– Пусть Зайка в кресле спит, а красотки вроде меня должны спать на перине.

Варьваря хотела поспорить, вскинув палец туда, где недавно была бровь, но быстро одумалась, а ее зеленые глаза наполнились теплой пеленой. По незнанию я спутала этот взгляд с тем, которым смотрят на сосиски.

Она подошла, потрепала меня по голове, поцеловала в нос и произнесла многозначительно:

– Чудо!

Сквозь накативший сон мне показалось на секунду, что я ее даже немножечко люблю.

Каждое утро, кроме субботы, Варьваря вставала рано, еще до восхода солнца. Поднимала меня, сонную, с теплой постели, тормошила и зачем-то тащила на холодную улицу.

Вот и сегодня. Неохотно высунув лапку из-под синего шелкового покрывала, еле продрав глаза и не успев зевнуть, Варьваря, уже одетая, выдернула меня со всей силы из собачьего сна и повела на прогулку.

«Неугомонная женщина».

Однажды я подслушала разговор между соседскими кошками, в котором они обсуждали старинную китайскую пытку. Суть ее была в том, чтобы каждый день капать на голову человека воду, долго и монотонно. От этого он сходил с ума за месяц и заводил еще 39 кошек. Одна из усатых мучителей проделывала это по утрам со своим хозяином, поливая водой из аквариума. Чем дело кончилось, я не дослушала, но Варьварины прогулки в 6 утра напоминали мне китайскую пытку похлеще. Только с ума я от нее должна была сойти на много раньше.

Я спустилась из квартиры по холодной, пахнущей мокрым асфальтом лестнице, которую кто-то не менее странный, чем моя хозяйка, с утра уже успел помыть.

«И, за какие только кармические ошибки прошлого меня окружают одни сумасшедшие жаворонки? Нужно подумать об этом на досуге и разработать план по их ликвидации, скупив в аптеке все снотворное и высыпать в водопровод. Гениально. Но где я возьму столько денег? Надо подыскать Варьваре работу. Так она будет вставать еще раньше и гулять со мной не в 6, а в …».

Железная скрипучая дверь подъезда отперлась, нарушив мысли о плане возмездия, когда я поскребла когтями об край, разбив тем самым образ приличной девочки в глазах соседей. Последней каплей в неизбежном грехопадении мог стать только пробуждающий все живое вокруг лай, но его я оставила на потом. Так низко я паду в следующей книге.

Вышла на крыльцо и вдохнула запах бодрящей морозной свежести спящего города. Сон мой как рукой сняло.

С радостными возгласами, убившими мой идеальный слух:

– Как прекрасен это мир, посмотри! – Варьваря потащила меня в ближайшие кусты.

Ступать приходилось аккуратно, обходя замерзшую лужу, где недавно чуть не потонул алый кораблик вместе с ребятами. А луж, хочу заметить, во дворе многоквартирного дома было предостаточно. Больше, чем в Канаде озер.

Одно сплошное озеро из луж.

Я буду перед вами честна, хотя вы и сами все знаете: гулять в 6 утра было холодно, скучно и очень хотелось спать. Я пыталась пару раз объяснить Варьваре, что будильник можно завести и на время позднее, но она была непреклонна. Настаивать на своем она умела – моя школа. Поэтому мы, как две дурехи, обходя озера из луж, шли топтать тротуары заспанного города раньше всех нормальных людей.

Все соседские псы в это время спали и видели седьмой сон про косточку. Поговорить и обсудить последние сплетни было не с кем. Даже понюхаться желающих не находилось.

Кроме Чарли из дома напротив, вытянутого в струну уиппета7. Удивительно, он всегда такой энергичный и неугомонный в 6 утра. Интересно, что хозяин подсыпает ему в корм?

Хотя, глядя на высокого, обтянутого беговыми лосинами хозяина в очках, напяленных на длинный крючковатый нос, можно сделать вывод, что подсыпает хозяин в корм что-то и себе.

Они, как две пули, пронеслись мимо нас, пока я, позевывая, обнюхивала клумбу из колеса с упокоенными под снегом настурциями. И брови не успела поднять на их «броьробоеурооо», которое отрывками фраз принес февральский ветер.

– Доброе, – помахала вслед, смеясь, Варьваря.

Я оторвалась от клумбы, внимательно посмотрела на Варьварю, потом на удаляющиеся в глубь двора тонкие фигуры. Протерла заспанные глаза и хотела гавкнуть уиппету, что у его лысеющего хозяина развязался шнурок, но было уже поздно.

Опознала я этих двоих по костлявому заду, недавно удалявшемуся в рассвет, а теперь торчащему все из той же злополучной лужи, где недавно терпел крушение бумажный «Титаник» и двое детей.

Хорошо, что крушение заметила только я. Иначе пришлось вызволять из лужи еще и их. Словно я какая-то Мать Тереза, а не диванная королева голубых кровей. Словно парней мне не хватило вылавливать из грязи.

Варьваря никогда не могла пройти мимо страждущих, обездоленных, голодных и туфель со скидкой 50%. Я же придерживалась и придерживаюсь в данном вопросе правила моряков: спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

А теперь, закончив жаловаться на хозяйку, с вашего позволения, я продолжу рассказ, который подводит к самой сути повествования, собственно, к тому, зачем мы тут все и собрались.

Ну не все же про мои прогулки рассказывать.

Мы с Варьварей жили в одной из пятиэтажек. Серым кольцом она сковывала маленькие двухэтажные домики. С небольшим садиком, поросшим спящими сиренью и шиповником без листьев, так и норовившими проникнуть в обычную жизнь обитателей дома. Постучав колючей лапой в окно террасы, разбитое на сетку потрескавшихся от времени белых тонких рам.

Каменные деревья пятиэтажек скрывали домики от городского шума. Словно северные фьорды. Обступив со всех сторон. Взяв в беззвучный плен.

Возникало ощущение, что в закрытом дворе, среди сказочных сооружений мир на секунду замер, притаился и продолжил жить по своим временным законам, отставая от привычной линии времени лет на сто.

Только представьте: вот вы стоите на центральной улице среди потока сумасшедших, вечно торопящихся пыльных машин и одетых в черные одежды и несбывшиеся мечты людей, но, сделав шаг и свернув во двор, внезапно оказываетесь в Англии девятнадцатого века.

Замрешь на секунду. Отвлечешься на соседку, которая несет из магазина пакет с сосисками. Закроешь глаза в предвкушении, что она заметит, как ты исхудала, и вручит мешок, отчитав Варьварю. А когда глаза вновь откроешь: облаешь возникшего из кустов молочника в клетчатом фартуке поверх белой куртки. Не замечая лай, который не прорывается сквозь наушники с тяжелым роком, он разносит молоко, выставляя на террасы перед разноцветными дверьми. А колючее февральское солнце, молодое, только-только вырвавшееся из объятий ночи, успевает играет в прозрачных стекляшках бутылок, пробуждая своими детками солнечными зайчиками: синичек, насвистывающих гимн наступившему утру.

«О, святой Сасиско! Как же я ненавижу этих пернатых фигнюшек. Особенно с утра. Никакой от по-клоунски раскрашенных птичек пользы, только гам-тара-рам пляски-свистопляски».

Надо не забыть обсудить эту проблему с Эпикуром. Котом, который иногда появляется призраком из неоткуда на балконе. Возникает из пыли, скопившейся на хламе прошлых хозяев. Коробок, засоряющих мою жизнь и Варьварин интерьер.

У меня складывается ощущение, что хозяева нашей квартиры хранили этот мусор, отдаленно напоминающий вещи со времен динозавров. Никак не могли выкинуть. Продолжая верить, что сломанная лыжа научится со временем регенерировать и в процессе лыжной эволюции отрастит себе сломанный кусок. Или старые шахматы додумаются размножаться почкованием и наделают недостающих фигур черного цвета.

«Из белых? Глупцы».

Пыльная трагедия сильно выбила меня из размеренной медитативной жизни мопса, я и забыла, зачем появилась на свет белый в целом, и уж тем более зачем вышла на улицу в 6 утра. Не по своей, конечно, воле.

Ах да! Разрыть ямку поглубже для свершения утреннего туалета. Да простят меня жители местных английских домиков, но гулять под их сиренью мне доставляет на много больше эстетического удовольствия, чем по Варвариному ковру. Я думаю, они должны гордиться моим чистосердечным признанием, непревзойденным вкусом и своей сиренью.