оглядев вошедших, первым делом как раз про него и спросила:

– А где Егор?

– Кто его знает, по лесу наверно где-то бродит. – пробурчал Родион – Ничего, есть захочет – придёт. Дай нам поесть, Маруся!

Ванька, между тем – водрузил бадью на стол, и сразу же взял себе здоровенный кусок конины. Остальные уселись за стол, и тоже взяли по куску. Немного погодя – зашёл и Селиван. Маруся, между тем, вытаскивала из печи чугунки. По числу едоков она поставила на стол четыре чугунка. В чугунках была пшённая каша.

Едоки тут же схватили деревянные ложки, и стали черпать кашу из своих чугунков, заедая мясом. Маруся, между тем, поставила на стол каравай недавно испечённого хлеба, а потом поставила ещё один чугунок. В пятом чугунке была вода, которая от жара печи превращалась в кипяток. Кипяток черпали из чугунка деревянными ковшами, ждали, пока чуть остынет, и запивали свою нехитрую трапезу. Так как и хмельное, и мёд, и даже квас – появлялись у разбойников крайне редко, и были, по большому счёту – на вес золота, то обычно с утра до вечера пили они либо студёную ключевую воду из ручья, либо ту же воду, доведённую до кипения.

В избе стояла почти полная тишина. Ели молча и жадно, откусывая большие куски мяса и хлеба, заедая их пшённой кашей, и запивая кипятком.

Наконец все наелись, животы были набиты до отказа. Пора было спать. Родион полез на печь, и повалился на лежанку, Сысой лёг на лавку, Селиван – на топчан, а Ванька – на другой огромный топчан, который сам же для себя и сделал – ибо ни на лавке, ни на сундуке он не помещался.

Маруся, между тем поела сама, убрала со стола, помыла чугунки, подбросила дров в печку. После чего, она полезла на лежанку к Родиону, и легла рядом с ним. Через несколько минут – в избе уже все крепко спали.

А Егор так и не появился.

Ванька с самых малых лет, выделялся среди прочих детей в своей деревне. Уже тогда было видно, что Ванька был на порядок выше, шире в плечах и сильнее своих сверстников.

– Ишь, какой богатырь растёт! – говорили его односельчане. – Вот вырастет – будет защитник и крепкая опора родителям!

Но всё получилось ровно наоборот. Впрочем, поначалу – у Ваньки всё выходило довольно неплохо, и уже в десять лет он мог пахать поле и косить траву – наравне со взрослыми мужиками.

Но время шло – сила его прибывала, и как ни странно, вместо того, чтобы становиться лучше – дела становились всё хуже. Пришёл такой момент, когда силы стало чересчур много.

Именно тогда-то всё и началось – все быстро заметили, что Ваньке нельзя поручить никакую работу. Пошлёшь его копать – плуг в землю на два аршина вгонит, косу дашь – сразу черенок сломает, топор дашь дрова колоть – тоже сломает. Делал это Ванька не нарочно, а случайно. Просто для него деревянный черенок – был всё равно, что для других людей тонкий прутик, который можно играючи сломать двумя пальцами. Рассчитывать свою силу, Ванька, конечно, мог – но он об этом попросту забывал.

Постепенно недовольство односельчан росло – от Ваньки было больше вреда, чем пользы. В деревне его называли «детина в три аршина» (хотя на самом деле Ванька был ростом выше, чем три аршина), а позже, дали обидное прозвище – «непутёвый».

Разумеется, что долго это продолжаться не могло. И однажды на деревенском сходе, Ваньку было решено спровадить из деревни.

«Пусть в Новгород идёт, его чай в дружину с его силой возьмут. – говорили ванькиному отцу односельчане. С его силёнками – он в войске больше пользы принесёт, а для деревни его сила – слишком велика. А у тебя ещё сыновья есть, они тебе в старости и помогут».

Некоторые даже успокаивали его отца, суля Ваньке большое будущее – «В Новгород Ваньку, отправляй, не думай. С его силищей – он в дружине многого добьётся. Авось – у князя на хорошем счету будет, почестей княжеских силой своей заслужит. Глядишь – про Ваньку твово, как нового богатыря – по всей Руси-матушке слава пойдёт, будут былины про него, как про Илью Муромца слагать!».

Отец Ваньки, не осмелился идти поперёк деревенского схода. Да и что говорить – слава нового богатыря, которую сулили Ваньке односельчане – запала ему в голову. Поэтому на следующий день, он подошёл к Ваньке и сказал:

– Ну, Ванюша – будет тебе, хлеб наш задарма есть. А потому – уходи из деревни. Вот тебе сухари, пшена на дорогу – и ступай. Иди прямиком в Новгород, да князю в ноги упади – авось в дружину возьмёт тебя. Ступай с Богом!

Если бы Ванька упёрся, и захотел остаться – то, разумеется, никакая сила не смогла бы заставить его покинуть этот дом, ибо не было такой силы в деревне. Впрочем, очень может быть, что останься Ванька – его бы попросту зарезали ночью односельчане.

Однако, услышав это, Ванька настолько растерялся, что и не знал, что сказать. Он долго смотрел на отца, а потом выдавил из себя:

– Да как же это так, тятя?

– Ступай-ступай, Ванюша. – мягко увещевал его отец – Не будет тебе счастья в нашей деревне. Ступай, авось на чужой сторонушке счастье своё найдёшь.

Ну что тут поделаешь – взял Ванька котомку, да пошёл.

Куда идти он не очень-то себе представлял, так как из деревни – по сути, никогда никуда не уходил. Шёл себе и шёл, куда глаза глядят. Ванька хотел было и в самом деле податься в Новгород, но в какой стороне Новгород находится – он не знал. Хотел было спросить у встречных, куда идти, но навстречу ему никто не шёл. Поэтому неудивительно, что пошёл Ванька, конечно же – в другую сторону, и идя по дороге не приближался к Новгороду – а удалялся от него, всё дальше углубляясь в лесную чащу.