— К чему такая предосторожность? — спросил Коннар Джолана, поёживаясь. Глядя на него, я тоже невольно передёрнула плечами: на горной тропе было прохладнее, чем в лесу, и время от времени холодный воздух врывался под одежду.
Джолан разглядывал стену, поскрёбывая щеку и широко улыбаясь. Его глаза сияли, как у ребенка, получившего огромный леденец.
— Не знаю, господин Коннар, — признался он. — Мы все тут впервые. Возможно, где-то поблизости живут горные гиганты или бродит стая алых шакалов (186), и настоятель боится за жизнь и сохранность послушников.
Он умолк и вопросительно посмотрел на наёмника, как щенок, ожидающий подачки. Я заметила, что с момента нашего знакомства юноша старался неотступно следовать за северянином, заискивающе заглядывая тому в рот. Так подмастерье ходит за мастером, и я не сомневалась, что Джолан назначил моего телохранителя на роль старшего брата. Северянин этого либо не замечал, либо искусно притворялся слепым, сохраняя привычный мрачновато-отчуждённый облик.
Коннар неопределённо покачал головой, и Джолан вернулся к восхищённому любованию стеной. Северянин натянул поводья и поравнялся со мной.
— Заметил, как почернели эти железки? — спросил он. — Не удивлюсь, если увижу на них ещё и пузыри. Такое случается, если обмазать железо соком дерева зирнир, слышал про такой?
Я отрицательно покачала головой. Коннар с видом явного самодовольства сказал:
— В этом соке яд, который очень долго сохраняет свои свойства. Когда он попадает в кожу, то плоть начинает чернеть и проваливаться внутрь, образуя зловонную пузырящуюся дыру. Не советую тебе трогать эти копья: пусть яд действует только при проникновении под кожу, но обжечься тоже можно здорово.
Очень захотелось закричать от отвращения и послать его к Хэллю. За всё то время, что мы провели с паломниками, наёмник словно прощупывал, как далеко распространяются границы моего терпения и самообладания. Он то и дело рассказывал какие-то невообразимые гадости, а потом умолкал и наблюдал за тем, как я борюсь с собой, чтобы не ответить тем же.
Это водилось за ним и раньше, но теперь он стал просто невыносим.
— Как ты разговариваешь с ним? Я думал, такие, как он, понимают только особые жесты.
Коннар замолчал, и мы синхронно обернулись. Позади нас трусил драконид, на котором мешком болтался низенький паломник, прозванный мной за глаза «Ласточкой» из-за раздвоенного, словно разрубленого пополам, носа. Этого паломника на самом деле звали Жонг. Они с Шомасом если не приятельствовали, то, по крайней мере, общались между собой чаще, чем все остальные.
И, кажется, Ласточка тоже был не в восторге от нашего присутствия, судя по случайным взглядам, полным подозрения, которые я то и дело ловила.
— Мой брат немой, но не глухой! — грубо отрезал Коннар, и Жонг попятился, несмотря на то, что был в седле.
— Я просто спросил, — пробурчал он и отгородился от нас, натянув на подбородок капюшон хитоли.
Наши взгляды с Коннаром встретились, и я прочла в его глазах то, о чём подумала сама.
Шомаса и Ласточки следовало не просто опасаться. Опасаться — означает каждое мгновение ожидать внезапной неприятности за поворотом. Эти же двое производили впечатление людей, не просто прячущих за пазухой нож, а уже занесших его над головой. Поэтому я приготовилась следить за ними в оба глаза.
Стена придвинулась совсем близко, закрыв половину неба сплошной серой пеленой. На высоте человеческого роста я увидела высеченный в камне диск, на окружности которого одиноко мерцал небольшой авантюриновый шар. Вокруг раздались восторженные вздохи и невнятный шёпот. Обернувшись, я увидела, как все паломники замерли в едином порыве, уставившись на диск с абсолютно одинаковым выражением полнейшей отрешенности. Коннар пренебрежительно фыркнул, но не так громко, чтобы это можно было расценивать, как неуважение к Лиару. Наши взгляды снова пересеклись, и я уловила отблеск его мысли.
Здесь мы чужие, Кошка, красноречиво говорили его глаза. Мы никогда не поймем их и не станем такими же.
Выдержав несколько мгновений, я медленно отвела глаза. Это вовсе не означало, что я не согласна с ним; мне совсем не хотелось открыто демонстрировать своё согласие.
Общее оцепенение нарушил Шомас. Неуверенно крякнув, он пришпорил драконида и вразвалку подъехал к стене. Я пристально наблюдала за ним, чувствуя себя всходящей на сцену танцовщицей, от умения которой зависит то, будет она сегодня что-нибудь есть или обойдется сухими корками.
Только в моём случае от успеха зависел весь дальнейший путь.
Шомас кашлянул и принялся ощупывать стену, приподнявшись в седле.
— Не похоже, чтобы здесь были ворота! — выкрикнул он, не оборачиваясь. — Тут даже щели никакой нет!
— Может быть, все паломники до этого просто перепрыгивали? — пробормотал Коннар: замешательство Шомаса явно доставляло ему удовольствие. Услыхавший его Джолан прыснул в кулак. Я прикусила губу, чтобы не фыркнуть: всё-таки воображение у меня хорошее.
— Брат-в-Свете Шомас! — заволновался кто-то сзади. — Как же мы попадем вовнутрь?
Вместо ответа лысый паломник удвоил усилия и принялся кричать, требуя, чтобы им открыли путь. Его шея покраснела от напряжения, и я не сомневалась, что на лице у него сейчас играет не самое благолепное выражение. Когда стало ясно, что никто не откликнется, плечи Шомаса поникли.
Я догадалась, что ещё чуть-чуть, и он скомандует: «Поворачиваем назад!»
Наверное, так бы и случилось, если бы его рука не легла на авантюрин в каменном диске. Шомас вздрогнул всем телом и зачем-то навалился на него, воскликнув:
— Кажется, он поддаётся! Помогите мне! Похоже, тут какой-то замок!
Через несколько мгновений у стены образовалась бурлящая толпа из паломников, единодушно пытающихся сдвинуть камень с места. Сердце невольно кольнула жалость, и я, подхлестнув драконида, тоже положила ладонь на гладкую поверхность самоцвета, нагретую множеством рук. Толпа испустила дружный вздох, и внутри стены что-то щёлкнуло. Авантюриновый шар с натугой поддался, и тяжело, будто противясь, заскользил по кругу.
Под аккомпанемент протяжного скрипа каменную кладку прорезала зигзагообразная щель, как трещина во льду по весне. Вздрогнув, стена начала медленно разъезжаться на две части, щерившиеся острыми зубами выступов. Луч солнца, упавший на наши лица, осветил просторный внутренний двор, усыпанный светлым речным песком, и статую Лиара из белого мрамора. Лиар кутался в просторную мантию, ниспадающую глубокими складками, и улыбался так, будто говорил: «Забудьте обо всём плохом. Забудьте о проблемах, бедах и неурядицах. Я здесь, а это значит, что теперь вам предстоит вечно наслаждаться счастьем!»
Я замерла, глядя на статую, и вспомнила, что где-то впереди кроется то, за чем проделан такой долгий и опасный путь.
Вторая веха. Каменная флейта.
На мгновение мне показалось, что Камень в моей сумке стал очень горячим, и этот жар разлился по всему телу. Забыв обо всем, я рванулась вперёд, вслед за паломниками, которые вереницей потянулись через ворота.
Низкий голос Коннара грубо вернул меня с небес на землю.
— Не торопись, брат мой, — громко сказал он. Поглощённая мыслями, я не сразу поняла, к кому он обращается, а, вспомнив все, поспешно остановила драконида. Северянин неторопливо поравнялся со мной.
— Нас уже ждут, — спокойно сказал он, простирая перед собой руку. Тут же стало ясно, что под словом «нас» он имеет в виду всех присутствующих.
У пьедестала статуи Лиара стоял высокий мужчина в простой белой хитоли, подвязанной обычной пеньковой верёвкой. Его широкое лицо излучало тёплую отеческую любовь, а полные губы растягивались в ласковой улыбке. Эта была самая приветливая улыбка из тех, что мне когда-либо встречались. И самая фальшивая.
Всё портили прозрачно-серые глаза, колючими льдинками сияющие над линией губ. Они впивались в каждого и словно в одно мгновение перетряхивали всю подноготную, цепляясь то, что могло показаться подозрительным. В это мгновение я поняла, что все страшилки о Генаре, настоятеле Лит-ди-Лиара, поведанные рыжей служительницей из Корниэлля, не так уж сильно преувеличены.
