Прежде чем окончательно отключить телефон, я набрала Олега. 

— Ты ведь не обидишься, если я завтра не приеду на свадьбу? — поинтересовалась я. 

— У тебя есть веская причина? 

— Я в Москве! 

— Думаешь, побег это хорошая идея? — догадался брат. 

— Уверена! 

— А знаешь, я тоже так думаю. Поэтому удачи тебе, Жек! Пусть хоть у тебя все получится. 

— Спасибо, мой хороший! 

— Люблю тебя, сестрёнка! 

— Я тебя тоже люблю! Потом позвоню, отчитаюсь!

И почему так сердце колотилось? И почему так было волнительно?

Карточки скоро Слава заблокирует, и пока он не опомнился, сняла с них все, что только могла. Много! С этими деньгами я точно могу начать все заново.

Новостями об Андрее я не спешила ни с кем делиться. Может боясь остаться у разбитого корыта, а возможно, просто не хотела сглазить.

Сняла номер в небольшой неприметной гостинице, где точно меня никто не будет искать, и ждала с замиранием сердца, когда часы, наконец, покажут утро. Ночь — это не время, чтобы наведываться к бывшим. Тем более, что его домашнего адреса я не знала, а ночевать под стенами спортивной школы, где он работал, было бы крайней глупостью. Ночи все ещё были прохладные, поэтому в этом случае они могли с утра найти под дверью окоченевший труп. Май, как никак.

Так и не смогла уснуть, вглядываясь в сияющий огнями город. Все пыталась представить, как это будет. Проигрывала в голове тысячи сценариев и безумно волновалась. Но не ехать я просто не могла. А потом такси и бесконечная пробка, душный вагон метро и получасовая пробежка до того места, которое, выискала вчера через электронную карту города.

Волнение не покидало, когда я открывала стеклянную дверь спортивной школы. На стойке охранник, лениво глядевший в мониторы, транслировавшие обстановку вокруг с видеокамер, которые пристально, своими стеклянными глазами, наблюдали за безопасностью воспитанников. Завидев меня, он даже оживился. 

— Здравствуйте! Чем могу помочь? — облапал взглядом, ухмыльнулся. Не скажу, что не приятно, но как-то скользко. Видимо, не приглянулся ему мой внешний вид или рожей не вышла. Я ведь когда сбегала вообще ничего с собой не брала. Пришлось вечером обшаривать магазины в поисках зубной щетки и элементарных средств личной гигиены. Про косметику и сменные вещи я вообще молчала. 

— Доброе утро! Скажите, а как я могу найти Андрея Разумовского? 

— Хм, — мужчина уставился в журнал, — он никаких распоряжений не давал. 

— Он и не мог обо мне знать. Я сестра его. Двоюродная, — соврала на всякий случай, чтобы не погнали отсюда взашей. — В Москве проездом.

 — Аааа! Ну, бывает. Сейчас узнаю у него. Пока присаживайся, — указал он на диванчик у противоположной стены. Но сидеть мне точно сейчас не хотелось. Отмеряла шагами пространство, мечась словно зверь, загнанный в клетку. Почему-то та решительность, с которой я вчера уходила от Надежды Петровны, таяла на глазах. И никакие убеждения и доводы, типа «Соберись, тряпка», совсем не помогали. 

— Здравствуй, Божена! — раздалось за спиной. Резко повернулась так, что даже голова закружилась. 

— Андрей! — выдохнула я, готовая накинуться на него в ту же секунду. Накинуться и расцеловать до потери сознания. Порыв сдержала, лишь чуть-чуть подалась вперёд, рассматривая его суровое лицо, спрятанное под густой бородой. Пальцы до сих пор помнили, какая она жёсткая и одновременно приятная на ощупь.

Какие эмоции может испытывать человек в моей ситуации? Мы просто буравил друг друга взглядами, не предпринимая попыток отвести их друг от друга и молчали. Видимо, ему тоже было сложно подобрать слова, как и мне. Я знала, что напором эту крепость не возьмёшь. Да и вообще, Разумовский в этом плане был кремень. И если он решил, что человек его предал, учитывая то, что сказал Петрович, то мне предстоит нелёгкая работа подбирать слова, чтобы оправдать себя. Тем более я не знала, что ему внушили, очерняя моё имя. Но я хотела, очень хотела. 

— Симпатичная у тебя сестра, — заявил охранник, нарушая неловкую паузу. 

— Знаю, — процедил Разумовский, сжав челюсти. Он продолжал таранить меня своим непроницаемым взглядом, хотя по вздымающейся груди было понятно, что дыхание у него участилось. Это давало хоть какую-то надежду. Оглядела. Нет, не изменился. Все такой же родной. Только добавились морщинки и…трость. Он до сих пор ходил с тростью.

Последствия травмы. Петрович так же говорил, что у Андрея сейчас нарушена координация. Он долгое время вообще просто учился стоять, не заваливаясь вбок или назад. И шаги ему давались трудно. 

— Ты сбежала из дома? — обратился он уже ко мне тише, чтобы этот разговор был слышен только нам. Я интенсивно закивал головой в знак согласия. 

— А откуда ты знаешь? 

— Отец твой звонил. Просил сообщить, если ты появишься. 

— У него есть твой номер? 

— Видимо, да. 

— Только не сдавай меня, я не хочу назад, — взмолилась, почувствовав некое волнение по поводу моих поисков. Рано или поздно они все равно за мной явятся. 

— Идем, — предложил Андрей, — тут есть недалеко кафе. 

— Идем! Я снова забыла поесть. В последний раз пила чай с твоей мамой. 

— Твои привычки тоже не меняются? — на его лице промелькнуло подобие улыбки. Я видела с каким трудом ему даются шаги, как он старается не показывать свой недуг окружающим, спрятавшись за маской сурового мужчины, тогда как я знала, каким он может быть на самом деле. Я видела его изнутри, я касалась его этой стороны и жила с нею. Я любила его и люблю больше своей никчёмной жизни. Он до сих пор для меня оставался Богом, недосягаемым, но таким близким, как и много лет назад. Путь был, действительно, недолгий. В соседнем здании на первом этаже располагалась небольшая кофейня. Эти несколько минут я старалась идти медленнее, чтобы вдруг не перегнать Андрея. От волнения давалось мне это трудно. 

— Знаешь, — начал Андрей первым, когда мы приземлились за столиком в дальнем углу уютного кафе. Я не разглядывала интерьер, все больше смотря на Разумовского. Мне хотелось запомнить его, потому что стена, которая стояла между нами, стала ещё толще и выше. Мне ее точно не преодолеть даже при всем нашем обоюдном желании. Почему-то я начинала потихоньку сдаваться. — Я в первое время не мог поверить, что ты могла так поступить. 

— Как? 

— Выйти замуж, бросить меня. Нет, я тебя не осуждаю. Кому нужен инвалид? 

— То есть ты считаешь… — начало до меня доходить. — Господи, — шумно выдохнула.

Перед нашим столиком начала крутиться молоденькая официантка, предлагая на выбор шедевры кулинарии. Аппетита никакого не было, поэтому я ограничилась только кофе. Разумовский покачал головой, одарил меня недобрым взглядом, не одобряя мой выбор, но промолчал, последовав моему примеру. 

— Я не бросала тебя из-за того, что ты мог остаться на всю жизнь растением. Я хотела, чтобы ты встал на ноги, но даже если бы этого не произошло, я никогда бы… Ты мне не веришь, — поняла по взгляду, в котором точно читалось недоверие. — А хочешь знать, почему я вышла замуж? Это было одно из условий твоего выздоровления. Когда я поняла, что денег мы не соберём за такое короткое время, а операция нужна срочная, я согласилась продать себя. 

— Но ведь меня вылечили на сборы. 

— Ты правда считаешь, что за три дня мы собрали такую сумму? А реабилитация? Хочешь я тебе докажу, что я не вру? Я не знаю как, зачем я это делаю, ведь ты мне не доверяешь. Но, наверное, я интуитивно чувствовала, что этот день настанет, поэтому так и не поменяла телефон и сохранила всю переписку с твоей сестрой.

Покопалась в старых сообщениях, извлекла архив двухлетней давности. Я на знаю, почему он у меня до сих пор сохранился, но я так и не посмела его удалить. Как и не поменяла за это время телефон. В принципе, он служил для меня только средством связи с несколькими близкими людьми. Для этого подходила и старая модель. 

— Бред какой-то, — листал Разумовский сообщения, — мне операцию сделали сразу же, как я прилетел в Германию. В ту же минуту меня повезли в операционную.