— А он кто? Танкист, летчик? — размышляла, нахмурив тонкие брови, Ира. — Кавалерист?

— Второе!

— А где он служит? — спросила Ира.

— На Дальнем Востоке, — ответила Маша. — В Забайкалье, точнее.

— Как бы я мечтала поехать на Дальний Восток… — мечтательно протянула Аметистова. — Это ведь как интересно: почти две недели на поезде! Станции, узлы, леса сибирские…

— А говорила, что леса не нужны, — усмехнулась Маша. — Вот они — леса! Сибирские!

— А еще необычнее — дальневосточные! — кивнула Ира. — Там и тигры живут, и растения удивительные.

— Да, интересно! — подтвердила Маша с легкой снисходительностью. — Долговато на мой взгляд правда… Но с другой стороны результат того стоит.

— Интересно! — протянула я. — Это же даль то какая! — Так хотелось бы попасть на Дальний Восток, как и Ире — сибирские леса, красота, далеко… А в этих лесах еще и медведи с лисами живут! Так интересно!

К тому же горы, красота, озеро Байкал — самое глубокое и чистое озеро во всей России! Давно хотелось бы там искупаться.

— Если мать Мишки не расстреляют, то сошлют в лагеря в Сибирь, — горько сказала Маша.

Я ахнула. С лагерем я совсем забыла что мать Мишки сейчас в тюрьме! Что ему трудно.Что не только в лагерь не поехал, но и матери у него практически нет! Надо будет срочно увидеться с Мишкой — если не сегодня то завтра! Может, смогу как-то поддержать, отвлечь от грустных мыслей хоть как-нибудь, не бросать же в такой ситуации. Отвлечь полностью я его не смогу — твою родную мать могут убить или отправить работать в такую даль, что ты больше никогда не увидишь ее… Но хоть как-нибудь! Ну почему, почему все так сложилось, ведь и я, и Машка, и Лена Туманова, мы до последнего верили что все будет хорошо, а Екатерина невиновна! А тут вот как вышло — эта милая приветливая женщина оказалась шпионом и теперь ее ждет жуткое наказание… Бедный Мишка. Семья рушится прямо на глазах и он ничего не может с этим поделать… Это ужасно.

— Девочки, давайте хоть чем-то попробуем Мишки помочь? Может, письмо куда-то напишем? — предложила Маша.

— Я бы тоже хотела, но кто нас где будет слушать? Там и заморачиваться на просьбы каких-то школьников не будут, — грустно вздохнула я, опустив голову. — Но с другой стороны я могу ошибаться! А что ты предлагаешь? Куда писать? Интересная идея! Может, у нас все-таки получится ему помочь?

— Вы ненормальные? — посмотрела на нас с изумлением Ира. — Кому, кому вы собираетесь писать? В НКВД, как теперь ОГПУ называется? Вы больные! Чекисты шпионов настоящих ловят, а мы куда полезем? Да нас насмех поднимут! Или заинтересуются, почему это мы, пионеры, врага защищаем!

— И проблемы начнутся, — задумалась Маша. — Хотя.кто нас там вообще слушать то будет — школьников, малышню? Не будут и заморачиваться наверно… Чем тут помочь? Разве что поддержкой… Но неужели ничего нельзя сделать, совсем ничего?

— Согласна! Вдруг что-то еще получится изменить?

Я не хотела сдаваться до последнего, вдруг что-то придумаем, чем-то поможем? Но в глубине души я чувствовала — судьба Екатерины уже практически решена. Я постараюсь поддержать Мишку, отвлечь от грустных мыслей, но как действительно ему помочь? Твою мать убьют или отправят в дали дальние — какая тут поддержка, если действия нужны? Но какие? Неужели ничего не можем сделать? Зато Ирка смотрела на меня так, словно я была тропической анакондой.

— Насть, никуда мы не напишем, — покачала головой Маша. — Точнее не только никудА, нам еще и нЕкуда. Нас и слушать то не станут — малолеток каких-то, — грустно покачала она головой. — Ир, ну что смотришь? Вроде порошок из ушей у Насти не сыпется! Переживает человек за друга, помочь хочет, все же понятно!

— Давайте хотя бы не бросать Мишку в одиночестве… — сказала Маша.

— Так я разве говорю что буду его бросать? — удивилась я. — Конечно, не будем! Хоть какая-то поддержка, хотя бы несколько отвлечем от грустных мыслей… По крайней мере не один!

— Ладно, до встречи, — Маша снова вскочила на велосипед и быстро поехала вперёд. Ира смотрела как завороженная, да и я не открывала глаз — так быстро! Только что была тут, а теперь уже там!

Обернувшись, Маша помахала нам рукой и начала ездить кругами.

— О выпендривается то, а? — протянула я.

Маша гарцевала на велосипеде как всадница на коне, сверкая карими глазами. О как радуется то, прямо торжествует! Постепенно Маша скрылась за поворотом, но перед этим вытворяла всякие выкрутасы — и кругами ехала, и прямо, и с руками и без ру. Я удивлялась ее ловкости — сто раз могла упасть, а нет, не упала.

Алексей

Несмотря на отсветы костра и работу в огороде, я часто думал в лагере о тезисах отца. С ними снова вышел прокол. Эх, мы-то с Владом и Викой думали, что там разгадка тайны, а оказалось, что мы толком не понимаем о чем они. Отец утверждал, что революционная волна на Западе временно сошла. Битва за Мировую революцию переместилась на Восток, и сейчас на передовой — индийское и китайское направления. В Индии потенциал тоже исчерпывается, зато в Китае он нарастает день за днем. Дальше шли довольно туманные фразы, что кризис Мировой революции наступил не от новой политики руководства СССР (как утверждал Суварин), а по естественным причинам, и «щеголяние левизной» только поставит европейских коммунистов в невыгодные условия, вбив клин между ними и национальными движениями Востока. Вот, собственно, и все.

«Из-за этой бурды убили отца? — думал я, глядя на темно-зеленый лист лотоса в реке. — Не верю!» Что там не так? И почему отец утверждал, что тезисы опубликовали не совсем верно? Что в них не так?

— Слушай, — спросил я как-то Влада, когда мы корчевали тот самый пень из огорода. — А что за бумаги твоя мачеха должна была передать Щебинину, Серову или Звездинскому?

— Понятия не имею, — прошептал Влад. — Так она тебе и скажет, ага!

— Погоди… Но если бумаги у нее, значит, к ней могли прийти незнакомые люди и взять их? Ты их видел?

— Да как будто нет. — пробормотал он. — Конечно, она могла бы передать их и вне дома, это ни о чём не говорит.

— Кстати, она у тебя хорошая, как мне показалось…

— Спасибо. Но в нашем деле это мало что меняет.

— Давай рассуждать логически. Бумага — это что-то, что должны были подписать в Берлине. Текст чего-то от 8 августа. То есть, папка не толстая.

— Или там было что-то еще, — добавил Влад.

На этом мой разговор с Владом был окончен. Впрочем, еще в лагере я стал продумывать следующий ход. Теперь у меня в руках был адрес Якова Фененко, который я буквально вырвал у его племянницы. Не рассуждая, я написал короткое письмо этому самому Фененко из Тернопольского Ревкома, в котором кратко рассказал, кто я такой и чего от него хочу. На успех я практически не рассчитывал, а потому весьма удивился, когда вернувшись в Ленинград, в первый же день нашел письмо со штемпелем из Пскова. Преодолевая волнение, я вскрыл конверт и стал быстро читать:

Алексей!

Был очень рад получить весточку от сына Суховского. С Валерианом нас связывала совместная работа в незабываемом двадцатом году. Я планирую быть в Ленинграде 27 августа. Если хочешь, буду ждать тебя в 17.00 возле Витебского вокзала.

С комприветом,

Я.П. Фененко

Дни до встречи тянулись медленно, и я буквально считал дни в календаре. В свободное время я или бегал, или читал учебники за будующий год. Меня все больше тревожило странное состояние мамы. С работы она теперь приходила поздно в немного раздраженном или растерянном состоянии. Иногда мне казалось, что она чем-то расстроена, а иногда, напротив, что она о чем-то думает. Однажды перед ужином она сказала:

— Этот Князев ужасный человек и грубиян…

— Что, он хамит тебе? — не выдержал я.

— Если бы только мне… Он невероятно властный и жесткий человек. У него удивительные и страшные глаза… Смотрит ими так, что ты не смеешь ему даже возразить. А ведь кричит, и ты просто ничего ему не можешь возразить.