Закончив с одной щекой, ведьмак проводит лезвием пару раз под носом и поворачивает другую щеку под свет. Кажется, придется все же будить парня — молоть языком он, конечно, горазд, но если не пнуть, то спать будет, похоже, до полудня.
На щеке остаются последние клочки мыльной пены.
Тихий гомон утренней таверны прорезает пронзительный мальчишеский вопль.
— Bloede!
На челюсти сбоку расцветает тонкая красная полоска. Ведьмак оглядывает масштаб повреждений, смывает остатки пены и кровь водой из таза. Подкрашенная красным вода все равно струится вниз по подбородку, на грудь и ниже.
Рубашку пока не наденешь — запачкается. Впрочем, хотя бы мелкий бездельник проснулся. Ведьмак откладывает бритву, одной рукой поднимает еще один таз — пустой, — и кувшин с теплой водой, и открывает дверь комнаты.
____________
Узкая мальчишеская грудь ходит ходуном, пока Дел, судорожно сжав простынь в кулаках, полусидит в постели. Широко распахнутые в ужасе глаза шарят по приветливой, залитой солнцем комнатке, отыскивая следы кошмара.
Вдруг из-за шкафа сейчас выберется Пустой? Вдруг из теней под кроватью сейчас сложится костлявая фигура?
Дел вздрагивает, краем глаза заметив что-то высокое и будто состоящее из палок рядом с дверью. Но нет, это просто вешалка для шляп. Похожая была в сельской таверне. Он выдыхает, но тут же напрягается снова, соскальзывает на пол и пристально смотрит на полосатый вязаный половик.
Под ним дверь в ужасный подвал.
Дел задерживает дыхание и пинком ноги отбрасывает половик в сторону.
Под ним только чистые, покрытые лаком доски пола. Волна ужаса отступает. Дел закрывает глаза и выдыхает окончательно.
Сон. Всего лишь сон. Это просто таверна, куда он приехал вчера с ведьмаком. Маленькие лужицы света лежат на деревянных досках пола, на заляпанном свечным воском сундуке, который заодно играет роль стола, на окованной железными полосами двери, на стенах. В острых золотистых лучах танцуют мелкие пылинки.
В замке поворачивается ключ.
— Что за вопли, Делвин Мерфи?
Дел смотрит на того, кто вошел в комнату.
Вроде бы все как обычно. Белая, гладкая кожа, золотистые искорки света рассыпаются по коротким медно-рыжим волосам. Темно-золотые, почти карие кошачьи глаза смотрят на него сосредоточенно.
Только вот из уголка тонкогубого рта, пересеченного белым шрамом, бежит по подбородку на грудь струйка крови.
Она спускается ниже и ниже.
Стрела холода прошибает желудок и тут же хватает его костлявой рукой. Дел, затаив дыхание, отступает на шаг.
Толстая, шириной с мужской палец, розово-белая полоса измятой, изуродованной кожи тянется через все туловище, от ключиц и до пояса ведьмачьих штанов. Следы от вросших когда-то ниток пересекают уродливый шрам, как ножки гигантской сколопендры.
Он совсем не мертвый. Кожа вокруг шрама живая — светлая и слегка розоватая, мягкая, разве что мышцы на поджаром животе чуть искривлены жутким разрезом. Нет жутких красных глаз. Острые полуэльфьи уши выглядвают из-под коротких рыжих прядей.
“Ты в жизни не догадаешься, что это Пустой тебя забрал,” — в памяти всплывает голос Карона.
Первобытный крик, полный ужаса и отчаяния, рвется из легких, пытается перебороть ужас стоящей в дверном проеме смерти, отогнать острые зубы, которые сейчас пронзят плоть.
Его забрал Пустой.