На перемене после математики ко мне подошел Влад и осторожно сказал.

— Настя, у меня к тебе есть серьезный разговор насчет Мишки. Вчера мать орала на Вику, чего не было давно.

— Слушаю, — я заинтересовалась. Надо же, практически все знают про это дело…

— Вика, — тихо сказал он, — стала говорить, что надо Мишке помочь. Мать посмотрела на нас и жестко сказала: «А теперь прикусила языки оба. Арест матери матери вашего Мишки санкционировал сам Вышинский — генеральный прокурор страны. Только пискнете оба!»

«А что делать?» — Вика забыла свой капризный тон.

«Вам Леша все правильно сказал: органы без вас разберутся. Попрут вашего Мишку из пионеров — не ваша печаль». Может, — сказал Влад. — Ира так нагло себя и ведёт, что знает это? У нее ведь отец, сама знаешь, заместитель Кирова.

— Серьезно, — протянула я задумчиво. — Но что настолько опасного совершили Ивановы?

— Ирэн тихая раньше была и трусливая, как крольчиха, а теперь вон как разошлась. Потому что знает, что к чему, думаю, — заметил Влад.

— Наверно… Но это же не повод — знает и знает. Но если разошлась… Выходит, Мишка ее враг, что ли?

— Мне иногда тоже кажется, что да. Ирка его словно со света сжить решила. Но, согласись, не без оснований. Иначе это было бы глупо, — вздохнул Влад.

— Но что Мишка ей лично сделал? Разумеется, её можно понять, просто Иванова все-же жаль.

Влад пожал плечами.

— Дело, думаю, не в жалости и не в неприязни. Ирен кое в чем права — мы не знаем подробностей, следовательно, не должны вмешиваться. И так считает не только она, кстати, — загадочно поднял Влад подбородок вверх.

— Знаю, — посмотрела я в окно. — Просто волнуюсь за Мишку.

Алексей

Собрание по вопросу о Мишке должно было состоялось на третий день после каникул. Едва начались уроки, как Ира важно сообщила, что дело Иванова будет рассмотрено прямо сегодня на собрании пионерского отряда. После урока математики Ира вошла вместе с Волошиной, и сообщила, что собрание будет сегодня в два часа после уроков и на нем будут присутствовать представители комсомола. Неожиданный интерес к этому делу проявила Вика: она, похоже, увидела возможность сделать шпильку Ире. Ехидно прищурившись, Вика сказала:

— Пионерская организация не должна, мне кажется, уклоняться…

— Никто и не уклоняется, — важно ответила Ира. — Но существует порядк рассмотрения вопросов.

Я удивленно вскинул бровь: Аметистова определено стала куда более смелой и жесткой, чем прежде. Однако мое изумление было недолгим: Ира тут же бросила на меня какой-то просящий взгляд: мол, поддержи. Я тихонько подмигнул ей: все будет хорошо. Мишка сидел на своем месте, усилено делая вид, что он не понимает, о чем идет речь. Я даже немного удивлялся его спокойствию: то ли у него был в запасе какой-то козырь, то ли он считал, что все бесполезно и был готов капитулировать без борьбы.

— Пусть свое мнение выскажет пионерская организация. Посмотрим, какова ее политическая зрелость! — кивнула Волошина. С этими словами она вышла из класса. Ира, напротив, уверенно села на свое место передо мной и сразу написала мне записку:

«Дело Иванова тянется в Москву и очень опасно. Его щадить нельзя!».

— Неужели там все настолько серьезно? Зрелость… Выходит, будут исключать… Но ведь следствие еще идет! — Услышал я шепот Маши.

— Идет. Но видимо это уже не особо важно в, по крайней мере, школе. Раз начали проверку. Хотя до суда еще ужасно далеко: только следствие начали, — вздохнула Настя.

— Ирэн Алексу записки пишет, — ехидно шепнула Ленка. — О любовь-то! — протянула она.

Солнцев и Петухов прыснули. Я бросил на Туманову быстрый взгляд и отвернулся.

Прозвенел звонок. Я стал собирать портфель. Незнам куда-то убежал, Влад был с Тумановой. Зато я пошел с Ирой, которая отаянно намекала мне, что хотчет о чем-то поговорить. Мы уже подошли к двери, как вдруг услышали разговор.

— А ты об этом что думаешь? — раздался голос Маши. Она, похоже, общалась с Ленкой.

— Да тоже самое, — пожала Ленка плечами. — Но смоти какая штука… Ларису из комсомола исключили за чушь какую-то, теперь мать арестовали… Словно план какой — убрать Ивановых. Но может его мать отправили в тюрьму чтобы отца напугать? И похоже что это всё срочно раз так активно дело разбирают и школу проверяют хотя до суда, как до Луны.

— Ленка — знаток юриспруденции и политики! — фыркнула мне Ира.

— На знатока не претендую, — закатила глаза Туманова.

— Не претендуешь, так нечего лезть! — хмыкнула Аметистова.

— Ир, подожди, — осторожно отвел я ее, — все скажешь на собрании. Подождем… — Мне ужасно не хотелось затевать ссору на пустом месте, где народ опять толпой накинется на Иру, которая во многом была права.

— С другой стороны, Ира, кто бы говорил, — равнодушно протянул Влад. — Ты ведь о политике рассуждаешь ничуть не меньше, правда? Так почему другим нельзя? Учитывая, что тоже не специалист, — они с Ленкой, видимо, подружились. — И, кстати, ты изменилась.

— Люди, вообще-то, меняются, когда взрослеют, — съязвила Ира.

— Но не настолько и повзрослела…

— Влад… — выразительно посмотрел я на него. — Ну… Зачем?

Теперь, когда мы на каникулах подружились, я мог спокойно защищать Иру от нападок их кампании. Миронов промолчал.

— Кстати, в истории французы всегда безропотно своих вассалов защищали: то шведов, то турок, то испанцев. — фыркнула Ленка. — Даже в ущерб себе!

Ирка хотела ответить, но я остановил ее:

— И ведь небезуспешно защищали! — ехидно поднял я бровь. — Вспомни Войну за Австрийское наследство хотя бы. Что там сделал с европейской коалицией Ришелье?

— Это кто? — удивилась Настя. — Кардинал?

— Нет, его внучатый племянник, французский Суворов, — ответил Влад. — Не проиграл ни одной битвы за всю жизнь! — с каким-то восхищением произнес он.

— Это ты дал ему книжку про Ришелье? — шепнула Ирка. Я кивнул — сама Ира брала у меня ее прочитать в прошлом мае.

— Французы без хвастовца никуда, — съехидничала Вика, укладывая в сумку чернильницу. — Мне там песенка про Генриха Наваррского понравилась:

Войну любил он страстно,

И дрался, как петух!

Ребята прыснули, включая Ирку. Этот смех, казалось, застваил нас забыть все невзгоды и снова почувствовать себя одним классом. Я хмыкнул: Миронов похоже дал почитать книжку Викусику. И ладно.

— Ну, а дальше, Гришкова? — прищурился я. — А?

— Не помню…

— Не помнишь? — продолжал я, внимательно рассматривая ее. — Влад, напомни ей, а?

— И в схватке рукопашной,

Один он стоил двух! , — проворчал Миронов.

— Вот так! — с какой-то гордостью сказала Аметистова, многозначительно посмотрев на Туманову.

— Друзья, — объявил Женька в своей привычной немного фамильярной манере. — Всё обсудим…на собрании!

— Леша… — забормотала Ирка, — это важно… Если что, сможешь заблокировать на собрании Миронова с Тумановой?

— Но правда похоже на спешку, — услышал я. — Что странно. И почему политику может обсуждать только Ира? Ничего настолько ужасного я не сказала.

— Разберутся, — махнул рукой Стрельцов. — И вообще — урок кончился. Все всё скажут на собрании!

Следуюший урок оказался физкультурой, где мы играли в пионербол. У Насти с Соней он выходило плохо, и они просто наблюдали за игрой, как судьи. Наша команда заметно выигрывала, но и девчонки старались отбить упущенное. Меня всегда удивляло, что высокая тонкая Ира была отличным игроком и ладно забивала мячи, особенно Владу.

— Еще ничего не конечно! — заявила уверенно Юлька.

— Посмотрим, — с усмешкой бросил я, забивая ей гол.

Вика призывала девочек не расслабляться! Скоро их команда перешла в наступление. Но я, гоняя мяч, думал постоянно о своем. Таинственное письмо отца я уже практически выучил наизусть, но понять его без шифра было невозможно. О чем говорилось из письма нельзя было понять. Серов, Звездинский, Скромковский — имена их людей терялись во мгле. Вера… Неужели эта таинственная и очень опаная Вера и есть наша Вера Сергеевна? Теперь у меня на руках есть факты, подтверждаюшие их знакомство с отцом. И все же… На самом деле все это пока пшик. С матерью Влада не поговоришь. Остается… Остается только один человек, который мне уже однажды помог…