Сегодня эти экспериментальные исследования составляют меньшую долю того, что публикуют наиболее влиятельные социально-психологические журналы. К тому же не они заставляют практических работников и журналистов уделять все больше внимания социально-психологическим разработкам. Внимание ученых и публики сосредоточено на «естественных экспериментах», а также на оценке результатов активного внедрения тех или иных новых практик, базирующихся на определенных теоретических идеях социальной психологии. В естественных экспериментах используется то обстоятельство, что в разных организациях, местностях или странах по-разному организованы похожие процессы – различается, например, режим доступа к огнестрельному оружию или законодательное регулирование донорства органов. Ученые изучают, как эти различия сказываются на поведении людей, и пытаются вычленить те психологические процессы, которые объясняют поведенческие различия. Что касается психологических эффектов активного внедрения новых практик, то стиль их изучения тоже меняется. Ученые переходят от скромных по объему исследований полезности той или иной новой практики к масштабным проектам, в рамках которых они могут не просто констатировать полезность нововведения, но также оценить его экономическую эффективность и найти способы максимизации получаемого эффекта.

В последних двух главах, в которых мы обсуждаем применение социальной психологии к решению проблем в сфере образования и защиты окружающей среды, читатели как раз и найдут отражение сегодняшнего тренда в социально-психологических исследованиях. Мы надеемся, что нам удастся заинтересовать российских психологов таким подходом и увлечь подобными исследовательскими проектами. Акцент на социально значимых приложениях социальной психологии и активном внедрении нововведений возвращает нас к традициям выдающегося социального психолога Курта Левина, оказавшего огромное влияние на развитие науки, но неизвестного, к сожалению, многим молодым ученым. (Заметим, что связи Левина с русскими психологами, в особенности с кругом Льва Выготского, были глубокими и продуктивными.) Левин был убежден, что «нет ничего практичней хорошей теории», и его наиболее влиятельные работы содержат примеры того, как от хорошей теории двигаться к приносящим пользу прикладным исследованиям. Научный и жизненный путь Левина напоминает нам также о том, что наиболее важные достижения в психологии опираются не только на научный, но и на моральный фундамент. И сегодня, когда мир сталкивается с таким количеством разногласий, когда в США и других странах набирают силу антидемократические тенденции и идеология столь часто торжествует над логикой и фактами, моральный императив становится все более важным. Поэтому мы хотим завершить наше предисловие словами великого русского физика и гуманиста Андрея Сахарова: «…человеческому обществу необходима интеллектуальная свобода – свобода получения и распространения информации, свобода непредвзятого и бесстрашного обсуждения, свобода от давления авторитета и предрассудков… Спасение нашей внешней среды обитания настоятельно требует преодоления разобщенности и давления временного, местного интереса»[5].

В конце весны 1944 года войска союзников были заняты последними приготовлениями ко «Дню Д» – эпохальной высадке на пяти участках нормандского побережья под кодовыми названиями «Юта», «Омаха», «Голд», «Джуно» и «Меч». Вторжение должно было происходить в два этапа: выброска после полуночи двадцати четырех тысяч британских, американских и канадских парашютистов и массированный пехотный и бронетанковый десант с моря в 6:30 утра. Британский главнокомандующий генерал Бернард Монтгомери провел с офицерами, возглавлявшими высадку, последний инструктаж – это была глубоко содержательная и безупречная речь.

Верховный главнокомандующий союзными силами, генерал Дуайт Эйзенхауэр, которого все называли просто Айк, поручив эту задачу Монти, воздержался от напутствий накануне вторжения. Он не стал останавливаться на деталях операции или обременять присутствующих своим видением завтрашней высадки и предстоящей долгой борьбы, которая должна была увенчаться разгромом Третьего рейха. Он просто обошел комнату, обмениваясь рукопожатиями с теми, кто поведет солдат в атаку, ясно отдавая себе отчет, что многим не суждено остаться в живых. Он понимал, что мысли офицеров сосредоточены на задаче, которую каждому предстоит выполнить в ближайшие сутки, на судьбе товарищей по оружию и на будущем своих семей. Безмолвное рукопожатие сообщало каждому, что главнокомандующий понимает их мысли и их чувства, что он преклоняется перед грядущим испытанием и самопожертвованием воинов. В этой комнате он оказался самым мудрым[1].

За мудрыми изречениями не надо далеко ходить, примеры повсюду – в сборниках цитат, настольных календарях, ежедневниках, на автомобильных наклейках. Ценными советами, зачастую непрошенными, нас оделяют друзья, родственники, коллеги. Мы можем обращаться к мудрым людям за советом в вопросах финансовых («Не занимай и не давай взаймы» – Бен Франклин) и карьерных («Будь обходителен с теми, кто встречается по пути наверх; это их ты встретишь на пути вниз» – Уолтер Уинчелл). Тот, кто жаждет власти, может руководствоваться словами Никколо Макиавелли, политика эпохи Возрождения («Мудро льстить важным людям»), а тот, кто скромнее и всего лишь хочет «завоевать друзей и влиять на людей», найдет совет Дейла Карнеги, популярного автора XX века («Не скупись на похвалу»), или Майи Энджелоу, лауреата медали Свободы («Люди забудут, что ты сказал, люди забудут, что ты сделал, но люди никогда не забудут, что ты их заставил ощутить»).

Нам дают наставления, как добиться цели («Лучший способ получить желаемое – заслужить его» – Чарльз Мангер), суфийские поэты прошлого учат нас переживать тяжелые времена («И это пройдет»). В нашем распоряжении есть универсальные рецепты обретения смысла жизни и личного самосовершенствования («Смысл жизни в том, чтобы найти свой дар; назначение жизни в том, чтобы одарить им других») – пусть мы никогда и не узнаем их авторов.

Проницательность и умение разрешать человеческие конфликты всегда считались важными элементами мудрости. Это доказывает библейская притча о царе Соломоне, который рассудил двух матерей, а спустя почти три тысячелетия – история Нельсона Манделы, который добился бескровной победы над режимом апартеида.

Мудрость многолика. Есть мудрость Будды, есть бабушкина мудрость, есть мудрость «по Баффетту». Словарь Вебстера выделяет три типа мудрости: (1) знание – накопленное философское или научное знание; (2) проницательность, или способность распознавать в предмете внутренние свойства и отношения; (3) рассудительность, или здравый смысл.

Отдельное упоминание проницательности и здравого смысла подчеркивает истину: быть мудрым не то же самое, что быть умным. Более мудрым мы называем не того, у кого высокий коэффициент интеллекта или кто лучше владеет фактами и цифрами. Умный человек может не разбираться в человеческой природе и быть плохим судьей в житейских делах или в понимании цели и смысла жизни. Тут можно вспомнить, что книга под названием «Самые умные»[7] повествует о руководителях обанкротившейся энергетической корпорации «Энрон», которые, по мнению многих, были сообразительными людьми и проводили весьма изощренные финансовые махинации. Однако в какой-то момент самонадеянность, алчность и близорукость подвели их (и вместе с ними остальных сотрудников и акционеров компании), продемонстрировав, что чего-чего, а мудрости они были лишены абсолютно. И дело было не только в отсутствии у них моральных принципов – им недоставало понимания, к каким целям и задачам действительно стоит стремиться и какими средствами эти цели достижимы наилучшим образом.