— Вот именно! — вдруг подержала ее Юля. — Его родители вернулись из Англии, — понизила она голос. — Это же наш главный враг как-никак.

К тому времени я уже немало прочитал про V Конгресс Коминтерна. Его центром, как я узнал, стало дело французского коммуниста, секретаря Исполкома Коминтерна Бориса Суварина. Его обвинили в нарушении дисциплины из-за публикации брошюры Троцкого «Новый курс». Суварин был исключен из Интернационала, что стало ударом по группе Троцкого. В дальнейшем Суварин опубликовал мелкий памфлет «Кошмар в СССР», который понравится беглым белогвардейцам. На что способна эта публика, я теперь знал…

— И сестру его за Одиннадцатый съезд из комсомола исключили… — размышлял я вслух, гляля на мокрое от дождевых разводов окно. Не хотелось бы верить. Но факты — вещь упрямая.

— Точно, Француз дело говорит! — поддержал меня Женька.

— Но Мишка это Мишка…

— Что Мишка — это Мишка? — Ирка, сердясь, была похожа на рассерженную нежную домашнюю кошечку. — Он дома рос… Среди разговоров… Ты понимаешь, о чем речь?

— Но разговорам можно и не верить. Не знаю, — задумчиво проговорила Настя.

— Каким разговорам? — Ирка взвилась, как рассерженная пони. — Сестру выперли из комсомола, мать арестовали, а все… Разговоры? Настя, ты спустись с небес на землю… — Ира постучала себя по лбу.

Я смотрел на них, задумчиво глядя на свой учебник по естествознанию. Наверное, Ирка зря так сильно шумела. Но Настя торопилась с выводами: откуда ей знать, что Мишка не виновен и не разделяет взгляды родителей? Я вспоминал, что говорила мама Насти.

— Просто Настя, — слегка улыбнулась Лена. — Знает Мишу лучше каждого из нас. Разумеется, ей сложно поверить в возможную виновность близкого человека. Кроме того, ещё ничего не доказано насчёт Мишки — у каждого ведь разные взгляды на жизнь. Да и сестра, — Лена взглянула на Влада. — Помнишь, говорил? Подруга спросила Ларису Иванову про статью в «Правде», где говорилось, что пора добить оппозицию Одиннадцатого съезда. Та в сердцах: «Некогда мне сейчас ерундой заниматься!» Подруга возьми и донеси, что комсорг Иванова считает ерундой статью в «Правде» и сочувствует этой самой оппозиции. Может, вправду какие проблемы у Лариски, вот и сорвалась.

Ира смотрела на нее с минуту, а потом фыркнула.

— Ой, ну и аргументы, кто кого знал! Троцкого тоже все знали, а он против революции пошел! И членов «Промпатрии» тоже вроде все знали, а вот поди же ты!

— Ир, Ленка имела ввиду, что Настя знает Мишку лучше нас всех вместе взятых: это правда. Ты бы стала обвинять того же Алекса, если бы это с ним произошло? Спорим, что не сразу, из-за дружбы? — вскинул брови Влад.

— Хочешь сказать, что у нас в стране зря сажают? — Маша посмотрела на него пристально и с интересом.

— Это здесь причем? — удивился Влад. — Я про Мишку, а не про тюрьму! Маш, вот попади в такую же ситуацию твоя близкая подруга — ты сразу бы сказала «Преступница! Оппозиционерка… Родня плохая»? Сразу? Сомневаюсь что ты бы за нее не волновалась хоть немного и мигом бы поверила в ее вину. Я не говорю, что сажают зря — это-то как раз у нас идет по справедливости, но, Ир, требовать от Мишки отказаться от матери или Насте от Мишки, как от друга… Сразу это не получится, даже ради революции, нужно время.

— Что?! — вспылила Ира.

В следующую секунду распахнулась дверь и вошла Любовь Ивановна, наша математичка.

— Я тут слышала ваш разговор, — проговорила она медленно, поправив прямоугольные очки. — Так вот, вас это вообще не касается. Тише и решаем до конца урока номера начиная с тристатретьего.

После этих слов учительница удалилась. «Какая же она… белая!» — глупо подумал я, глядя на дверь.

До конца урока мы ни проронили ни слова. Говорить нам не хотелось. Слишком хорошо мы все понимали, что произошло что-то необратимое. Сдав работы, мы стали выходить из класса с понурым настроением — почти как пару лет назад, когда сняли сестру Мишки. Однако в тот день дружба Насти и Иры, как я понял, закончилась навсегда. Майорова, собрав вещи, бросила на ходу Машке, что мол, возможно, мать Мишки арестовали по ошибке и скоро все образумится.

— По ошибке? — Бросила Ира. — У нас ни за что арестовывают людей, как в империалистических странах? Интересное у тебя представления об органах ЧК!

— Но разные бывают люди и ситуации, — пожала плечами Настя. — Мы-то откуда знаем как там дело обстоит?

— Я твердо знаю, что у нас людей не сажают ни за что! — отчеканила Ирка. — И если ты этого не понимаешь, ты…

— Но мы ведь не знаем подробностей. Все еще выяснится и решится кто прав, а кто нет, — пожала плечами Настя, опустив глаза вниз.

«Боится?» — подумал я.

— А кто это не прав? — напирала Ира. — родители Иванова были в оппозиции, ты знаешь об этом?

— Знаю. Но Иванов в ней не был. И как можно так резко отказаться от родителей? — вскинула брови Настя. — Мишка не пропагандирует идеи, но любой ведь любит своих родителей, какими бы они не были.

— Пусть тогда скажет об этом публично на линейке школы! — бросила Ирка.

Сейчас она ничуть не напоминала ту нежную мечтательную Иру, какой она была в первом и втором классах. Она была сильной и беспощадной, словно сама шла на работу в ОГПУ «Котенок стал пантерой!» — почему-то подумал я.

— Ирэн, охолонь! — раздался голос Влада.

— Дайте Аметистовой стакан воды уже, — хмыкнула Ленка.

Я понял, что пришла пора вмешаться.

— Конечно Ира права! — сказал я. — Революция развела не одну семью, и если в семье есть контрики — отречься от них коммунисту необходимо. Но, Ир, — погладил я ее по плечу, — приговора суда над Мишкиной мамой пока тоже не было. Невиновных у нас не сажают, но оклеветать невинного враги могли. Пусть в ЧК разберутся по справедливости!

— Мне ради революции идти убивать Вику, а Вике убивать меня, Ир? Какая справедливость, если между нами не будет единства и начнем избавляться ради цели друг от друга? — тихо произнес Влад. — Но Француз прав.

— И не так легко сражаться против тех, кого ты любишь, — кивнула Настя. — И да, Алекс, ты прав.

— Помолчите вы уже! — не выдержала Лена, бросив на нас с Ирой «изумрудный» взгляд. — Пусть каждый остается при своем мнении.

— А у тебя какое об этом мнение? — синие глаза Иры также сверкнули малахитом. Почувствовав поддержку, она была готова перейти в наступление.

«Вот так «графиня»! — подумал я. — А куда вернее революции, чем та же Ленка».

— Я не знаю, — проговорила тихо Лена. — Мы не во всем можем соглашаться с друг другом, но избавляться друг от друга и отрекаться не стоит. На данный момент даже нет решения суда, в конце концов, куда мы спешим? Кроме того, близким Миши это не так уж и легко.

Ира раскраснелась и была готова кинуться в бой. Я осторожно держал ее за плечо, чтобы она не вырвалась вперед. Я понял, что ей надо помочь, иначе она разревется.

— А если твой брат, например, станет работать на японцев и сдавать наши оборонные секреты, ты не отречешься от него? — посмотрел я на Ленку.

Туманова промолчала и опустила голову.

— Погодите. Уж сразу и японцам! Пока никто ничего ещё не передавал, — опешил Женька.

— Ну хорошо, хорошо, пусть не японцам, а немецким фашистам, если тебе так больше нравится! — Ирка, почувствовав мою поддержку, сразу оживилась.

— Чисто теоретически, — отозвался Влад. — Из роли «а если бы…»

Туманова вздохнула. Сказать ей было нечего.

====== Глава 10 ======

Настя

Я пришла домой, все еще обдумывая наш с Ирой спор по поводу Мишки. Ее вполне можно понять, но не обязательно ведь винить в семье самого Мишку. Сам Миша не давал поводов в себе усомниться, а то, что скрытный… Любой станет скрытным, с таким отношением к твоей семье, неприятно.

Ирэн, может, была в чем-то и права — по крайней мере, понять ее позицию вполне можно, но не обязательно ведь обвинять Мишку из-за его родителей. Сам-то он неплохой человек, да и подробностей мы не знаем. Да и даже ради революции — я не смогла бы убить, к примеру, мать, или отречься от нее — по крайней мере мне понадобилось бы для этого время. Мне бы не хотелось ссориться с Ирой, она не самый плохой человек, но все-таки я поняла бы Мишку, если бы на линейке от не отрекся от матери, а что касается Алекса… Мы не особо общались между собой, но всё-таки он хороший человек и хороший друг — сразу поддержал Иру, они всегда друг за друга горой… Однако странно — раньше мне казалось, что это Леша может влиять на Ирен, а теперь такое ощущение, что Ирен на него влияет…