– Всё! Тост закрыт…

Подлевский понимал, что не вписывается в застольную компанию, связанную давними отношениями, а вдобавок настроенную антилиберально. Он самоопределился на роль хозяина, но она не пошла. Он уступал по очкам этому заядлому Донцову, который явно первенствовал, направляя разговор в удобное для него русло. И, воспользовавшись паузой при смене блюд, Аркадий напряжённо искал его слабые, уязвимые точки, ибо, не приподнявшись над ним, не послав его хотя бы в нокдаун, нечего и думать о лидерстве.

Перебирая в уме различные варианты, пришёл к выводу, что развивать политические темы бессмысленно – это чужое поле. Но если уйти в сферу искусства, в театральную жизнь? Он, Подлевский, кое-что смыслит в ней, потому что вынужден посещать модные спектакли. Эта публика наверняка далека от художественной сферы.

Обратился к Вере:

– Кстати, забыл сказать. Я заказал два билета на «Барышникова» в Большой. Обещают всего три спектакля, ажиотаж немыслимый, но я, кажется, успел вовремя.

На самом-то деле никаких билетов Аркадий не заказывал, однако не сомневался, что при надобности достанет их у спекулянтов.

У него на этот случай был нужный человечек.

– На «Барышникова»? Интересно! Хотя у меня к Серебрянникову отношение двойственное. По многим причинам.

– У меня тоже, – подыграл Аркадий. – Тем более желательно быть в курсе дела, составить личное впечатление о его творчестве.

Спектакль громкий!

И к Донцову:

– Вы, наверное, Серебрянникова осуждаете? Судя по вашим взглядам.

Виктор уточнил:

– Если вы о режиссёре, то я, к сожалению, не театрал, имею о нём, возможно, искажённое мнение, навязанное газетноинтернетным мародёрством. У нас, увы, любят сплетничать. Если же вы о подследственном, то я целиком полагаюсь на прокурорских.

– По части уголовного дела я не принадлежу ни к его адвокатам, ни к хулителям. Но в художественном смысле это, конечно, явление, крупнейший режиссёр. В театральных кругах распространено суждение, что придёт время, когда будут говорить: это было в эпоху Серебрянникова.

– Мы не на венчании, чтоб кричать «Исайя, ликуй!» – встряла неугомонная и неприятная Ряжская. – А мне он не нравится. Не нравится, что обнажёнку на сцену тащит. А ещё покоробило, как наши корифеи бросились его защищать. Миронов аж публично вручил Путину петицию. И надо же, президент взял!

Её поддержал супруг:

– Мне вообще не по душе, что президент заигрывает с художественной элитой, со звёздами шоу-бизнеса. Это же в нос бьёт. Словно робеет перед ней, словно льстит ему общение с богемой. Не могу забыть, как он в кремлёвском кабинете обнимался-целовался с отставным Хазановым, давно вышедшим в тираж.

Аркадий чувствовал, что завладел вниманием собравшихся.

Веско ответил:

– Когда глава государства проявляет повышенное внимание к художественной жизни страны, это благотворно. Кстати, – не к ночи будь помянут, – Сталин, как вы знаете, тоже в этом смысле держал руку на пульсе, правда, с иными целями.

Простов и Донцов помалкивали. «Значит, я угадал, слабы они по этой части», – подумал Аркадий и развил тему:

– Не говорю о музыкальном искусстве, этом эсперанто, которое понятно всему миру. Но Художник с большой буквы занял очень достойное положение в нашем обществе. Во многом – благодаря позиции власти, которая его ценит и уважает. Случайно ли среди доверенных лиц Путина столько ярких артистов, режиссёров.

– Пожалуй, вы правы, – наконец заговорил Донцов. – Судя по вашему замечанию и множеству других фактов, наша политическая элита не просто состоит в дружбе с художественной, а хочет ей нравиться – это бросается в глаза. Но знаете, существует историческая закономерность: как вы говорите, Художник с большой буквы, чувствуя заигрывание с ним, понимает, что эта политическая элита – слабая элита. Только слабый политик жаждет нравиться художественной элите. А значит, допустимо ему и на шею сесть. В наших условиях это оборачивается завышенным влиянием на общественное мнение, щедрыми грантами. Можно жить безбедно, не связывать свою судьбу с судьбою народа, а это всегда было свойственно русской художественной интеллигенции. В этом плане достаточно сравнить отца и сына Райкиных. Мне кажется, развод людей простого звания с артистической богемой, с пребывающими в ереси пастырями из креативной элиты уже входит в стадию раздела духовного наследства. Чтобы не допустить её полной победы над русской жизнью.

– Достала уже эта театральная гомосятина с эротическими фантазиями и генитальными романами. Одно слово: СРИ – самозваная российская интеллигенция! – не сдерживая эмоций после третьей рюмки, шумнула Ряжская.

– Вы хотите сказать, что Путин, власть в целом должны отвернуться от художественного мира? – игнорируя этот вопль, язвительно спросил Подлевский.

Донцов несколько секунд помедлил, потом ответил:

Вопрос тонкий, и я подбираю слова, чтобы меня верно поняли. Пожалуй, так: слабый политик хочет нравиться художественной элите, потакая ей, а сильный политик её использует в государственных целях. Если это правило применить к нашим временам, мы получим не очень радостный результат: представители художественной богемы слишком часто становятся источником громких скандалов, будоражущих общество. Выводы из сказанного делайте сами.

– Я заметил, всё, о чём бы здесь ни говорили, вы упаковываете в политическую обёртку. Занимаетесь политикой?

– Вовсе нет, я предприниматель, меня больше интересует экономика. Но осознаю, что в нашем отечестве она стала заложницей политики. Вот мы любим сравнивать Америку и Россию. А знаете, в чём различие?

– Да их мильон! – экспансивно воскликнула Ряжская.

– Я имею в виду экономику и политику. Так вот, в США у кого ресурсы – природные, промышленные и прочие, – у того и власть. В России, наоборот, – у кого власть, у того и ресурсы.

– Да-а, далече вы уехали от искусства, – процедил Аркадий.

– Я лишь ответил на ваш вопрос относительно рода моих занятий. А если по существу, то отношения искусства и власти также произрастают на политической почве. И если сократить должность садовника, может вырасти что угодно, а скорее всего, репей и чертополох.

Вера от восхищения едва сдержала одобрительную улыбку, а Подлевский, снова упуская инициативу, резво перекинулся на другую тему:

– По поводу садовника вы хорошо сказали. Но ведь это имеет значение не только в искусстве. Вот прошла очень мощная акция по части социальных лифтов – «Новые лидеры». Слышали, наверное. Десятки тысяч перспективных управленцев приняли участие. И лучших будут выращивать опытные садовники. Целая эпопея!

– О-о-о! Не эпопея, а опупея! – охнул Простов, взмахнув рукой.

– Что вас не устраивает? Опять недовольны? – раздражённо откликнулся Подлевский.

Эту тему лучше не бередить, – тяжело вздохнул Пётр Демидыч. – Всё уже давным-давно обговорено.

– Что обговорено?

– Ну объясни ему, Власыч. У меня сил нету про эту кириенковскую авантюру талдычить.

– Понимаете ли, – начал Виктор в настороженной тишине. – Растить новых лидеров – идея замечательная. Но позвольте спросить: кому поручена роль садовников? Грефу, Кудрину, Мау, иначе говоря, записным либералам, ведущим родословную от Гайдара. Неужели вы думаете, что этот либеральный заградотряд пропустит в свою среду хотя бы одного руководителя, не разделяющего их взгляды? Речь просто идёт о подготовке сменщиков по лекалам Чубайса. Для этих рукопожатных попаданцев в элиту уже и прейскурант должностей готов. А Кириенко, придумавший этот фокус, считает, будто всех обхитрил. Один дефолт он в конце прошлого века устроил, теперь, выращивая новое либеральное поголовье управленцев, готовит почву для другого дефолта.

– Видимо, Чубайс вам совсем уж не по нраву.

– Что вы! Чубайс – находка для сочинителя детективов. Не жизнь, а авантюрный роман. Инфернальная личность.

«Хватит! Второй раунд закончен нокдауном, – подумала Ряжская. – Пожалуй, третий-то и не понадобится. Виктор победил вчистую. Да, пора закруглять эти дебаты». Она в очередной раз наполнила свою рюмку водкой и громко, укоризненно сказала, обращаясь к Донцову: