— А, может, правда возьмем? — сказал я. — Втроем все легче, чем вдвоем.

— Ну давай… Только не говори, что не дружите с Викусиком после этого, — проворчал Влад и сокрушенно поднял глаза.

Я вышел на кухню: ожидать их сборы. На душе было неприятное чувство, словно рухнула детская сказка. Вот вбил я себе в голову, что во всем виноват Варский. А этот Варский, может, непричастен к этому всему, как неродившееся дитя. Подумаешь какое дело — поругались боевые товарищи, кто с кем не ругался хоть раз в жизни? Ответ должен быть в тезисах… Надо бы поскорее их прочитать…

Стоп! Я заметил большую этажерку со старыми книгами и журналами. Я поскорее открыл гибкую дверку. Журналы… Да, есть и «Большевик»! И есть за двадцать четвертый год… Осенью… Я схватил девятый номер и стряхнул пыль… Ничего… Десятый… Есть! У меня словно отлегло от сердца. Суховский В.С. «О новейшей тактике Коминтерна в борьбе за Мировую революцию». Я старательно сдул пыль и покрутил в руках номер, словно какое-то чудо.

— Ты не против, если я возьму почитать? — бросил я, когда Влад вошел на кухню.

— Да бери… — Махнул он. — Хозяйка к этому добру не подходит.

— Вот спасибо! — Я бросил журнал в рюкзак. — А это что? — я посмотрел на серую алюминевую кастрюлю, которую открывала Вика.

— Суп… — Влад как-то странно посмотрел на меня.

— Суп? — переспросил я. — Его едят так?

— Ну да. Вот чудик… Ты что, супа не видел, Фра…

Он осекся. Вика повернулась к нам и, рассмеявшись, постучала себя по лбу. Мама правда никогда не готовила мне первое, и я смотрел на него, как на чудо.

— У французов супа нет, да? — спросила Вика.

— Ага… — ответил я и тоже весело фыркнул.

— Ну вот и поешь. Попробуешь, — насмешливо, но дружелюбно, сказала Вика. — Кстати, куда пойдем лагерь ставить?

— Представляете: на Валдай! — сказал я весело. — Посмотрим истоки Волги и Вазузу!

— Ты что? — изумленно посмотрел на меня Влад. — Какой Валдай? Это же за тридевять земель!

— Так уж и за тридевять? — удивленно поднял я брови. — Всего-то в соседней области, — суп с сухими грибами оказался, правда, очень вкусным.

— И как мы туда поедем? — пожал плечами Влад.

— Да просто. Сначала на пригородном поезде до Малой Вишеры, оттуда до Бологое, а там за день пешком дойдем. — Я давно продумал этот маршрут и просчитал все необходимые варианты пути.

— И как мы туда сегодня поедем? Уже третий час, — прикусил губу Миронов.

— Ну, а что тут особенного? Сейчас на станцию и в Ленинград. Там на трамвай — и на Московский вокзал. Часов в шесть будем там. Заночуем в Вишере, а завтра с утра поедем в Бологое. Если получится — завтра к вечеру будем там, на месте.

— А вдруг ругать будут, что мы далеко ушли? — гнул свое Влад.

— Так область у нас тоже огромная. До Мги или до Ладоги ехать почти столько же, — убеждал я. — Да и Мга одни болота — нас там гнус сожрет. И потом: мы отметимся в комсомоле Малой Вишеры и Бологое — какие проблемы? — хлопнул я себя по коленке.

— Ну французы! Предприимчивые, как мушкетеры! — засмеялась Вика. — Это же правда замечательно: Валдай посмотрим! — протянула она.

— Тогда быстрее! — проворчал Влад, но, судя по его выражению лица, ему тоже ужасно хотелось на Валдай.

— Что ворчишь? — ехидно уточнила Вика, скрестив тонкие руки на груди. — Вот что ты ворчишь? Всё успеем, можешь не волноваться! — усмехнулась она. Все таки в их перепалке было что-то милое, домашнее.

Викусик провозилась со сборами еще часа полтора. Все это время я сначала смотрел в окно, а затем изучал участок: за дачей был ручеек, возле которого виднелся полуразбитый сарай. В воде жила даже водяная крыса ондатра, важно проплывавшая в заводи. Вышли мы только в половине пятого, и все дорогу до станции Влад препирался с Викой, кто виноват и успеем ли мы на пригородный поезд. Сколько я не пытался их урезонить, все было напрасно. На Финляндский вокзал мы приехали только около семи.

— Может, у меня переночуем, а завтра в путь? — предложил я.

Вика и вправду забавно смотрелась в наряде туриста: в семей футболке, черных брюках и кепке. За ее спиной был маленький импортный рюкзак, похоже, купленный где-то мамой. «Наверное, в Польше или в Германии», — подумал я. А вот Влад был одет в очень старую футболку и совсем потертый пиджак.

— Нет, поехали скорее. Итак много времени потеряли, — проворчал Влад.

— Слушай, ты куда так спешишь? — закатила Викусик глаза. — Говорю тебе — всё успеем, не ворчи!

Мы прыгнули в трамвай и поскорее помчались к Московскому вокзалу. Туча отходила в сторону Невы, и мы радовались, что ночью хотя бы не будет дождя. На Малую Вишеру мы в самом деле опоздали, но поезд на Чудово отходил в восемь, и мы втроем буквально ворвались в пригородный состав. Запыхавшись, мы поскорее сели на деревянные скамейки.

— Слушай, а зачем тебе журнал? — спросил Влад, когда поезд уже набирал ход.

— Для политинформации, — ехидно ответила Вика, так и не сняв кепку. — Надо ведь подготовиться-то, а, Алекс?

— Нет, из-за отца.

Поезд как раз притормозил на станции Навалочная. И я вдруг, повинуясь какой-то интуиции, начал рассказывать Владу с Викой эту таинственную и запутанную историю. Точнее, про что можно было рассказать. Про нашу последнюю поездку на море и знакомство с отцом Насти Майоровой, про таинственное самоубийство отца на станции Ржава. Про слухи, что он покончил с собой из-за дела Суварина, и что я узнал про Пятый конгресс Коминтерна. Про тезисы и Варского, который плел интриги против моего отца, и про последний разговор с их матерью. Я не рассказал только про часы из-за немецкого герба и про письмо моего отца их матери — мало ли, как Вика невзначай подставит Влада. Я рассказывал, а мне на душе становилось все легче, словно лопнул нарыв. Рассказа хватило до того момента, как паровоз, взревев, ворвался на станцию Тосно.

— Запутанная история, — нахмурила брови Вика. — Интересная история получается с этими тезисами. Но Примаков думаю неправ — ну, вдруг Варский невиновен? Если он никакой выгоды кроме позора, не получил — зачем ему красть тезисы твоего отца, особенно если они в хороших отношениях?

— А если все же повинен? — спросил Влад. — Тогда Примаков прав?

— Говорили, их выкрала некая женщина. И Настин отец ее упоминал! Некая Вера!

— Ну он не говорил, что их выкрала именно она. Но, возможно, и она.

— Вот-вот! Почему бы и нет? — подхватила быстро Вика. — Надо только выяснить, что же это за Вера такая! Может сохранились какие фотографии с этой женщиной, какая-нибудь информация о ней?

Эх, попробую! Я наклонился и рассказал им, наверное, самую интересную часть истории — про нашу Веру Сергеевну. Как я узнал по жесту, где она поправляла шляпу. И как я нашел ее на одной старой фотографии отца. Во всяком случае, женщина с фотографии была практически ее копией.

— Ну, жест при поправлении шляпки — это не доказательство, — фыркнул Влад.

— Не доказательство. Но Вера жила в Москве, — это раз, — загнул я палец. — И однажды после истории со стенгазетой, где Вовец накрысятничал, она сказала, что я похож на него. Значит, Вера его знала.

— Знаешь… — к моему удивлению Вика восприняла мой рассказ более серьезно. — Мама просто не переваривает Веру. Та на родительском собрании что-то на меня нападать стала, а мама говорит: «Вы, учительница литературы, должны оценивать учеников только по тому, как они знают Пушкина и Гоголя. Остальное вас касаться не должно!» Еще мама говорит, когда Вера жалуется на дисциплину: «Еще я должна вникать в каждую вашу мелочь!»

Я задумался. Раньше бы я не обратил внимание на эти слова Вики, но теперь… Ее мать знала моего отца и, похоже, они друг с другом были в отличных отношениях. Вера, похоже, тоже знала моего отца и тщательно скрывает это. Я и не заметил, как я стал размышлять вслух, Влад скептически качал головой, а Вика кивала в такт. Вдруг Вику прорвало.

— А еще мама говорила, что Вера на Большой Никитской жила, помнишь?