Это – выдающийся анализ, также вызывающий тревогу. Поскольку он предполагает, что в гомосексуальных людях – особенно в мужчинах-геях – всегда будет что-то странное и внушающее потенциальную угрозу. Не потому, что гомосексуальность – непрочный компонент для построения индивидуальной идентичности и ужасно нестабильный путь для формирования любой групповой идентичности, но потому, что геи всегда будут представлять собой вызов чему-то врожденному у группы, которая составляет большинство в обществе.

У всех женщин есть что-то, чего хотят гетеросексуальные мужчины. Они – владелицы, обладательницы какого-то волшебства. Но вот какая штука: похоже, мужчины-геи тоже в курсе их секрета. Кому-то от этого свободнее. Некоторым женщинам всегда будет нравиться говорить с геями о проблемах – в том числе сексуальных – мужчин. Точно так же, как гетеросексуальным мужчинам нравится говорить с немного билингвальным другом, который мог бы помочь им выучить язык. Но есть и те, кому это всегда будет внушать тревогу. Поскольку для них гомосексуалы всегда будут теми – особенно мужчины-геи – кто слишком много знает.

В 1911 году появился знаменитый постер под названием «Индустриальные рабочие мира», изображающий то, что, как утверждалось, являлось «Пирамидой капиталистической системы». Внизу пирамиды находились храбрые мужчины, женщины и дети рабочего класса. Своими гордо расправленными, крепкими и тем не менее напряженными изо всех сил плечами они поддерживают все сооружение. «Мы работаем за всех» и «Мы кормим всех» – эти подписи сопровождали самую нижнюю, но самую фундаментальную часть системы. На этаж выше над ними, попивая вино за обедом, в смокингах и вечерних платьях, расположился благополучный капиталистический класс, поддерживаемый рабочими и имеющий возможность наслаждаться жизнью благодаря их труду. «Мы едим за вас», – написано на их ярусе. Выше них – ярус военных («Мы стреляем в вас»). Над ним – ярус духовенства («Мы дурачим вас»). Еще выше – ярус монарха («Мы правим вами»). И наконец, балансирующий на самом верху пирамиды, даже выше монарха, расположился большой мешок денег с нарисованными на нем знаками американского доллара. Самый верхний ярус государства был подписан: «Капитализм».

На сегодняшний день вариация этой старой картинки оказалась в самом центре идеологии социальной справедливости. Одна из примет, указывающих на то, что эта новая система базируется на марксистских основаниях, – это тот факт, что капитализм все еще находится на вершине пирамиды угнетения и эксплуатации. Но другие верхние ярусы этой иерархической пирамиды теперь наполнены другими группами людей. На ее вершине – люди с белой кожей, мужского пола и гетеросексуальной ориентации. Им не обязательно быть богатыми, но если они богаты, так даже хуже. Ниже, под этими тираническими мужчинами-повелителями, расположились все меньшинства: главным образом геи, все, у кого цвет кожи отличается от белого, женщины и трансгендерные персоны. Эти люди принижены, угнетены, сдвинуты на второй план и всячески сделаны незначительными этой белой, патриархальной, гетеросексуальной, «цис» – системой. Точно так же, как марксизм должен был освободить рабочего и разделить богатство между людьми, так и в этой новой версии старого заявления сила патриархальных белых мужчин должна быть у них отобрана и справедливо поделена между значимыми группами меньшинств.

На ранних этапах своего развития эта идеология не воспринималась слишком уж всерьез ее оппонентами. Некоторые ее утверждения были настолько смехотворны, а ее неотъемлемые противоречия – столь очевидны, что внятная критика практически отсутствовала. Это было ошибкой. У этой идеологии есть очень ясные идеологические предпосылки, но она все еще является идеологией, которая – что бы о ней ни говорили – предоставляет способ понимания мира и смысл для действий человека и его жизни в мире.

Совершенно неудивительно, что у академиков, возившихся с идеями, которые выросли в эту теорию о пересечении групп, есть общие исторические интересы. Ни один академик из тех, которые пропагандировали политику идентичности и интерсекциональности, не принадлежит к консервативному правому крылу. И есть ряд причин того, почему это неудивительно. Одна из них – это идеологический уклон, существующий в академической среде. Одно исследование американских университетов, проведенное в 2006 году, показало, что 18 % профессоров социальных наук радостно идентифицировали себя как «марксистов». И несмотря на то, что есть кафедры, на которых работает относительно небольшое количество марксистов, любая область знаний, в которой одна пятая часть от общего числа профессоров, как выяснилось, верит в чрезвычайно спорную (мягко говоря) догму, может вызвать вопросы. Тот же самый опрос показал, что 21 % профессоров социальных наук могли бы назвать себя «активистами», а 24 % – радикальными[63]. Это значительно больше, чем количество профессоров, готовых назвать себя «республиканцами», в любой области наук.

Даже если они сами не считают себя таковыми, марксистских и постмарксистских мыслителей всегда можно распознать по набору философов, которых они цитируют и почитают и чьи теории они пытаются применить ко всем областям и граням жизни. Начиная с Мишеля Фуко, эти философы впитали идею того, что общество – это не бесконечно сложные системы доверия и традиций, развивавшиеся с течением времени, а что-то, что воспринимается исключительно через призму «власти». Видение всех человеческих взаимоотношений в таком свете искажает, а не делает более различимым, и дает нам нечестную интерпретацию наших жизней. Безусловно, власть как сила существует в этом мире, но также существуют милосердие, прощение и любовь. Если вы спросите большинство людей о том, что для них является важным в жизни, очень немногие скажут «власть». Не потому, что они плохо читали Фуко, а потому, что это извращение – смотреть на все в жизни сквозь такую маниакальную линзу.

Как бы там ни было, человеку, который нацелен на то, чтобы найти виноватых, а не прощать, Фуко поможет все объяснить. И то, что Фуко и его обожатели пытаются объяснить на уровне личных отношений, они также пытаются объяснить и на уровне большой политики. Для них абсолютно все в жизни – политический выбор и политический акт.

Постмарксисты, стремящиеся объяснить окружающий нас мир сегодня, не только поглотили искажающую призму Фуко и Маркса. Начиная с Антонио Грамши они также впитали в себя концепцию культуры как «гегемонии», контроль над которой как минимум так же важен, как рабочий класс. От современника Фуко Жиля Делеза они взяли идею того, что роль индивида – увидеть насквозь и размотать сеть, которой его опутала культура, в которой он родился. И всегда и везде стоит цель – взятая из французской критической теории – «деконструировать» все. «Деконструировать» в академическом сообществе столь же важно, сколь важно «конструировать» во всех остальных частях общества. Действительно, любопытным свойством академического сообщества в последние годы стало то, что не было такой вещи, которую оно не пожелало бы деконструировать – за исключением себя самого.

Процесс деконструкции возникал в некоторых областях знания, но нигде это не происходило столь быстро и всеобъемлюще, как в распространяющих метастазы ответвлениях социальных наук. Такие дисциплины, как «квир-исследования», «фем-исследования», «black studies» и другие каждая в своей области везде и всегда были направлены на то, чтобы достичь одних и тех же целей. Всегда со ссылками на одних и тех же, по-видимому, незаменимых, философов. Важнейшая задача этого сегмента академического сообщества в течение последних десятилетий – первое, что нужно «расплести», – это атаковать, подорвать и, наконец, свергнуть все, что до этого казалось нерушимыми определенностями, включая законы биологии. Итак, знание того факта, что существуют два различных пола, превратилось в предположение, что есть два различных гендера. А оттуда все было подведено к тому, что оказалось – по меньшей мере в университетах – популярным в широких кругах суждением, что фактически такой вещи, как гендер, не существует. Гендер не реален, он лишь является «социальным конструктом». Работа Джудит Батлер из Калифорнийского университета в Беркли была особенно популярна в этой дискуссии. По мнению Батлер (в особенности – в книге «Гендерное беспокойство», 1990), феминизм совершил ошибку, допустив, что существуют категории «мужчина» и «женщина». На самом деле «мужское» и «женское» – это «культурные предположения». Действительно, гендер – это не более чем «повторяющийся социальный перформанс» и точно не результат «уже существующей реальности». В то же время похожий процесс проходил в «black studies», где проделывалась такая же работа – со ссылками на тот же ряд философов – чтобы утвердить, что, как и гендер, раса фактически является социальным конструктом, «культурным предположением» и «повторяющимся социальным перформансом».