Она выдыхает, как только понимает, что никто не гонится за ней. Взгляд сосредотачивается на их высоких, худых фигурах, смотрящихся так гармонично рядом. Фенечки. На их запястьях — одинаковые фенечки. Она этого раньше не замечала. Пульс начинает приходить в норму.
Буйство внутри успокаивается, постепенно, снижая градус. Она могла дышать. Она могла выдохнуть. Могла увидеть их лица, сошедшие словно с её рисунка, и почувствовать ту самую ниточку, за которую всегда держалась.
Спокойно. Спокойно. Руки всё ещё трясутся, и всё тело тоже, но она заставляет себя выдохнуть, не отрывая взгляд от этих фенечек на их сцепленных руках.
— Э-эй, с тобой всё в порядке? — неуверенно спрашивает парень. Она лишь еле-еле кивает, успокаивая дыхание и держа рюкзак перед собой. Единственное, что вертелось в её голове, — не показывать пистолет. А потом она вдруг рассмеялась. Пистолет. Точно. У неё же есть пистолет. Можно ведь не бояться погони. Наконец-то не бояться.
Они округлившимися глазами смотрели на неё, смеющуюся вдруг радостно и заливисто-надрывно, а потом переглянулись между собой.
— Точно всё нормально? — спросила на этот раз девушка. Она снова кивнула, не переставая смеяться. А потом они улыбнулись. Им тоже стало радостно. Им понравился её смех. Никто не заметил лающих, почти рыдающих ноток в этом громком, полубезумном смехе, — даже она сама. Им стало весело. Это привело её в восторг, и она снова начала смеяться. Никак не могла остановиться. Весело, как же весело… она выдавливала из себя последние капельки веселья, но всё равно никак не останавливалась. Заканчивалось всё равно пустотой внутри — нужно только всё вычерпать. А потом ничего не останется. — Ну… если у тебя такое хорошее настроение, можешь заходить к нам. У нас тут небольшая вечеринка. Народ уже есть, а мы просто ходили за пивом. А что? — вдруг удивилась сама себе девушка.— Правда, заходи. Чем больше людей, тем лучше, так ведь, Артур?
— Почему бы и нет? — пожал он плечами и улыбнулся, посмотрев на неё. У неё защемило сердце. Она зажала рюкзаком пистолет; ладони внезапно вспотели.
Она не могла отказаться. Казалось, у неё выбили все силы, теперь она могла только подчиняться.
Наконец она оказалась в его квартире. Она заходила несмело, тихо, оглядываясь по сторонам и всё ещё немного тяжело дыша. Но ничего страшного здесь не было. Слышались весёлые голоса из зала, какая-то музыка. Вот тут-то у неё снова что-то кольнуло внутри. Но они ведь не могут… ведь это он. Он. Её рыжий мальчик. Голоса его друзей звучали по-другому — весело, молодо, не пьяно.
Она пошла за ними в дальнюю комнату. По пути положила пистолет в рюкзак.
В комнате на милом белом диванчике сидело несколько парней и чуть поменьше девчонок. Они смеялись. Некоторые держали бутылки в руках. Некоторые обнимались. Рыжий мальчик и его девушка быстро вошли в эту обстановку, как рыбы в воду, а она осталась на пороге, держа рюкзак в руках. Так и замялась, переводя взгляды с одного человека на другого. Одинаковые. Они все казались одинаковыми.
Вдруг кто-то заметил её и воскликнул удивлённо:
— А это ещё кто? Что, простите, за…
Она вспыхнула и опустила взгляд. Ну да. Платье и весь её вид — странные ботинки, длинное платье, старомодная бабкина шерстяная кофта… Она отличалась. А такая реакция бывает, когда она выходила из своей незаметной зоны.
Чудовище опустило голову и пробурчало:
— Я, пожалуй, пойду.
Она вышла из комнаты. Она намеревалась выйти и из квартиры, но дверь в ещё одну комнату привлекла её внимание. Та самая комната. Та самая, на которую она смотрела по ту сторону стекла.
Она ничего не могла поделать. Её потянуло такой неведомой силой, что она на секунду опешила и не подумала с этим бороться. Это словно магнит. Она просто посмотрит… взглянет разочек, как выглядит оно изнутри. Как выглядит его кровать, его стол…
Она тихо раскрыла дверь и проскользнула. Тут было тихо. Спокойно. Слышались голоса из дальней комнаты, но всё равно.
Она встала посреди комнаты, на персиковом ковре, которого никогда не замечала, и застыла, вдыхая этот совершенный запах его комнаты. Его места. Вот она — кровать с коричневым покрывалом. Вот он — стол с многочисленными рисунками. На стенах тоже рисунки.
Её захватил какой-то транс, множество эмоций закружились под кожей, как снежинки за окном, и ей захотелось кружиться тоже, как она иногда делала в своей комнате. Она ходила, проводила пальцами по покрывалу, чувствуя мягкую ткань, трогала бумагу — ведь у него она совершенно особенная, не такая, как у других, ведь он дышал на неё, трогал её… Она подходила к окну и почти видела ту уродливую тень себя, незаметную всегда для его глаз, но всегда, всегда бдящую за ним…
Она оказалась здесь, и совершенно весь мир вокруг стал неважен. Она забыла обо всём. Сердце наполнилось сладким, любимым ощущением, и она ощутила себя кем-то другим на секунду. Возможно, кем-то важным для него…
Она никогда в жизни не могла помыслить о том, чтобы даже мечтать быть кем-то важным для него. Как? Она? Она ведь была никем.
А сейчас она оказалась в храме, почти у алтаря, и сердце её снова наполнилось благоговением, и мысли очистились, и кожа очистилась от противного ощущения. Захотелось петь.
Она ухватила фенечки на столе и, вдруг подчиняясь какому-то порыву, гораздо сильнее её, надела несколько на свою тонкую руку. А потом её захватило ещё больше, и она, заметив джинсовую куртку, нацепила её на себя. А потом и достала шарф из своего рюкзака и обмотала им свою шею. И встала возле зеркала. Но не успела туда глянуть, как отворилась дверь.
Её испуганные глаза встретились с расширившимися голубыми. Блондинка застыла на пороге.
— Ч-что за чёрт? — она явно не могла подобрать слов и просто смотрела на неё в шоке. Она не могла двинуться, раскрыла рот. Сердце дёрнулось и ухнуло вниз. — Это же… этот тот шарф, который потерял Артур. Откуда он у тебя? — Она ничего не могла ответить. Она чувствовала, как падает её мир. Она лишь открывала и закрывала рот. Мир снова угрожал разрушиться прямо на её глазах, а она совершенно ничего, ничего не могла с этим поделать — лишь стоять и смотреть беспомощно и испуганно. Встречая медленное осознание в голубых глазах, а потом и отвращение. — Ты украла его? Скажи, блять, ты его украла? Да кто тебе дал… Ты ненормальная?
Ты ненормальная?
Она подлетела к ней в мгновение ока и стянула шарф с шеи. Она дёрнула руками, закрывая лицо, и потом отпрыгнула назад с огромными глазами.
На шум пришли другие люди. И все становились в дверях, глядя на неё в джинсовой куртке и на бешеную блондинку, которая начала что-то кричать. И все, абсолютно все глаза останавливались на ней, удивлённые, испуганные, недоумённые.
В ней поднималось что-то. Она должна, должна была что-то сказать, но в горле застыл звук. Она ведь всегда молчала. Что она могла сказать?
Только бы он не пришёл сюда. Только бы он не увидел её.
Дыхание учащалось. В горле что-то сжималось.
Она чувствовала себя пойманной в ловушку — в который раз. Только на этот раз всё гораздо страшнее. Всё внутри рвалось. Всё внутри металось, ревело, плакало, задыхалось; ведь добрые голубые глаза смотрели на неё, как на что-то страшное. Как на что-то, чего надо бояться.
Как на то, кем она и была — на чудовище.
Но всё действительно внутри упало, когда он зашёл в комнату. Сначала спросил:
— Эй, куда все подевались? Что происходит? — но тут же замолчал, наткнувшись на её испуганный, умоляющий взгляд. А потом и на куртку на ней. Брови поползли вверх.
— А то происходит, что какая-то ненормальная… — начала с презрением блондинка. И вдруг начала наступать на неё. Та в ужасе отходила назад. Она больше не казалась ей красивой. Теперь её лицо выглядело страшным. И оно пугало её до ужаса — перекошенное от презрения, гнева и страха одновременно.
— Можно мне уйти? — пропищала она, и в голосе слышались подступающие слёзы.
— Уйти? Что? Сначала мы со всем разберёмся, а потом отправим тебя в полицию, — глумливо рассмеялась блондинка, а она вздрогнула. В голове всё смешалось. От боли, от страха. Руки затряслись. Она тяжело дышала, в глазах стояли слёзы. Блондинка подскочила к столу и схватила рисунок и помахала им перед её лицом. — Это твоих рук дело? Я спрашиваю: эта мазня, ужасная, корявая мазня пятиклассника твоя? Как ты… как ты посмела только?
