Мими гордо приподняла подбородок.

— Мы не сбегаем от трудностей. И мы будем жить в этом мире, каким бы он для нас не был.

Люцифер этого не понимал. В последнее время он ощущал нечто иррациональное, сюрреалистичное — что этот мир не принадлежит ему. Что всё слишком изменилось. Что он хочет сбросить его с себя, как шкуру.

Но их история только началась. Здесь и сейчас.

Мими вдруг достала из кармана какой-то пузырёк и тихо прошептала, склонившись к нему:

— Пойдём к Дино.

Сердце подпрыгнуло. Он не имел права произносить его имя — даже в мыслях. А она так легко говорила это.

Для всех он был обычным, таким же как все. Но только не для Люцифера — и чёрт знает, что творилось в нём. Что в нём было не так.

Дино лежал на кровати в здании рядом с другими ранеными — и ангелами, и демонами.

Но он не был раненым в прямом смысле этого слова. Он не дёргался от боли, не истекал кровью. Он просто лежал неподвижно с закрытыми глазами. Его сердце слабо билось, но он не дышал.

Доктора говорили, что это от стигматы — яд уже начал замораживать его. Чудо, что он так долго продержался (а Люцифер знал, как — ни у кого не было такой силы воли). Но он вспоминал старика на поле битвы, и у него были другие мысли, почему он всё ещё жив.

Едва он бросил на него взгляд, едва только посмотрел, он перестал себя ощущать. Он стал концентрацией другого чувства. Стал тем, кем он был на самом деле — разодранным на клочки существом, от которого едва ли что-то осталось. Кроме беспомощного вдруг взгляда, который он кинул Мими, будто пытаясь схватиться за соломинку. Будто он тонул и задыхался.

Зачем ты заставляешь меня быть с ним? Смотреть на него?

У меня нет на это смелости. Я не такой, как он.

Почему я всё ещё выгляжу лощёным, смазливым, будто и не проходил через войну снаружи и внутри, без единой царапинки?

— Ну же, смелее. Посмотри на него, — прошептала Мими, и в глазах у неё было такое понимание, что от этого на чуточку, но становилось легче.

Он не может.

— Знаешь, что это? — она показала ему тот самый пузырёк. — Я украла это у отца. Забвение.

Он знал, что это такое. И не поверил.

Это… спасение?

Он боялся поверить, боялся надеяться, боялся думать… как тогда, когда он думал, что ангел умер. Боялся, потому что знал, что если это не так — он не переживёт. Что от него останется сейчас? Когда терять уже почти нечего.

— Ты хочешь отправить его на землю? — это звучало логично. Это звучало так, будто может получиться. Ведь он всё ещё дышит? Значит, в нём ещё есть сознание? Шепфа, оно должно быть.

— Не только его. Но и тебя.

Люцифер замер. Люцифер перестал дышать. Сердце издало один глухой толчок, и снова заткнулось, на секунду завопя так, что в ушах зазвенело.

— М-меня?

Он даже говорить разучился.

Уйти из этого мира, пока всё так зыбко, неопределённо, пока все ждут от него иного?

Так в духе старого Люцифера, который отторгал всё, что ему пытались навязать, который пытался бунтовать против всего, что он знает. Но тот ли он теперь Люцифер?

Дино так бы никогда не поступил. У Дино эта чёртова честь в глотке застряла.

И внезапно это осознание ударило под дых — он бы его не выбрал.

— Ты сам спрашивал, хочу ли я сбежать. Значит, ты об этом думал? У вас будут другие жизни, поблизости друг от друга. Всё может получиться. Вы должны встретиться. Я не знаю, вернётся ли к вам память, но вполне возможно… если вы всё-таки встретитесь. — В её глазах снова сверкнули слёзы. А потом она вдруг резко и порывисто обняла его, утыкаясь носом ему в грудь. И прошептала: — В любом случае, какое бы решение ты ни принял, я буду скучать по тебе.

Ещё несколько месяцев назад это бы звучало абсурдно, но теперь от этого ныло в грудине. Теперь это было самой правильной вещью на свете.

Он тоже скучал бы по ней.

Она ушла, вложив Забвение ему в руки. Оставив его оглушённого и по-прежнему истекающим кровью. Он никак не мог собрать себя воедино и только пялился на этот пузырёк.

А потом робко, несмело, осторожно, словно боясь умереть прямо сейчас, посмотрел на Дино. У него всё ещё было чувство, что его придавили гвоздями к земле, но зрение вдруг обострилось. У всего мира появились цвета и запахи.

Когда он был с ним, мир всегда был гротескно-ярким, невыносимым, кричащим, бьющим по нервам, но от этого было невозможно отказаться.

Дино сказал бы, что так не может быть. Что так просто не должно быть, что это ненормально. Ангел бы испугался, потому что это не по-ангельски. В его природе было заложено этого пугаться.

Дино никогда ему по-настоящему не принадлежал. Когда он был готов прокричать ему всё, что чувствует в лицо, он боялся даже рта раскрыть. Боялся даже посмотреть на него.

Но Дино отдал за него жизнь.

Люцифер достал серёжку из кармана — ту, которой он усмирял тень. Крепко сжал в руке. В последние дни он сам прикладывал её к его плечу, пока он утыкался носом в его ключицу, сжимая зубы. Цепляясь за него, как за единственное спасение. Не говоря это, но всё же нуждаясь в нём.

Пальцы Люцифера тряслись.

В тьме его груди вдруг забился солнечный зайчик, сладко щекоча рёбра робким, почти невесомым светом.

А что, если бы человеком он бы был другим? Что, если сбросить бремя ангельской чести с его плеч, что, если бы он осмелился, что, если бы всё было по-другому, что, если…

Люди не летают. Дино любил летать, и человеком он бы думал, что никогда этого не умел и никогда не сумеет.

А Люцифер… представив себя человеком, он вдруг ощутил, как почва уходит из-под ног. Беспомощно глотнул воздуха.

Он был бы не тем. Дино бы был не тем. Ничто же уже не было бы таким.

Вдруг дверь легонько приоткрылась. Он ощутил их за спиной — Ксандрия и Рим. Их шаги были тихи, но мышцы спины Люцифера уже напряглись, и он потерялся, ощутив на себе тяжесть крыльев.

Как бы это было — жить без них?

Он не сможет, он точно не сможет.

— Люцифер. Что ты решил? — тихо спросил Ксандрий. Люцифер дёрнул подбородком, не зная, что ответить. О чём они говорят? О троне Ада?

И он снова ощутил себя потерянным и слабым.

— Знаешь… — начала Рим. — Я же расчищала дорогу к трону для тебя.

«Но не отказалась бы сесть на него сама».

— Ты был бы хорошим правителем, — сказал Ксандрий, и его глаза полыхнули тем же, что и когда-то в лагере. Каким-то фанатизмом и гордостью. Люцифера затошнило.

Так себя чувствовал Дино, выполняя миллион своих долгов?

— Прими правильное решение.

Он всё смотрел и смотрел на серёжку.

Чувство долга — как оно было незнакомо ему. Сейчас он чуть-чуть был ближе к Дино. Он всегда был так далеко, он всегда причинял этим боль, но сейчас он понял всё в полной мере. Слишком поздно.

Дино бы никогда не сделал этого.

Он всегда был непокорностью. Всегда был тем, кто предпочитал идти своей дорогой, даже если весь мир взрывается от его решений. Он и сейчас взрывался за его спиной, когда всего его разрывало на части от желания пойти за ним в любую пропасть, прыгнуть в любой новый мир — лишь бы с ним.

Так может хоть раз нужно сделать так, как было бы правильно? Как хотел бы он.

Люцифер выпустил серёжку из рук.

========== Эпилог. Большая история началась здесь и сейчас ==========

Оживлённая площадь Руана взрывалась голосами, смехом. Солнце парило так сильно, что Дамиен постоянно утирал пот со лба, убирая с глаз налипшие светлые пряди.

Мостовая казалась подозрительно знакомой, хотя он ни разу на ней не бывал. Храм на противоположной от реки стороне блестел башнями. Это было одно из самых популярных мест во Франции — и сейчас миллион туристов буквально облобызали это место, фотографируя с разных ракурсов.

Он так чертовски не успевал. От бега дыхание сбилось. Что скажет мама, если узнает, что он опаздывал? Что скажет учитель, когда его на месте не будет вовремя?

Он буквально от этого с ума сходил. Обязательность была в его крови. Даже когда ровесники в детстве прогуливали уроки, баловались травкой, это вызывало в нём отторжение.