На протяжении всего дня северянин хранил молчание, лишь изредка роняя какую-нибудь малозначительную фразу. Я даже поблагодарила его за это: очень уж не хотелось распыляться на ненужные препирательства и пустопорожние споры. Да и всё вокруг не очень-то располагало к болтовне: лес походил на огромный храм, где даже самый тихий шепот превращается в оглушительный грохот.

Когда на смену сумеркам опустилась ночная мгла, наёмник обогнал меня и, схватив драконида под уздцы, заставил замедлить бег.

- Притормози, - едва шевеля губами, сказал он. - Эта шкура с костями падёт прежде, чем взойдет луна. Да и скоро тут станет темнее, чем у набийца в заднице. Захотела шею свернуть?

Я метнула на него гневный взгляд и упрямо потянула поводья на себя. Конечно, Коннар был прав, но мысль о том, что любое снижение темпа может обернуться непоправимым опозданием, свербящей занозой сидело в груди.

Драконид сипло всхрапнул и заплясал на месте, не зная, кому подчиниться. Северянин нагнулся и прошипел что-то ему на ухо, но успокоения зверю это принесло мало. Я вновь дёрнула повод, и наёмник предупреждающе поднял ладонь и опустил факел. Темнота скрыла его лицо, однако я вдруг кожей почувствовала волну удивления, хлынувшую с его стороны.

- Да ладно, - пробормотал он. - Быть того не может.

И, понизив голос, спросил:

- Ты тоже это слышишь?

Я напрягла слух и различила далекие голоса, не то перекликивающиеся, не то тянущие заунывную, как степной ветер, мелодию.

- Шар’ракх, - выругался Коннар со смесью удивления и облегчения. - Похоже, твои хилые боги услышали тебя и подкинули эту встречу!

Я не стала ничего отвечать, ограничившись слабым кивком. Все мысли и чувства ярко вспыхнули внутри и сосредоточились в одной-единственной точке – монастыре, который, наконец, обрёл реальные очертания. Впрочем, северянин истолковал мою молчаливость по-своему.

- Привыкаешь к роли? - деловито осведомился он. - Ну и правильно, а то развяжешь язык в самый неподходящий момент. Объясняйся потом, почему у моего “брата” голос прорезался, да не какой-нибудь, а бабский!

Я криво усмехнулась. Запас сил на то, чтобы злиться, иссяк.

- Уверена, это всегда можно объяснить чудом Лиара. Думаю, у него, как у всех богов, своеобразное чувство юмора.

***

Отрезок времени между тем, как мы увидели мелькающие далеко впереди огни, и тем, когда добрались до них, показался вечностью. В голову безостановочно лезла всякая чепуха: каждый шаг то приближал цель, то словно отбрасывал на несколько шагов назад.

Отблески пламени вдруг стали призрачными, как мираж в пустыне, а дракониды то и дело начинали дышать тяжело, с присвистом, грозя свалиться замертво. Когда мы достигли цели, меня колотило так, что я при всем желании не могла пошевелить языком.

Факелы, послужившие нам ориентиром, были воткнуты в землю у дороги в виде большого полумесяца. В их дрожащем свете кружились фигуры, облачённые в темные хитоли. Не замечая нас, они тянули какую-то заунывную мелодию, состоящую только из одного звука “о”, и передавали друг другу большой шар, испускающий золотисто-молочное сияние. Отсветы выхватывали из темноты потрепанные края капюшонов незнакомцев, надежно укрывающие лица.

Коннар фыркнул.

- Мы даже на похоронах такую тягомотину не пели, - едко заметил он. - Под неё только и хочется, что в костёр прыгнуть!

Я хихикнула про себя, мигом поверив северянину. Не так давно он рассказал, что, когда на его родине умирал кто-то из мужчин-воинов, соплеменники либо сжигали его со всей воинской амуницией в погребальном пламени, либо отправляли по реке в ладье, усыпав листьями тиса. Все это происходило под аккомпанемент разудалых песен, а хмельная брага лилась бочками. Северяне верят, что за смертной чертой воина ждали вечные радости жизни: славные битвы рука об руку с легендарными героями прошлого, хмельные пиры в чертогах Амальганны и рощи, полные девственниц и умерших возлюбленных.

Сомнительные радости, как по мне.

На вопрос о загробных перспективах женщин наёмник расплывчато намекнул, что их тоже ждёт счастливое послесмертие: самые везучие удостоятся почётной роли служанки за пиршественным столом или наложницы в тех самых рощах. О том, что случится с менее удачливыми, северянин предпочел умолчать. После моего насмешливого замечания, что уж куда-куда, а на его родину или в Амальганну мне попасть совсем не хочется, Коннар заметно помрачнел.

Рисунок танца сменился, и песня утихла. Фигуры в хитолях выстроились в два ряда, встав лицом друг другу. Мне, наконец, удалось их сосчитать.

Всего на поляне оказалось тринадцать человек: по шесть с каждой стороны и один во главе, лицом к дороге. Они протянули друг к другу руки с вывернутыми к небу ладонями и, воздев головы, затянули ещё более тоскливую песню. На сей раз, она заключалась в монотонном чередовании звуков “а” и “э” и напоминала заунывный плач недавно родившихся детей.

- Интересно, надолго ли они тут собрались? - проворчал Коннар. - С них станется проторчать тут всю ночь, так нас и не заметив.

И невольно сглазил.

Светящийся шар вновь возник на сцене. Он появился в руках фигуры, что стояла особняком, не позволив даже понять, откуда. Незнакомец принялся плавно описывать круг шаром, двигая его посолонь. В какой-то момент шар дрогнул и чуть не упал на землю, а раструб капюшона обратился в нашу сторону. Остальные даже не повернули голов, из чего я сделала вывод, что они либо слишком погружены в свои рулады, либо стоят с закрытыми глазами.

Нас наконец-то заметили.

Несмотря на явное замешательство, глава не прервал странного танца. С грехом пополам покончив с кругом, он вытянул руки прямо перед собой и медленно двинулся вперёд, сквозь частокол рук товарищей, прорезая их, как костяной плавник речного трирама(184) - лёд по весне. В конце пути он вручил свою ношу ближайшему товарищу и прибавил шаг, путаясь в широкой хитоли и сбрасывая с головы капюшон.

Это оказался высокий человек с абсолютно лысой головой, тонкими бескровными губами и впалыми щеками. Жёлтый свет факелов превратил его в жертву зыбучих песков Ароайны(185), до последнего боровшуюся за жизнь.

- Вы кто такие? - буквально выкрикнул он, раздувая щеки. - Что делаете на этой священной тропе? Случайным зевакам сюда нельзя!

Ох, как обидно, что мой язык связан! В горле засвербело от желания указать ему на откровенное отсутствие логики: вряд ли “случайных зевак” занесло бы в такую глушь, так что наш визит в любом случае выглядит запланированным. Коннар гневно сузил глаза, а я мысленно застонала: похоже, наше предприятие может провалиться к Хэллю, даже толком не начавшись. Однако капитану удалось побороть собственную натуру. Он заговорил вполне мирным голосом, лишь легкой хрипотцой выдавая ярость:

- Мы не хотели нарушать ваш… кхм… танец. Просто очень торопились, чтобы вас догнать…

- Это не танец, а походный ритуал Выноса Шара! И зачем вам ещё понадобилось нас догонять? - с подозрением спросил мужчина. Он сильно вытянул шею, подробно разглядывая Коннара, и на лице его заплясал нескрываемый страх.

Я вполне разделяла его чувства. Наёмник и при свете дня не выглядит милым невинным созданием, а в неверных бликах пламени и подавно. К тому же, грязь и ошмётки застывшей слизи, намертво приставшие к коже и запутавшиеся в волосах, не добавляют в образ привлекательности. Конечно, перед тем, как тронуться в путь, мы ополоснули лицо и руки в мелкой речушке, что протекала близ Омнии, но толку от этого было мало.

Северянин вздохнул и простёр ко мне руку. Его пальцы повисли в ударе сердца от лица. Он стал похож на актера из королевского театра, готовящегося сыграть жизненно важную роль. Я взглянула на него и мысленно пожелала удачи: от убедительности Коннара зависело то, попадём ли мы в Лит-ди-Лиар без приключений или нам придётся прорываться туда с боем.

- Мой брат тяжело болен, - заговорил наёмник, и в его голосе прозвучала почти настоящая скорбь. - Это случилось с ним в пять лет. С тех пор мы мотаемся по всему свету в поисках средства, которое исцелит его…