В тот год Первое мая выдалось необычным. Это был наш первый взрослый Первой! Первый раз в жизни мы не пошли с родителям на демонстрацию, а спешили к девяти утра в школу. Понятно, что уснуть в тот вечер было непросто — так хотелось, чтобы поскорее наступило завтра. Утром мама выдала мне приготовленную белую рубашку и наглаженные темно-синие брюки. У них была своя демонстрация Коминтерна, а меня она отправила в школу. Я, естественно, отпросила на морской парад. К моему удивлению, мама не возражала: только велела вести себя хорошо и не влипать ни в какие истории. Пробурчав «угу», я поскорее выбежал на улицу, и, ловя прохладу, помчался знакомой дорогой в школу.

За свою жизнь я хорошо запомнил два Первомая. Самый первый раз родители взяли меня на демонстрацию, когда мне было четыре года. Я хорошо запомнил вечер тридцатого апреля, как я представлял себе завтрашний день. Мы играли с приятелями на улице, а я с нетерпением ждал заката, чтобы поскорее пришло завтра. До сих пор не могу забыть аккуратно подметенную улицу и уже побеленные деревья, словно подготовленные к празднику. В тот вечер мне казалось, что даже еще немного воздух пропитан праздничным ощущением, — словно завтра произойдет что-то волшебное.

И вот следующим утром я, одетый в белый рубашку с красным бантом, бегу по мосту через Фонтанку. Кругом на перилах развиваются красные флажки, а по бокам рядом с каменными конями реют четыре красных знамени. Люди спешат куда-то, а я бегу впереди. Отец с улыбкой поздоровался со своими знакомым. У них была девочка, моя ровесница — кажется, ее звали Лена. Она держала в руке красный шарик и сразу весело мне улыбнулась. Не помню, о чем мы с ней говорили, но почему-то решили побежать вперед, слушая приветственные голоса из репродукторов. Люди шли и шли, а мы бежали и бежали, ловя прохладный и праздничный утренний воздух. Больше я никогда не видел ту девочку, но сам момент, как мы с ней бежали, почему-то не могу забыть до сих пор.

Второй памятный мне Первой произошел, когда мне было пять лет. Я ужасно ждал того дня, когда, наконец, город снова будет украшен красными флагами и воздушными шарами. Но я не угадал: на утро был страшный дождь, буквально затопивший город. Мы пошли на демонстрацию к Смольному под проливным ливнем. Знамена казались совсем сжавшимися, а одинокие автомобили, несущиеся сквозь бесконечные лужи, несчастными одинокими путниками. Мимо нас промчалась пара грузовиков: веселые студенты горного института похоже нашли выход. Я слышал невдалеке разговоры взрослых, прятавшихся под навесами:

— Ну что: дальше просто пройдем до Фурштатской немного?

— Да, хоть чисто символически, — веснушчатый паренек на ходу открыл махорку и закурил на ветру.

Мне было ужасно противно. Мерзко, что какой-то дождь может испортить лучший праздник. Но, наверное, именно тогда я понял: не все в жизни получается так, как хотим мы.

Пока я бежал мимо трамвайных путей навстречу со стороны Греческого уже показались строившиеся колонны. Над рядами колыхались знамена, транспаранты, портреты… Сталин… Сталин… Киров… Снова Сталин… Редкие музыканты дули в трубы. Стоявший у дворца культуры громкоговоритель разносил звуки и шумы Дворцовой площади. Готовилась грандиозная демонстрация. Мимо прошла колонна железнодорожников. Едва я вбежал в школьный двор, как заметил, что он был завален учениками с четвертого по десятый класс. Ира Аметистова уже отчаянно махала со стороны ряда вкопанных шин, строя наш класс. Я не сдержал улыбку: все-таки Ирка в роли начальника казалась немного забавной. Машет флажком, командует, а сама не забыла надеть новые белые туфли на каблуках.

— Леша, сюда! — крикнула она.

Незнам, увидев меня, улыбнулся и посторонился, освобождая место. Рядом равнодушно стоял Антон. Я сразу встал между ними. Мишка невдалеке казался бледным и задумчивым, внимательно смотря на школьное крыльцо. «Ждет кого-то», — подумал я.

Со стороны ворот показались Влад и Вика. Я не смог сдержать улыбку: Гришкова, опаздывая, всё равно шла важно, жутко довольная собой. Зато Влад шел понурый: видимо, что-то было ему не по душе.

— Вот вы где! — зашипела на них Ира. — Ну-ка быстрее в колонну.

— Опять Ирэн раскомандовалась, — сокрушенно подняла глаза Вика.

Раздались смешки: кличка «Ирэн», похоже, уже прилипла к ней. Зло, но метко, учитывая, что Ирка — из «бывших». Ирэн промолчала, поджав губы, хотя я был уверен, что обиду она затаила. А уж Аметистова обязательно поквитается — так она устроена.

Гул потихоньку усилился. У входа показались наш директор Антон Юрьевич Никольский и Вера Сергеевна — она всё же завуч и руководитель партийного бюро школы. Никольский мне всегда напоминал бывшего офицера — высокой, с военной выправкой, в синих кавалерийских галифе и френче. Однако сейчас он показала мне немного усталым и даже отстраненным: словно в мыслях он был не с нами. Произнеся несколько фраз о Первомае, вдруг начал разъяснять нам, что есть полная и окончательная победа социализма. Полная победа может быть у нас, и мы идем к ней, а окончательная — только во всем мире, и нам предстоит увидеть ее.

— А я знаю, откуда это, — шепнула мне Ирка. — Это статья Сталина. У меня отец ее читает. Всем партработникам дали.

Сейчас она просто светилась от того, что знала больше, чем другие. Я кивнул. Затем слово взяла Вера Сергеевна. Она говорила куда дольше, рассказывая о том, что для нас Первомай — заря жизни, и наша жизнь должна пройти счастливой и достойной, как весна. На лице Мишки мелькнула улыбка. Значит, Незнам не обманул: Вера правда его любит и выделяет.

Дорогу у школы тем временем перекрыли. Заиграли трубы и по ней, не обращая внимание на трамвайные пути, двумя потоками пошли колонны демонстрантов. Люди подтягивались, прибавляя шаг и направляясь к центру.

— А сейчас: все к Смольному! — крикнула подбежавшая к учителям Волошина. На ее белой блузке сидел аккуратно завязанный красный бант.

Мы как по команде вышли со школьного двора на улицу и пошли колоннами в сторону Смольного. День был пасмурный, но сухой: по небу быстро бежали темно-серые облака. Репродукторы играли веселую музыку, которая иногда прерывалась громкими первомайскими приветами. Каждый раз мы весело отдавали Пионерский салют. Ирка важно шла впереди, помахивая пурпурным флажком — кажется, она была вполне счастлива. Зато мы с Незнамом уже тихонько шептались про предстоящий парад.

— Глядите… Политехнический! — крикнул Антон.

Все, как по команде, посмотрели вправо. Если невозмутимый Антон призывал посмотреть, видимо, там было что-то стоящее. Мгновение спустя, я понял, что он не ошибся. Мимо трамвайных путей ехала целая конструкция из папье-маше, изображавшая Земной шар и красный флаг. По бокам от него стояли два гимнаста в белых футболках и махали красными флажками. Над ними развевался транспарант, где на красном полотне белыми буквами виднелась надпись: «Первомайский привет!» Маша вытянула голову, смотря на такое чудо.

— Такое ощущение, что сейчас появятся крылья и взлечу от радости. Настолько красиво, что праздник по-настоящему чувствуется.

— Смотри, не улети, — надменно хмыкнула Вика.

Влад поморщился и сокрушенно поднял глаза. Со стороны раздались крики демонстрантов. Глядя на на хмурого Влада, я вдруг понял, что мне пришла в голову интересная мысль.

— Хватит вам уже, — улыбнулась Настя. — Нашли время для ссор. Праздник же!

— Вот именно. Глядите, еще! — удивился Антон.

Мимо нас проехала модель самолета из фанеры. Красные звезды лихо сияли на крыльях. Женька запрыгал от радости. Даже Ирка, казавшаяся очень важной, не выдержала и замахала флажком.

— Слушай, давай возьмем Влада? — прошептал я.

— Влада… — Незнам ошарашенно посмотрел на меня. — Хотя… Почему бы и нет?

— Влад… — шепнул я ему. — Пойдешь с нами парад смотреть?

Миронов слегка удивился. Казалось, он не ожидал подобной просьбы, но быстро это скрыл.

— Почему бы и нет?

— Ну и отлично! Тогда после Смольного — сразу вниз?