3 сентября. Немцы заняли Ченстохову.

4 сентября. «Кровавый понедельник» – первый погром в Ченстохове, убито несколько сот евреев.

16 сентября. В Ченстохове организован Юденрат (Еврейский совет) под председательством Леона Копински.

25 сентября. Второй погром, сожжена Большая синагога.

1940, август. 1000 евреев-мужчин в возрасте от 18 до 25 лет угоняют в лагерь Чижанов, не выжил никто.

1940/41, осень и весна. В Ченстохову привозят 20 000 евреев, в основном из деревень юго-восточной Польши.

9 апреля. Организуется Большое гетто.

1941, 23 августа. Выход из гетто запрещен. В гетто находится около 56 000 евреев. Некоторые пытаются бежать, многих при этом убивают.

1942, 23 сентября – 5 октября. Свыше 39 000 евреев увезены в лагерь уничтожения Треблинку, более 2000 убито на месте. Для оставшихся 6500 организуется Малое гетто.

1942, декабрь. Разрозненные группы сопротивления объединяются в БЕО – Боевую Еврейскую Организацию.

1943, 4-5 января. Первая попытка вооруженного сопротивления. 525 евреев убито на месте или депортировано.

20 марта. 127 работников интеллектуального труда увозят на еврейское кладбище и расстреливают под предлогом «гарантированного выезда за границу».

Апрель – июнь. Группы БЕО тайно покидают гетто и присоединяются к партизанским отрядам.

26 июня. Ликвидация Малого гетто. Оставшиеся группы БЕО оказывают немцам сопротивление. Около тысячи человек убито, остальных увозят в четыре концлагеря, принадлежащих концерну Хасаг в Ченстохове.

20 июля. Расстреляно 400 узников лагеря.

2 августа. Евреи в Треблинке поднимают восстание.

1944, осень. После ликвидации других лагерей в Хасаг содержится свыше 12 000 пленников.

1945, 15 и 16 января. Немцы депортируют свыше 6000 узников из лагерей Хасаг – почти никто из них не выжил.

1945, ночь на 17 января. Тринадцать советских танков ворвались в предместья Ченстоховы и освободили оставшихся в лагере Хасаг 5200 пленников.

1946, июнь. 2167 евреев остались в Ченстохове.

4 июля. Еврейский погром в Кельце, за которым следует еще ряд погромов в других городах Польши. Подавляющее большинство евреев покидает Польшу. Из Ченстоховы уехали почти все.

Мой отец Пинкус Мендель Эйнхорн родился в 1886 году в ортодоксальной еврейской семье в Заверче, небольшом промышленном городке, вошедшем после раздела Польши между Пруссией, Австро-Венгрией и Россией в состав огромной Российской империи. После раздела Польши большинство евреев мира жило под властью русского царя.

Мой дед, Хиль Йозеф Эйнхорн, чье древнееврейское имя я должен был унаследовать, был ортодоксальным мясником. В первом браке у него не было детей. Когда первая жена умерла, он женился второй раз, и его вторая жена, моя бабушка, родила одного за другим двух мальчиков, Пинкуса и Мориса. В третьих родах погибла и она, и ребенок – девочка. Дедушка женился еще раз, будучи семидесяти двух лет от роду. Свадьбу решили между ним и родителями невесты. Третья жена была намного моложе его, и она так и не стала хорошей матерью для мальчиков.

С этой третьей женой Хиль Йозеф встретился до свадьбы только один раз, да и то при свидетелях. По традиции они должны были встретиться снова только уже во время свадебного обряда. Но когда Хиль Йозеф, напрасно ожидавший под хупой – ритуальным балдахином, узнал, что его юная невеста горько плачет и отказывается выходить замуж, он нарушил все традиции. Он ворвался в комнату невесты и воскликнул: «Не оттягивай свадьбу! Я же не стану моложе, я только еще постарею, покуда ты тянешь!» И тогда она перестала плакать и поскорее вышла за него замуж. Дед, так же, как и мой отец Пинкус, быстро находил убедительные формулировки. И он, как и мой отец, был очень силен и духовно, и физически, и сохранил силу и ясность ума до глубокой старости.

Хиль Йозеф очень хотел, чтобы Пинкус, его старший сын, получил религиозное образование, пошел в одну из ортодоксальных школ в гетто, где жила его семья. Пинкус с пяти лет ходил в хедер, выучился читать, считать и декламировать тексты из Торы. Дед хотел, чтобы он продолжал образование на более высоком уровне в йешиве. А вдруг сын превзойдет его и станет даже не мясником, как он (хотя это тоже очень почетная профессия), а настоящим раввином. Но Пинкус понимал – настают новые времена, ворота еврейских гетто понемногу открываются. Он хотел учиться в обычной школе и не собирался посвятить жизнь обсуждению различных толкований Талмуда.

В тринадцать лет он сбежал из дома. Его имущество составляли пара башмаков и нехитрая одежда – все, что он успел на себя надеть. Случайно он попал к портному – и стал портным. Надежды его на хорошее образование не исполнились, ему не пришлось учиться в школе, зато он приобрел настоящую профессию.

Тринадцатилетним мальчишкой начинает он свою профессиональную карьеру, работая в подвале без окон за еду и постель. Подвал этот одновременно и мастерская, и жилье. Сначала он служит у бедного портного, который еле-еле зарабатывает себе на жизнь, перелицовывая поношенное барахло таких же бедных евреев, как он сам, потом учится у более искушенных мастеров своего дела, и наконец попадает в мастерскую к одному из лучших закройщиков, Кушниру. Здесь шьют одежду для министров, послов, для самого президента в Варшаве, новой столице возрожденной Польши, одной из крупнейших стран Европы с тредцатью тремя миллионами жителей, из которых три с половиной миллиона евреев.

Когда Пинкус посчитал, что полностью овладел профессией, он решил открыть собственное дело. Он переезжает в Ченстохову, промышленный город недалеко от границы с Германией, и быстро становится лучшим портным в городе.

Пинкус – художник. Тощие астеники с покатыми плечами превращаются в элегантных господ. Толстяки становятся стройнее, согнутые спины выглядят прямыми, коротышки внезапно подрастают в его пальто и костюмах. Все хотят шить только у него. Он повышает цены и нанимает новых помощников.

Пинкус, как правило, в хорошем настроении, всегда всех понимает, всегда щедр, всегда готов научить чему-то своих подмастерьев. Огорчается он только, когда кто-то не хочет учиться: «А что ты здесь тогда делаешь, если не хочешь ничего знать?» Очень многие хотят работать у него, но он не стремится слишком уж расширять дело, важнее всего хорошее качество, не устает он повторять своим помощникам.

Дело идет хорошо, но Пинкус не особенно заботится о финансовых успехах. Ему очень мало нужно, он ведет простой и не слишком здоровый образ жизни. Продукты и деньги складываются в холодильник, холодильник каждый день набивают льдом, его привозит человек, даже летом одетый в толстый стеганый ватник. Пинкус обожает мороженое, в холодильнике всегда полно мороженого. Он ест нерегулярно, и чаще всего именно мороженое. У него нет ни времени, ни интереса покупать или готовить еду, и ему совершенно все равно, чем питаться.

Пинкус влюблен в свою работу – и чтение. Он так и не научился писать, но он читает на идиш – смеси немецкого и иврита с приправой из польских и русских слов. Пинкус говорит по-польски с сильным акцентом, но ему это не мешает, он прекрасный профессионал, к тому же все его окружение говорит на идиш. Он буквально глотает книги русских классиков – Горького, Толстого, Достоевского, Тургенева – трудная, угрюмая литература, порожденная угрюмым народом в угнетенной царской России. Он погружается в сочинения немецких философов – Канта, Шопенгауера, Ницше, читает еврейских писателей – Хайма Нахмана Бялика, Шалома Аша, Переца, Анского, Фруга, Розенфельда, Менделе Сефарима. Его фаворит – Маймонидес. Иногда он принимается за немецких гениев – Гёте, Гейне, Шиллера, из скандинавских писателей любит Ибсена и Гамсуна, меньше – Стриндберга. Он прочитал всего Байрона и множество других английских, французских и испанских писателей; в хорошем настроении любит цитировать Сервантеса. Все это переведено на идиш, и две комнаты позади примерочной выглядят, как небольшая публичная библиотека. Там же он и спит.