Гроза разразилась в последнюю апрельскую пятницу. До сих пор помню, как мы сумрачно сидели за партами. Совсем скоро начнется собрание по исключению Мишки из пионеров! Я вздохнула. Мишку будут исключать. Сидя рядом со мной, он был очень бледным. Я положила руку ему на плечо. Неужели скоро все будет кончено и я потеряю хорошего друга? Его исключат из пионеров, из школы… И куда же дальше с такой репутацией, когда мать — шпионка?

— Насть, — тихо начал Мишка. — Я не могу так сказать, что осуждаю. Все же мать. Но не забывай меня.

— И ты меня не забывай, — проговорила я уверенно. — Но, может, еще не все потеряно? Вдруг кто заступится?

— Кто? — вскинул брови Мишка. Он, казалось, был удивлен. — Ну кто?

— Не знаю, — я пожала плечами. — Может, директор или кто еще.

— Вряд ли, — махнул Иванов рукой. — Зачем директору лишние проблемы?

— Не могу понять — почему тебя должны исключать? Ты же не шпион! Думаю, я не единственная, кто это поймет.

— Возможно, — тихо проговорил Мишка. — Ты хороший друг. Вы с Леной.

— Спасибо, — все же в Мишке Иванове было что-то трогательное и я немного понимала Лену.

Ире говорить легко, нежный он или не нежный — она же не была в его ситуации и вряд ли окажется в ней. Кто знает, как дальше сложится Мишкина судьба? В ВУЗ ему путь закрыт, везде будут говорить: «Сын шпионки», «Сын шпионки»… Никому не пожелала бы такой ужасной жизни — ему ведь терпеть все это! Но в то же время решительность Мишки вызывала уважение — человек все же важнее ВУЗа, каким бы ни был, и Мишка это понимал. Неужели никто кроме нас с Леной этого не понимает? Я не могла видеть, что обычно гордый Мишка теперь ходил бледный и закрытый, всегда молчал, словно это не Мишка, а его двойник! Ну почему, почему все так сложилось? Я была уверена, что его мать невиновна, а тут вот как вышло…

Я положила ему руку на плечо. Кажется, Мишке стало чуть полегче, судя по легкой улыбке. Хоть немного, но легче! Отлично.

Скоро все собрались и собрание началось. Волошина и Аметистова сели за стол, накрытый темно-зеленым сукном. Для торжественности сзади стоял бюст Ленина.

— Последний шанс, Иванов, — звонко начала Волошина. Сейчас она казалась мне очень жесткой и холодной. — Осудишь ли ты взгляды своей матери, как честный человек и настоящий пионер?

— Нет… — тихо, но уверенно отозвался Мишка.

— Опомнись! — бросила ему Лера. — Ты ведь понимаешь, как тогда сложится твоя жизнь!

— Понимаю, — кивнул Мишка. — Но человек все же важнее ВУЗа.

— Вот так человек! — усмехнулась Ира. — Шпионка, враг народа!

— Знаешь, не тебе об этом судить, — холодно произнес Влад, на что Аметистова уже приготовилась возразить, но Волошина ее опередила.

— Миронов, следи за словами, иногда твое поведение заставляет серьезно задуматься. Ты не изменишь своего решения, Иванов?

— Не изменю, — уверенно и четко ответил Мишка.

— Но мать это одно, а Миша — другое! — вдруг сказала Лена.

Я ожидала, что Волошина взорвется, но она улыбнулась и достала какую-то синюю папку. Я не выдержала и вытянула шею: интересно, что в ней?

— Туманова так полагает? — мягко спросила она — Туманова думает, что мы, как в буржуазных странах преследуем невиновного за родственные связи? Она сильно ошибается. — Волошина открыла папку. — Скажи, Иванов, ты обращался за помощью к секретарю Горкома Рипольскому?

— Нет… — пролепетал потерянный Мишка. Он, кажется, ожидал голосования, но что-то пошло не так. За окном уже начинался чудесный весенний вечер, и ветерок трепал ветки лип, на которых наклевывался зеленый пух.

— А в Москву к Ядову в Централтную контрольную комиссию? — прищурилась Волошина.

— Тоже нет… — выдавил из себя Мишка.

— Почему же в таком случае эти люди просят директора школы за тебя? — спросила Волошина.

Женька даже присвистнул. Волошина постучала карандашом по столу.

— Не знаю… Только отец знает… — пролепетал Мишка. — Я ему говорил…

— Иванов рассчитывал на безнаказанность. Рассчитывал на высоких покровителей. Был уверен, что комсомольская и пионерская организации школы спасует перед их именами. Но для комсомольской организации дело партии, выше любого имени, любого авторитета… — строго сказала она.

Странно… Я сомневалась, что Мишка рассчитывал на покровительство. Иначе не был бы таким взволнованным и бледным. Неужели я надеялась не напрасно и какие-то высокие люди наверху решили ему помочь? Неужели у нас с Леной есть единомышленники и Мишку не исключат? Значит, я не зря надеялась, есть шанс! Даже Москва просит за него! Это удивительно, но это…это факт! Что же теперь решит директор? Я надеялась, что он примет просьбы руководства и Мишка останется.

— Впрочем, обращение к высоким покровителям — это еще не все, — сказала Волошина. — К нам поступил сигнал от одного из честных пионеров, что Иванов ведет откровенно контрреволюционные разговоры. В частных беседах он извращает ленинское «Письмо к съезду», утверждая, что Владимир Ильич предлагал снять с поста товарища Сталина!

Лера ахнула. Маша изумленно посмотрела на Ирку, затем на меня.

Я удивленно хлопала ресницами. Как она узнала? Откуда? От кого? Что же это за пионер такой, который рассказал Волошиной? Мишка рассказывал мне, что Ленин перед смертью критиковал Сталина, но я ведь никому, никому об этом не говорила! Неужели кто-то услышал и передал Маринке? Но кто? И зачем?

— Интересная картина: мать обвинена в шпионаже, сестра сочувствовала опрозициии Одиннадцатого съезда, а сам Иванов выступает против товарища Сталина! Иванов, мы ждём объяснений! — сказала Волошина.

— Я только сказал, что Владимир Ильич писал письмо товарищам, и его зачитали на съезде! Это правда!

— Это может кто-то подтвердить? — холодно спросила Волошина.

— Я могу, — хотелось это сказать как можно увереннее. — Мы вместе шли домой в тот момент.

— Выкручивается! — вдруг раздался голос Вовки Солцева.

— А тебе что? — усмехнулась Вика. — Ты сам всегда всех сдаешь и выходишь сухим из воды! А как тебе в ответ дают так сразу пищишь. Так что от выкручивающегося слышим!

Волошина хмыкнула и кивнула.

— Хорошо. Не будем отвлекаться. От кого вы узнали это, Иванов?

— Но это же не преступление! Ильич действительно писал письмо и зачитал на съезде — что же в этом такого?

Теперь Мишке приходится выкручиваться из-за некоего «честного пионера», он ведь не может сказать, что все знает от отца! Кто же оказался этим «честным пионером»? Кто побежал бы все рассказывать Маринке, зная, что Мишку точно исключат за такое? Этот человек наверно радовался сейчас, получил покровительство Волошиной. Но кто же это, кому понадобилось это самое покровительство? И кого она считала бы.честным? Под все это подходил один человек — Солнцев! Сейчас он выглядел несколько довольным. Но почему? Зачем ему понадобилось выдавать Маринке Мишку? Неужели ради покровительства и похвалы? И он же знал, что Иванову в таком случае грозит исключение — зачем же так? Что плохого Мишка ему сделал? Или это не Вовка? Но кто же еще? Ну не Алекс же с Ирой, ну точно!

Вовка, помнится, сдал Волошиной Юлю, которая писала стихи в стенгазету, была целая разборка из-за слова «Бог», но нас всех спас Алекс! Неужели это повторяется?

Неожиданно распахнулась дверь и вошел сам директор Антон Юрьевич, а сопровождении какого-то человека.

— Сидите, — бросил он. — Итак, мы сейчас мы ограничимся временным исключением Михаила Иванова из пионеров, но в школе он останется. Пока что.

— Но, но… Антон Юрьевич, — залепетала Волошина, но на нее уже никто не обращал особого внимания.

— У Иванова есть шанс подумать о своем поведении, изменить его, — кивнул Антон Юрьевич.

Он всегда был упакован в безупречный темно-синий костюм «бостон», который вкупе с блеском очком придавал ему строгий вид. Я знала о нем, что прежде, в революцию, он уже был большевиком и дружил чуть ли не с самим Иоффе. Во всяком случае его авторитет как «старого большевика» был всегда высок.