В беседе с ректором Московского гуманитарного университета Юрием Афанасьевым Ежи Эйнхорн сказал, что самым важным событием в политической жизни мира после войны он считает «Декларацию прав человека», вошедшую в конституции большинства стран. Это признак того, что человечество идет к лучшему. «Но ведь это чисто бумажный продукт», – махнул рукой Афанасьев. «Согласен, – улыбнулся Ежи, – но ведь Библия и Манифест Коммунистической партии – тоже бумажная продукция. А посмотрите на последствия».
Все начинается с бумаги. Все, что пронизывает нашу жизнь сегодня – телевидение, авиация, полеты в космос, – все начиналось с рисунков и пометок в блокнотах чудаков, которых никто не воспринимал всерьез. Точно так же, как в наше сознание вошли компьютеры, через полтора-два поколения мы привыкнем к мысли, что все люди на земле равны. А как же быть с иерархией? Как быть с завистью? Да никак. Никакие принципы и декларации не могут отучить завистливого быть завистливым, а жадного – жадным. Только цвет глаз и волос тут ни при чем.
Почти все авторы рецензий на книгу упомянули в названиях статей о некоей «избранности» Ежи Эйнхорна. «Избранный понять» (Нина Катерли, «Вечерний Санкт-Петербург», «Бремя избранности» (Евгений Сагаловский, «Независимая газета»). И в самом деле, все меньше и меньше остается в живых свидетелей кошмара, постигшего Европу в середине XX века. Совсем немногие из них находят в себе силы и мужество рассказать о том, что им пришлось испытать. И уж вовсе единицы воистину избраны сделать это с такой художественной силой, с таким могучим зарядом гуманизма, как это сделал Ежи Эйнхорн. И читатель, несомненно, найдет в этой книге ответы на многие вопросы, звучащие сегодня актуально, как никогда.
Посвящение
Это повествование я посвящаю
тем пятидесяти шести тысячам евреев в ченстоховском гетто, которым мир позволил умереть в безвестности – с горечью, печалью и вечной памятью,
тем почти пяти тысячам двумстам евреев, выжившим в лагере Хасаг и построившим, несмотря на незаживающие душевные раны, новую жизнь – с уважением и восхищением,
моим родителям, Пинкусу и Саре, подготовившим меня к жизни,
Нине, давшей мне счастливую судьбу – с огромной благодарностью, преклонением, глубоким уважением и безграничной любовью.
Я написал эту книгу, думая прежде всего о своих внуках, Дане, Микаэле и маленькой Ким, – надеюсь, что они когда-нибудь ее прочитают.
Предисловие
…для того же, кто лишит кого жизни, весь мир погибнет, если кто спасет кого, весь мир спасется.
Мишна, Санхедрин 4:5
Книга эта – не автобиография. В мои намерения не входило описывать себя самого или свою жизнь. Я хочу рассказать о людях, с которыми я встречался, и о судьбе ченстоховских евреев. Я – один из них.
Это и не исторический документ. Я не вел дневник, мог ошибиться в именах, названиях улиц и городов, точное время и последовательность событий также могли выветриться из памяти. Но все, о чем я пишу, было на самом деле: были такие улицы, и на них жили и умирали описанные в книге люди.
Мое повествование основано на деталях. Я помню, как выглядели дома, улицы, лестницы, комнаты, мебель, люди, помню выражение лиц этих людей, отдельные слова и целые предложения. Все, чем я живу сегодня, мои слова, поступки, ассоциации – все это оттуда. И для вас, тех, кто хочет прочитать книгу, я попытаюсь, насколько могу, передать врезавшиеся в память картины. И не только это. Я хочу поделиться тем, что я думал и думаю обо всем случившемся – не только тогда, в прошлом, но и теперь.
Память не могла вместить все то, что случилось много лет назад; поэтому, чтобы мое описание было как можно более точным, я говорил со многими людьми, с теми, кто вместе со мной пережил Ченстоховское еврейское гетто – с Каролой, недавно умершей младшей маминой сестрой, с моим младшим братом Романом, он живет сейчас в Канаде. Я говорил с Генеком Эпштейном, Соней Фрухт, Юреком Игра и Генри Фридманом – все они теперь во Флориде, и с жителями Нью-Йорка Хаймеком Ротенштейном и Генеком Уфнером, и с Митеком и Реней Шидловски из Аргентины, Игнацем Якоби, живущем во Франкфурте, и Абрашкой Вильгельмом – он, как и я, в Стокгольме. Все они – кроме Юрека – были со мной в лагере Хасаг-Пельцери и упомянуты в книге. Карола, Роман, Генек Эпштейн, Соня Фрухт и Хаймек Ротенштейн – это мое окружение с самого детства, а Генек Уфнер был моим школьным другом в Ченстоховской еврейской школе. Юрек Игра был участником еврейского движения сопротивления – «по другую сторону» гетто.
Мне также оказали помощь в создании этой книги следующие люди и организации: Джудит Клейман, заведующая справочным отделом, и Дани Узиель в архиве Яд-Вашем в Иерусалиме, они помогли мне с иллюстрациями, архив Красного Креста в Женеве, живущая в Лодзи доктор Хелена Ротштейн, доктор Ян Ягельский из отдела документов в Еврейском историческом институте в Варшаве, главный раввин Швеции Мортон Нарроу, а также доцент философии в Варшавском университете Карол Мартель. Недавно ушедший с поста ректор Уппсальского университета профессор Мартин Хольмдаль помог мне сопоставить документы, позволяющие понять события, произошедшие после того, как Нина и я оставили медицинский факультет в Уппсале.
Многие советовали мне написать эту книгу. Но только мой издатель Ева Бонниер не сдавалась, она уговорила меня набросать план и затем записать все повествование. И книга никогда бы не состоялась, если бы Рут Шаукат, Бритта Стернер и Эйра Дагерман не проявили бесконечное терпение и желание жертвовать свое свободное время, ранние утра и поздние вечера для правки моих бесконечных переписываний.
Мое формальное образование в шведском языке, мягко говоря, недостаточно – один семестр осенью 1946 года. И если эту книгу вообще можно читать, то это заслуга только моих редакторов.
Потребовалось пятьдесят лет, чтобы я смог заставить себя извлечь из глубин памяти эти страшные картины и попытаться проанализировать, как это все могло случиться. И когда я начал работу, меня охватили тоска и отчаяние. Постепенно я научился справляться с этим отчаянием – раны оставалась открытыми, но я уже мог заставить себя посмотреть на них.
Ничто из того, что я пережил, не могло поколебать унаследованное мной от отца, Пинкуса Менделя Эйнхорна, убеждение, что в основе своей люди добры, но и гораздо более подвержены влиянию, чем мы можем себе представить. Я также понял, что люди могут быть очень сильными, выдержать гораздо большие испытания, чем это принято думать, и при этом сохранить свое достоинство и твердую веру в людей и человечество.
Хроника
Ченстохова – индустриальный город в юго-восточной Польше. Главная достопримечательность – монастырь Ясна Гора со знаменитой иконой Черной Мадонны, место паломничества католиков.
1765. Первые упоминания о 75 еврейских поселенцах в Ченстохове.
1827. 1141 еврей составляет 19 % городского населения.
1862. Евреям разрешено поселяться за пределами специально отведенных еврейских кварталов.
1921. Согласно польской конституции евреи получают равные гражданские права.
1938, 31 декабря. 28 486 евреев составляют треть населения города.
1939, 1 сентября. Немецкие войска переходят границу Польши – начало Второй мировой войны.