Вот теперь Дино хмурится и поджимает губы. Губы Люцифера раздвигаются в самодовольной усмешке, обнажая ровные белоснежные зубы.

Он перестаёт себя понимать, когда садится к нему в машину, в которой витает лёгкий запах кожи и чего-то ещё, что хочется вдыхать почему-то. Оно свежее и острое, как ветер в снежных горах. И Дино незаметно делает прерывистый тихий вдох носом. Лёгкие опутывает холодом. Тогда почему всему телу так жарко?..

Он понимает только, что это была ошибка. «Ошибка-ошибка-ошибка», — бьётся внутри; пока сердце стучит бешено, не справляясь с напряжением. Пружина затягивается в животе, когда Люцифер кидает на него мимолётный взгляд — и его словно царапает что-то изнутри, до того резко это ощущается. Несмотринесмотринесмотри.

Он зашёл на враждебную территорию, и уже хочется скрестить ноги, руки, закрыться, сбежать.

Но Люцифер протягивает ему бутылку глифта, и он почему-то делает глоток. В желудке становится горячо. Люцифер с чересчур пристальным вниманием следит за тем, как его губы обхватывают горлышко; как ходит по шее кадык, когда он запрокидывает голову, и этот взгляд жжётся, заставляет дёргаться. Взгляд — словно кость поперёк горла, и всё в груди так невыносимо, незнакомо сжимается, что хочется орать.

Но Дино сидит неподвижно и невозмутимо. Он не смотрит на Люцифера, пялится лишь, как идиот, на свои пальцы, ровно лежащие на коленях. Что он делает, Шепфа?

И уйти почему-то не хотелось. И это — самое пугающее.

Машина резко срывается с места. Шины визжат, сцепившись с мостовой, и сквозь открытое окно в лицо Дино бьёт порыв ветра, трепля пучок, и волосы светлым облаком лезут в глаза.

Люцифер водит резко и бесшабашно. Для людей слишком рискованно. Огромная скорость — почти такая же, на которой Дино рассекает небеса. На такой можно и разбиться и умереть, как если бы комета столкнулась с Землёй.

Дино почему-то смотрит на его татуированные руки. Длинные пальцы обхватывают руль. На кистях вздуваются зеленоватые вены, по которым внезапно хочется провести пальцами.

Боже, боже, боже. Боже.

Он откашливается, едва справляясь с удушливой волной жара по шее. А потом в панике, торопливо и оттого слишком раздражённо говорит:

— Сбавь скорость, сейчас же. У тебя мозги отбило?

Люцифер искоса смотрит на него и лишь сильнее вдавливает ногу в педаль газа. Снова насмехается. Как это похоже на него.

— Ты угнал машину? А что, если ты её разобьёшь?

Безответственный придурок.

— То у смертных разобьётся машина, что непонятного? — легкомысленно хмыкает он. — И зачем они учатся этому по несколько месяцев? Водить оказалось легче, чем я думал.

Дино на секунду закрывает глаза и глубоко вздыхает. Как назло — в него снова проникает тот свежий запах.

Он всё делает назло ему. И это напоминает о том, почему он так бесит.

— Ты едешь не к морю. Куда ты, чёрт возьми, едешь? — никакого ответа. Дино начинает закипать. — Остановись сейчас же.

Он лишь смешливо смотрит на него, продолжая ехать в неизвестном направлении, всё ещё гоня так, что приходится орать из-за шума ветра в ушах. Дино хочется ударить его по лицу; но он ничего не может сделать. И от этого злость только сильнее заставляет сжимать кулаки и выдыхать кипучее бешенство.

Он невыносим. Никогда и ни в каких условиях.

Они останавливаются возле какой-то заброшенной церкви, вокруг которой хаотично растут деревья и высокая трава. Едва затихает рычащий мотор, Дино словно пуля вылетает из машины. Вся злость отражается в излишне громком хлопке дверью.

Он идёт к церкви, не спрашивая, зачем и почему они оказались здесь. Но слышит за спиной тихие, шуршащие шаги Люцифера и шелест перьев, которых касается листва деревьев.

Разрушенный белый камень пахнет холодом и какими-то отзвуками ладана — внутри.

Дино вздрагивает, когда Люцифер сзади говорит (и в голосе слышна улыбка):

— Да брось, ангел, тебе же понравилось, — его слова отдаются гулким эхом внутри стен церкви. Посреди разрухи золочёная статуя земного Иисуса, распятого на кресте, кажется странной, и Дино не может отвести от неё глаз. Они не кланяются. Не молятся. Он ни разу не видел Шепфу, но эта земная интерпретация наверняка была далека от жизни. Хотя никто не знает точно — спускался ли Шепфа на Землю или нет. Если и спускался, то очень умело скрывался от ангелов и демонов.

— Нет, — выпаливает Дино, и почему-то сказать это было трудно — будто его что-то распирает изнутри. Сердцебиение снова ускоряется. Он любит скорость.

— И ты не хотел возвращаться на пляж, к этим идиотам.

Дино стоит на месте, глядя на статую, когда Люцифер протискивается мимо него. Это происходит так неожиданно, что Дино не успевает отойти или отпрыгнуть; он чувствует лёгкое прикосновение чужих крыльев к своим. Сердце подскакивает к горлу, и он вздрагивает.

А Люцифер внезапно останавливается — совсем рядом, глаза к глазам. Напротив.

Господи, проходи уже.

И глаза у него становятся какими-то тревожными, ошалелыми, пьяными, когда он смотрит на Дино.

— Что? — хрипло спрашивает Дино. Вдох застревает где-то в груди. Становится почти физически больно — пытаться вынести его в своём личном пространстве, дыхание к дыханию, так близко.

Что происходит?

— Ты пахнешь персиками. И… солнцем, — говорит Люцифер так, вжираясь в него потемневшими, теперь цвета тёмной крови, глазами, будто он открыл величайшую тайну; будто увидел перед собой какое-то чудо.

Солнцем? Персиками и солнцем?

У Дино чувство, что его ударили в живот. Он просто смотрит на Люцифера, пока это чувство, (то самое чувство тёплого шара) с урока Клэрины, разрастается внутри. Они стоят друг напротив друга как идиоты.

И Люцифер до абсурда серьёзен, даже мрачен.

Зачем он это сказал?

Это заставляет потеряться окончательно.

Дино опускает глаза в пол, со всё ещё не успокоившимся сердцем, и Люцифер всё же проходит мимо. Он делает глоток из той самой бутылки глифта, а потом поливает глифтом Иисуса:

— За тебя, старина, — и усмехается, смотря на Дино, будто ожидая, что ему тоже станет весело. Будто думая, что это забавно. Раньше Дино сказал бы что-то вроде: «Это неуважительно». Но сейчас он просто смотрел, сплетя холодные пальцы. — Я думаю, что он реально был на Земле. Ну, понимаешь, это в его духе — издеваться над всеми смеха ради.

— Не думаю, что он издевается. У него на всё есть план.

Люцифер хрипло смеётся и снова делает глоток.

— Да ладно? Заставить ходить нас в человеческом облике, среди людей — это ли не издевательство? Сделать нас ограниченными, — Дино молчит. Тогда Люцифер спрашивает: — Чем тебе нравятся люди? Это отвратительные… муравьи. От них одни проблемы.

— В них есть свой шарм. Я не знаю, в чём именно он заключается, но не могу перестать смотреть.

— Больше всего я боюсь стать человеком, — говорит Люцифер и не смотрит ему в глаза. Дино внимательно наблюдает за ним — за тем, как его пальцы держат горлышко бутылки, за тем, как он облизывает губы (от этого становится горячо — Шепфа, что творится?). У него чувство, что за все триста лет их знакомства он впервые посмотрел на него. Ощущение от этого ошеломительное и опьяняющее. — А ты чего боишься?

Разве это нормально — задавать такой вопрос врагу? Разве это нормально — стоять вот так просто в какой-то заброшенной церкви, вдвоем, и разговаривать? Не драться. Не соревноваться в задании. Не в попытке схватить друг друга за горло и прокусить его. И когда всё пошло не так?

У Дино ощущение нереальности происходящего. Будто, переместившись во времени, они спрятались, и всё вокруг переменилось.

Он чуть не давится словами в горле. Он не может. Просто не может. Да и зачем задавать такие идиотские вопросы? Он просто издевается, как всегда. Это же очевидно.

Но не похоже. Люци смотрит так, будто действительно ждал ответа. Но, не дождавшись, хмыкает и отворачивается. И тогда Дино, прерывисто выдохнув, зачем-то выпаливает ему в прямую спину и сложенные бордовые крылья: