Помните, сколько я тогда на Лубянку ездил? Каждый день таскали. В конце концов, чтобы вы лишнего не думали, я решил в отпуск уйти. Но всю ту неделю я провел отнюдь не в доме отдыха.

Главное, никто не хотел брать на себя ответственность. Никакую. Ни развернуть меня, ни поддержать, ни разобраться. Так оно и шло до самого верха, и на каждом уровне меня заставляли нарушать заповедь Христову и божиться, что я соображаю, что делаю. Так и докатили меня до самого Совета Безопасности.

Сидят руководители силовых ведомств, ВПК, бывший Президент, новый Премьер. Ну теперь-то вы знаете, кем он стал. Перед каждым копия моего доклада, вид у всех слегка обалдевший, но они изо всех сил стараются этого не показывать. Как будто так и надо. Как будто у меня в штате десятки агентов, внедрившихся в ряды внеземных супостатов. Как будто я вообще что-то из себя представляю.

Докладываю все то же самое, что и написано. Мол, в результате проделанной огромной оперативной работы и контактов с другими цивилизациями всплыли следующие факты. Но чувствую, что меня слушают вполуха, а больше следят за реакцией друг друга — кто точнее сориентируется. Да и то сказать, проблема ведь такая, что в их компетенцию не входит. У каждого свое ведомство, свои обязанности. И так получается, что я вроде бы один владею ситуацией. Момент, был щекотливый.

Ельцин сидит квелый, то ли совсем уже ничего не соображает, то ли притворяется, по нему ведь не скажешь. А я уже всё изложил, стою, жду. Члены Совбеза тоже ждут, не спешат вызывать мне психиатра. Только министр обороны недовольно кряхтит, ему ведь исполнять, если что. Да и отдуваться в первую очередь тоже. Но молчит в тряпочку.

Трижды Ельцин пытался спросить, есть ли ещё какие-то вопросы на повестке дня, и трижды ему аккуратненько намекали, что обсуждаемый вопрос-то ещё не решен. Тут вот стоит майор, дожидается. И каждый раз Президент спрашивал:

— Ну что, какие будут предложения?

А предложений почему-то не поступало. Тогда он наконец взял тот листочек, что перед ним лежал, прочел несколько строк. Уж не знаю, мой ли это был рапорт, а может, он просто свои слова забыл, с текстом сверялся. Так или иначе, Ельцин откашлялся и спрашивает эдак глубокомысленно: «Опасность, значит, угрожает России? Ну что ж, на то мы и Совет Безопасности. Надо решать вопрос...»

Ничего, вроде бы, не сказал, а обстановка как-то переменилась. Кое-кто покивал, кто-то с интересом посмотрел, опять стал рапорт перечитывать. Да только что там можно было вычитать. Что мы самые секретные на свете, и все данные опираются на свидетельства других цивилизаций?

— Вы хоть осознаете, что предлагаете? — задает мне осточертевший уже вопрос секретарь Совета Безопасности. — Все-таки это термоядерная боеголовка.

Напряженное такое молчание, и тут Путин, обращаясь преимущественно к Президенту, негромко так сообщает, что хорошо знает меня по совместной службе в Конторе, как человека в высшей степени ответственного и добросовестного и так далее и тому подобное. Никогда мы с ним не встречались, ни разу в жизни хотя бы издалека не видел. Несмотря на то, что мы оба питерские. Но тем не менее.

Директор Службы поддакивает, мол, святая истинная правда, все так и есть. Юрий Николаевич очень компетентный специалист, и если уже что сказал, то можно верить. Смех и грех.

В общем, завертелась карусель. Всё как и обещал майор Иванов.

Ну Борис Николаевич видит, что коллектив в целом отнесся с пониманием. В бумажку ещё раз посмотрел, референта послушал и спрашивает у министра обороны:

— Но если ваша ракета так никуда и не исчезнет, вы сможете сделать так, чтобы она не сработала?

— Сможем, Борис Николаевич, — говорит тот.

— Вот и сделайте. Отвечаете головой, — подытоживает Ельцин. И Совбез принимает такое вот фантастическое решение.

Думаю, сам этот факт служит доказательством, что не только отдел Тимашова и не только российское Братство служат прикрытием для какой-то очень серьезной организации, членов которой тролли называют «структурными коллоидами». Этих людей заботит, в первую очередь, безопасность общечеловеческая. Учитывая направление нашей работы, можно надеяться, что мы ещё встретимся с этими ребятами. Возможно, мы и раньше с ними встречались. И майор Иванов не единственный пример. Иногда мне вспоминаются совершенно фантастические эпизоды командировки в Восточную Сибирь. Виталий, ты помнишь Сына Тайги? Смутно? Нет, Илья, это не дежа-вю, это что-то другое. В деле Шаттла тоже были интересные моменты.

Между прочим, я присутствовал там, где должна была упасть ракета, если бы она не исчезла над Обью. Да, прямо там, как бы в эпицентре, в разрушенном вулканическом кратере, недалеко от изб Кулика.

Это уже в самом конце моего отпуска было. Студено, между прочим, там в ноябре. Метель, ни черта не видно. Дурацкий характер. Зачем надо мне было туда переться — сам не знаю. Слетал, выпил водки с ракетчиками и с теми ребятами, которые, кажется, должны были меня повязать. Если бы эта дура просто грохнулась в тайгу, меня ждали большие неприятности. Но не подвел Иванов, не подкачал.

В двенадцать минут первого, как сейчас помню, со спутников пришел сигнал: ракета на заданной территории не наблюдается. Чуть позже летчики подтвердили. Ну мы подождали, пока выйдет расчетное время. Хотя, конечно, глупо было считать, что именно в этот момент где-то в параллельном времени произошел взрыв. В тысяча девятьсот восьмом году. Пятьсот пятнадцать кремниевых пришельцев, больших и маленьких, летающих и нелетающих — в космическую пыль, в микросферулы. Знай наших. Как было за это не хряпнуть?

Непонятно, как тролли меня вычислили. ещё больше непонятно, как я им за столько лет не попался. Впрочем, я в этой должности всего два года и все время в разъездах. Шансов у них было не так уж и много. Кажется, я в тех местах и впрямь ни разу не показывался. Судьба.

А теперь уж поздно, дело сделано. Да и вообще, глупая это была затея. Не я, так кто-нибудь другой нашелся бы. Ларькин прав: тупые создания.

Мне поначалу и в голову не пришло связать те, ноябрьские дела со Стромынкой. Даже когда мне запретили туда соваться. Никто же ничего не объяснил. Спасибо, хоть Виталий разобрался.

Однако давайте решим, что с ними делать. Три чудовища все ещё находятся в центре нашей столицы, и представляют опасность.

Когда совещание в кабинете майора Борисова закончилось, Ирина вдруг спросила у Большакова:

— А как ты узнал, что Виталия надо выручать?

Остальные усмехнулись заранее, не дожидаясь ответа Ильи.

— Интуиция, — пожал плечами тот.

Но Рубцова не успокоилась, а продолжала внимательно смотреть на Большакова.

— А как же ты смог привести его в сознание, не приближаясь?

— Я не приводил его никуда, он сам пришел в себя, как только тролль перестал его гасить. Здоровый, бычара, его очень трудно до конца вырубить.

— Что же такое случилось с троллем? Почему он отключился?

— Я же говорю, я его послал. Только он не отключился, а растерялся. Не смог интерпретировать полученный сигнал. Перезагружался. «Программа выполнила недопустимое действие и будет закрыта».

Остальные не обратили внимания на Иринину вспышку интереса к произошедшим недавно событиям. Гораздо интереснее было то, что Борисов надиктовывал в телефон генералу Яковлеву, поглядывая в лежавший перед ним листок. Это был план изоляции и уничтожения троллей-диверсантов, который грасовцы только что закончили составлять.

— Две зоны оцепления, — говорил Юрий Николаевич. — Первая радиусом до километра, вторая — от километра, скажем, до полутора, а пожалуй, что и до двух. Эвакуировать в два этапа население: вначале из внутренней зоны, затем из внешней. Сотрудники, производящие эвакуацию во внутренней зоне, подлинной причины знать не должны. Чтобы у них не возникало враждебных по отношению к троллям мыслей. Надо придумать какое-нибудь убедительное объяснение.